Дом пекаря горит, точно свеча. Столб пламени вздымается к небу посреди узкой улицы, рассекает надвое ночную тьму. Разбуженные приглушенным звоном приходского колокола, бьющего тревогу, жители Пудинг-лейн вскакивают с постелей.
Из церкви принесены кожаные ведра, и их содержимое – вода, эль, даже моча и песок – все, способное погасить пожар, летит в огонь. Увы, этого мало. Раздуваемый странным ветром с востока, пожар упорствует, не поддается. Искры, подхваченные токами воздуха, танцуют во тьме, пляшут затейливую куранту, но вот одна отваживается отбиться от стаи, дабы упорхнуть на запад, к постоялому двору «Звезда», что на Фиш-Стрит Хилл. На задах «Звезды», обнесенной с трех сторон галереей, во дворике, обращенном к владениям пекаря, держат сено.
Одной искры вполне довольно.
На улице отчаянно вопят – и к черту покой соседей. Всякий, кто еще спит, просто обязан проснуться. В то время, как жители ближайших домов торопятся вытащить свои пожитки наружу, к югу и к северу, прочь от пожара, самые заботливые громко требуют принести пожарные крючья да поскорей ломать, растаскивать примыкающие дома, пока не занялись и они.
Однако домовладельцев, хозяев этих домов рядом нет: на Пудинг-лейн обитает народ небогатый, арендующий кров у более преуспевших. Посему, убоявшись последствий уничтожения чужой недвижимой собственности, да к тому ж отнюдь не дешевой, лорд-мэр Лондона, поднятый с кровати известием об опасности, пренебрежительно машет рукой и отправляется восвояси.
– Пфе! Любая женка юбку задерет, присядет да и погасит!
В конце концов, пожаров Лондон повидал немало.
Халцедоновый Чертог, Лондон, пять часов поутру
Дыхание Калех Бейр со свистом несется вдоль каменных коридоров, завывает в затейливых арках сводчатых потолков, не оставляя в покое ни закутка. Три дня на земле и под землей не смолкает ветер – последний, самый жестокий удар Гир-Карлин Файфской. Шпионов можно разоблачить и выставить вон, с воинами можно биться, но Калех не остановит ничто.
Под ее натиском дивные Халцедонового Двора осунулись, глаза их заблестели безумным огоньком. Ветер ведь нес с собою не только леденящую стужу Синей Ведьмы: в крыльях его гнездились призрачные голоса, исподволь шептавшие на ухо посулы зимы. Старость… Тлен… Гибель…
«Неудивительно, что все мы сходим с ума», – подумала Луна, дрожа под отороченным мехом плащом.
Долгие годы борьбы с Никневен – десятилетия, минувшие с той первой попытки поджога ольхового дерева – и все ее старания привели лишь к войне.
Впрочем, нет. Какая же это война? На пути к трону повоевать Луне довелось не раз. Нет, тут нечто иное – не честная битва воинства с воинством и даже не подковерные игры плаща и кинжала, шпионажа, интриг да измен. Калех могла погубить их всех, оставаясь незримой и недосягаемой. На что пошла Никневен, дабы заручиться ее помощью, Луна не в силах была даже предположить: Синяя Ведьма много превосходила любую из королев и древностью, и могуществом. Однако после всех прежних атак, после всех былых неудач Неблагая королева Файфа, наконец, залучила в союзники против Халцедонового Двора немалую, действительно грозную силу.
Страхи жертв лишь прибавляли Калех Бейр мощи. Скрипнув зубами, Луна склонилась над импровизированной картой, сооруженной из всего, что под руку подвернулось. Веер леди Амадеи изображал Лондон, полукруг его верхней кромки – городскую стену, а крайние спицы – линию речного берега на юге. Слева стояла серебряная табакерка – Собор Святого Павла, справа покоилась агатовая брошь – Тауэр, а длинная булавка, воткнутая в веер посреди, означала Лондонский камень.
Не снимая перчатки, Луна пристукнула кончиком пальца по верхнему краю веера.
– Калех Бейр – Хозяйка Зимы; таким образом, сила ее исходит с севера. Но с этой стороны мы защищены: стена хранит Лондон не только наверху, но и внизу. Она-то и преграждает вход в наши земли. Поэтому Калех идет в обход, с востока.
