Карам нахмурилась, когда Тавия щелкнула крышечкой тюбика и дрожащей рукой поднесла его к лицу. Потом чмокнула напомаженными губами. Звук получился неестественно громким.
– У меня нет на это времени, – сказала Тавия. – Ты пожалеешь о том, что попыталась остановить меня.
Хей реб, какой же смешной воякой она была: с раскладными ножичками в карманах, с разрезами под ногтями. Уличная девчонка с брошкой на плече, готовая покорить мир.
Воительница попыталась сдержать гнев. Саксони будет вне себя, если Карам убьет ее лучшую подругу.
– Ты не можешь мне угрожать, – хмыкнула Карам. – Полагаю, я просто вышибла из тебя остатки мозгов.
На щеке Тавии уже наливался темным цветом синяк. Она сложила губы в безэмоциональную улыбку и произнесла:
– Когда я тебя уложу, это будет твой самый крепкий сон за многие годы. Может быть, ты даже скажешь мне «спасибо» за это.
Карам едва не засмеялась.
– А потом Уэсли убьет тебя, если я не убью тебя сама. Мы обе знаем: его душа черна настолько, что чернее и быть не может.
Тавия одним рывком преодолела разделявшее их расстояние.
– У Уэсли Торнтона Уолкотта нет души, – сказала она и поцеловала Карам.
Та отшвырнула ее и сплюнула, глядя, как Тавия ударяется о стены коридора.
«Свихнулась», – подумала Карам.
Тавия свихнулась. Карам намеревалась убить ее за это. Сразу же после того, как вымоет губы и прополощет рот. Дважды.
Карам сделала шаг вперед, яростно утирая губы рукавом. И тут она споткнулась.
Ноги девушки внезапно задрожали и ослабели. И стали слишком тяжелыми, чтобы можно было оторвать их от земли.
– Постарайся не сопротивляться этому, – посоветовала Тавия. – Саксони убьет меня, если ты из-за этого покалечишься.
Похоже было, что Тавия хмурится. Однако Карам не могла разглядеть отчетливо. Коридор расплылся, затем снова вернулся в фокус – и начал вращаться, искажаясь и растягиваясь.
Карам почувствовала, как замедляется ее пульс. Когда же девушка попыталась осмотреться по сторонам, встряхнуть головой или собрать воедино многочисленные кривые отражения Тавии, глаза охранницы стали закрываться.
Она поднесла ко рту непослушную руку.
На кончике большого пальца остался мазок черной помады.
Серая магия. Черная магия.
Стоящая напротив Тавия с печальным вздохом спрятала тюбик в карман.
– Считай, что ты покойница, – выдавила Карам.
И упала.
Глава 7
Тавия
Тавия стерла помаду рукавом и переступила через тело Карам, рывком отодвинув занавесь перед дверью в кабинет Уэсли. Прижав ладонь к дверной пластине, она подождала. Черное стекло немного помедлило, вероятно, ощущая гнев Тавии, но в конце концов неспешно отъехало в сторону.
Первое, что открылось глазам Тавии – это Уэсли, примостившийся на краю стола. В руке он сжимал какие-то бумаги, брови юноши были нахмурены. Потом она увидела кровь.
На столе Уэсли лежал нож. Тавия отчетливо поняла: посредством этого оружия он сотворил что-то ужасное. На лице смотрящего оставалось слишком хорошо знакомое ей выражение: как будто ему не понравилось, что пришлось вставать для того, чтобы кого-то пырнуть. Или, быть может, королю преступного мира не нравилось то, что теперь придется отчищать кровь с ковра.
Уэсли поправил свой галстук-бабочку, как будто тот слишком туго сдавливал ему горло. Потом нахмурился еще сильнее, глядя на новые синяки, испещрявшие тело Тавии. Но когда он на краткую долю секунды встретился с нею взглядами, этого было достаточно, чтобы дать фокуснице понять: смотрящий не в восторге от того, что она не удосужилась постучаться.
– Мне нужна твоя помощь, – заявила Тавия.
Уэсли вздохнул. Однако дело было не в ней. Сейчас он совершенно не обращал на девушку внимания. Только когда его взгляд сместился, Тавия заметила: в комнате находится еще один человек. Фальк.
Неизменный крейджийский специалист по магическому оружию и заноза в заднице каждого фокусника. Трудно было понять, кому в Крейдже можно доверять, – однако легко сообразить, кому верить нельзя. Фальк был поганым пронырой. Глазами и ушами смотрящего – и любого, кто вознаградит его парой монет.
Мелкий ручной хорек Уэсли Торнтона Уолкотта.
Он давным-давно миновал рубеж выплаты жизненного долга и явно намеревался прожить остаток жизни под сенью Кривды, выстраивая своеобразную карьеру: от соглядатая до следующей должности в череде тех, что отделяли Фалька от звания смотрящего.
Возможно, ему удастся стать чистильщиком обуви при Уэсли.
– Мне нужно, чтобы эти гильзы были готовы уже сейчас, – сказал Уэсли.
Фальк кивнул:
– Я знаю, о чем вы просили, но…
– О, – произнес Уэсли. Потом повторил, как будто до него только что дошло: – О! В этом-то и загвоздка. Ты думаешь, будто я просил.
Уэсли взял со стола ножик для вскрытия писем. Лезвие блеснуло у него в руке.
– Если ты не можешь следовать простым приказам, Фальк, я найду кого-нибудь, кто на это способен.
Тавии не требовалось видеть лицо Фалька, чтобы понять: губы у него дрожат. Ее руки сжались в кулаки. У девушки не было времени на все это.
Она снова представила себе отметину на шее мужчины. Отметину на шее Саксони. Ту самую отметину, которую фокусница так часто видела внутренним оком – в кошмарах о смерти матери. Увидеть эту язву наяву дважды за один день – это напоминало кошмарный сон. Однако Тавия понимала: проснуться ей вряд ли удастся.
Она знала, что Саксони в опасности – и будь девушка проклята, если намеревается и впредь стоять в стороне и ничего не делать. Быть может, Тавия и не смогла спасти свою маму; быть может, она не сумеет помочь тому мужчине в камере – но свою подругу фокусница постарается вызволить из беды.
– Уэсли! – Тавия практически выплюнула его имя.
Смотрящий повернулся к ней – как будто вообще забыл о ее присутствии. Тавия заметила в уголках его глаз какое-то холодное выражение, которому не смогла найти определения. Но он сморгнул эту эмоцию и улыбнулся ей привычной хитрой улыбкой.
– Судя по твоему виду, денек удался, – сказал он. – Ты ведь не убила Карам для того, чтобы войти сюда? У меня нет времени на поиски нового охранника.
Тавия сердито взглянула на него. С каждой секундой она теряла терпение. Девушка знала, что на ее лице написано отчаяние. И Уэсли видит это. Не может не видеть.
– Фальк, – промолвил он, словно ощутив, что терпение Тавии на исходе. – Ты не оставишь