– Но отчего же не с запада? – спросил сэр Перегрин Терн. – Запад – сторона смерти и тоже владения Калех.
Капитан Халцедоновой Стражи без стеснения зажимал ладони под мышками, грея пальцы и пряча от посторонних глаз дрожь в руках. Несколько ранее, ночью, Луна послала его наверх. Там, снаружи, тоже дул ветер, но в мире смертных то был всего лишь обычный ток воздуха. Вот только сей краткой передышки хватило ему ненадолго: его затравленный взгляд то и дело скользил, метался от края к краю карты.
– А вот отчего. – Палец Луны переместился на юго-восток и уткнулся в агатовую брошь. – Тауэр – наше слабое место. Да, вход в Халцедоновый Чертог – внутри, в самом центре, но важен не он, а вся крепость в целом. Здесь, на востоке, городская стена примыкает к ее защитным постройкам, так что вход сей, можно сказать, находится на самой границе. Вот потому-то он и уязвим.
– Но вы ведь закрыли колодец, не так ли?
Этот вопрос задала Иррит, а ей можно было простить нехватку должной почтительности в тоне. В последние годы стройная, тонкая эльфийка оказала Луне немало добрых услуг и за то была возведена в рыцарское достоинство, однако куртуазностью манер не блистала: при дворе ее родного Беркшира жили гораздо проще, без церемоний, а в круг подданных Луны Иррит попала недавно. Вдобавок, о бренности бытия она знала куда меньше любого другого, и навеваемый ветром незримый ужас переносила из рук вон плохо.
Впрочем, и Луна держалась не лучшим образом. Она страдала не только за себя, но и за волшебный дворец, что с каждым минувшим часом становился все более студеным и хрупким.
– Разумеется, – отвечала она, изо всех сил стараясь не выдавать собственного непокоя. – Колодец закрыт и запечатан, насколько мне это по силам… но этого мало.
«Как же живут с этим смертные, зная, что с каждой минутой конец на шаг ближе?»
– А что… – не унималась Иррит.
Вопрос ее завершился испуганным вскриком. Дверь в комнату с грохотом распахнулась. В эти три дня держать двери затворенными не удавалось: рано ли, поздно, а ветер распахивал их, пугая всех до потери рассудка. Однако на сей раз переполох учинил человек. Вцепившись в край двери, Джек Эллин потянул створку на себя, тщетно стараясь закрыть ее, но вскоре, выругавшись, бросил сию затею. Советники Луны с дрожью подались от рослого человека, подошедшего к столу, прочь: очень уж явно присутствие смертного перекликалось с посулами ветра. Луне с трудом удалось не дрогнуть, когда он поднял руку и коснулся ладонью ее щеки.
Сей жест – прикосновение лекаря – не имел ничего общего со страстью. Его воздействие и обнаружилось-то случайно, когда нечаянное прикосновение Джековых пальцев внезапно развеяло мрак, что охватил душу. Для Джека Эллина, как и для всякого смертного, угрозы Калех были делом вполне естественным, и бремя, грозившее раздавить Луну, он носил на плечах, сам того не замечая. Благодаря сим связующим узам она обрела возможность разделить гнет ветра с ним и хоть на время обрести ясность мыслей.
Луна позволила себе поблагодарить его взглядом, но не улыбкой, и Принц Камня опустил руку, вновь предоставив ее самой себе. Временное облегчение, не более… однако оно внушало надежду.
– А известно ли государыне, что у вас крыша в огне? – с обманчивой беззаботностью сказал Джек.
Луна невольно вскинула взгляд к потолку и тут же с немалым стыдом подумала, что весть о пожаре в Халцедоновом Чертоге приняла бы едва ли не с радостью – лишь бы покончить с этой невыносимой стужей. Но нет, черный каменный свод потолка был по-прежнему покрыт слоем изморози.
– Пудинг-лейн, – пояснил Джек, любезно не замечая ее неразумного порыва. – А теперь еще и Фиш-Стрит Хилл.
Тепло… Свет… Пришлось постараться, напоминая себе, что речь не о спасении – о бедствии.
– Пожары – дело обычное, Джек.
А между тем у нее и иных забот в изобилии…
– Выходит, пускай горит?
Выражение его лица высказывало все, о чем умолчал язык: брови удивленно приподняты, губы кривятся в цинической усмешке…
«Да ведь он пришел к нам за помощью!»
На что имел полное право, а Луна была обязана откликнуться на его зов.
«Во имя древней Маб клянусь сделать все возможное, дабы уберечь от бед Лондон и его жителей – и страх мне в том более не воспрепятствует».
В голове эхом зазвучали слова, произнесенные ею едва год назад. Ведь именно с этой целью она и остановила выбор на Джеке – не царедворце, но лекаре, жизнь посвятившем благополучию Лондона. Нет, просить его послужить сему делу, а после оставить его призыв без внимания Луна никак не могла – даже не будучи связана клятвой.
Та частица ее естества, что укрылась в норке, точно мышь рядом с ястребом, пронзительно запищала: препятствует-де Луне отнюдь не страх, но трезвый расчет! Чем она может помочь Джеку, когда Калех воет им в самые уши, предвещая погибель?
«Многим».
Едва сообразив, что с подданных станется разбежаться перед лицом неминуемой смерти, Луна конфисковала весь бренный хлеб в Халцедоновом Чертоге. Ведь именно этого – повального бегства – и добивалась Никневен, посылая против них Синюю Ведьму: опустевший дворец останется беззащитным перед грубой силой. Однако некоторым из придворных вполне можно дать передышку, снабдив их хлебом и отправив Джеку на помощь.
Потянувшись мыслью наверх, Луна почувствовала жар, опаляющий камень и землю двух названных улиц. Ощущение не из приятных: по телу, оказавшемуся меж жаром и стужей, пробежала дрожь, зато и место, и масштабы бедствия ей теперь были известны.
– Путь через Биллингсгейт свободен, – сообщила она. – Возьми полдюжины наших, кого сочтешь полезными – из тех, кто наверняка не сбежит. А если нужно, то и больше. Хлеб у тебя будет.
Оглядев стол, она остановила взгляд на Иррит. Беркширская эльфийка знала Лондон из рук вон скверно, однако еще немного на этом ветру – и не выдержит.
– Ступай с принцем. Будешь гонцом – на случай, если ему потребуется что-то еще.
Иррит поклонилась и Луне, и Джеку. Джек ободряюще улыбнулся ей, но руки к ней не протянул: без уз, что связывали их с Луной, Принца с королевой, прикосновение принесло бы больше вреда, чем пользы. Когда он попробовал проделать то же с Амадеей, та вскрикнула и ударилась в слезы, заявив, что почувствовала разложение его плоти.
– Я сделаю все, что сумею, – пообещал он, прежде чем поспешить к двери. – Возможно, нам удастся обернуть это к своей пользе, против Хозяйки Зимы.
Река Темза, Лондон, шесть часов поутру
Джек Эллин не принадлежал к почтенным седобородым докторам медицины, однако управлялся и с лихорадкою, и с чумой, не раз смотрел в лицо самой смерти и знал цену утешительной лжи. Надежды на будущее, пусть даже беспочвенные, способны придать пациенту сил, а силы Луне требовались, как никогда.
Но правда состояла в том, что он понятия не имел, как обратить жар наверху против стужи внизу. Человек любопытный, вечно жаждущий новых знаний, Джек, едва выяснилось, что сей противоестественный ветер – дыхание Калех Бейр, принялся расспрашивать дивных о шотландской ведьме. К несчастью, его любопытство осталось неутоленным: лондонские дивные не знали о ней почти ничего, да и непривычные мысли о смерти сосредоточенности умов отнюдь не способствовали. Таким образом, работать было практически не с чем.
«Я предпочел бы поступить наоборот», – уныло признал он, выбираясь из подземного хода в крохотный дворик одного из биллингсгейтских домов. Если б ему удалось удавить огонь холодом, он так бы и сделал: пожары в Сити, выстроенном по большей части из дерева – штука ужасная. Тем более, в этакую летнюю сушь…
Однако ж здесь, наверху, ветер был вовсе не так уж студен, сколько б ни дул с востока, противу обычного. «Теперь-то все эти благородные джентльмены в своих ковент-гарденских особняках вони Сити понюхают», – подумал он, щурясь в утренний полумрак, однако мысль оказалась не столь утешительной, как можно было надеяться.
Следом за ним наружу выбрался отряд помощников-дивных. Джек всей душой надеялся, что от них будет польза: на что способны дивные, он еще толком не знал. Хотя, разумеется, их умения на что-нибудь да годны. Вдобавок, придворными он пренебрег, отобрав себе в помощь самых скромных из подданных Луны. Взятые им с собою гоблины и хобы были куда крепче и более привычны к физическому труду. Ну, а тушение пожаров как раз и есть тяжелый, изнурительный, грязный физический труд – надо думать, даже при помощи магии. Трое гоблинов, пара хобов да один дух; все – под покровом чар. Заметить пожар оказалось проще простого: зловещее зарево над крышами с северо-востока сияло, точно фальшивый рассвет, причем совсем недалеко.
– К реке, – немного поразмыслив, велел Джек спутникам.
– А так не пройдем? – возразил Мангл, указывая в сторону дыма. – Милорд, – словно опомнившись, добавил он.
Судя по грязи, коростой покрывавшей его тело, в последний раз этот богл приближался к воде хотя бы на вытянутую руку еще до рождения Джека.
– Так выйдет дольше, – отвечал гоблину Джек. – И здесь я не милорд и не Принц Камня. Нам и без лишних расспросов, с каких-де пор меня пожаловали дворянством, и не могу ли я чем пособить при дворе, забот хватит. Что до твоего вопроса: пожар распространяется на юг и на запад, от нас будет больше проку с другой стороны. Но улицы забиты людьми, перетаскивающими пожитки подальше от огня, поэтому раздобудем уэрри[24] и доберемся до места по реке.
Не без толики воркотни – Мангл желал драки и, очевидно, не понимал, что на сей раз противник не из тех, кого можно одолеть кулаками – они отыскали ближайший спуск к реке. Вокруг, на расстоянии оклика, оказалось полным-полно лодочников: одни глазели на дым, другие везли пассажиров, глазевших на дым за них. Подозвав лодку, в которой могли поместиться все, Джек велел лодочнику провезти их меж опорами моста и высадить на берег с той стороны.
Вот там-то они и сделают… ну, что-нибудь да сделают. Да, получив приглашение ко двору дивных, борьбы с пожарами Джек не ожидал, однако это будет прекрасной возможностью проверить, на что дивные способны.
Прилив был невысок, река спокойна, и уэрри решительно устремилась к мосту. Вот только лодочнику пришлось лавировать меж других лодок, так что путь оказался небыстр. Не успели они достичь каменных быков моста, как яркая вспышка на берегу заставила всех разом повернуть головы влево.
С чудовищным грохотом, подобным реву жуткого зверя, один из множества складов, примыкавших к реке, полыхнул оранжевым с золотом. В лица дохнуло жаром, и Иррит отшатнулась назад, да так, что едва не выпала за борт. Видя, с какой быстротой разгорается пламя, лодочник, представитель сословия, славящегося среди лондонцев мастерством в сквернословии, пустил в ход весь свой непотребный лексикон.
– Смола и деготь, – сказал хоб по имени Том Тоггин, когда лодочник замолчал, и Джек не сразу сумел понять, что это вовсе не ругань. – Или нефть. Или пенька. Наверное, деготь – с ним всегда вот этак.
Тут, в свою очередь, выругался и Джек.
– Ты хорошо знаешь пристани, так? – заговорил он, схватив лодочника за плечо. – Много ли рядом складов, где хранится что-то подобное?
Казалось, лодочник навеки утратил способность моргать.
– Э-э… точно не знаю…
– Много таких или нет?!
Все это время лодка бесцельно дрейфовала вниз по течению. Лодочник пожал плечами.
– Да, почитай, большинство.
Новый грохот, новая волна жара. Следом за первым складом занялся и соседний, и…
Там, в самом сердце пекла, что-то всколыхнулось. Возможно, не более чем причудливый отсвет пламени, огненная рябь вдоль линии рухнувшей крыши… но дивные в лодке видели куда больше смертных людей. Вцепившись в рукав Джека, Том Тоггин ткнул в сторону берега трясущимся от ужаса пальцем.
«Саламандры?» – подумал Джек, охваченный любопытством вопреки всем тревогам. Несколько таких созданий, духов огненной стихии, обитали и в Халцедоновом Чертоге, и он все собирался изучить их как следует. Но, судя по всему, что он знал, саламандры вряд ли могли бы внушить хобани такой страх.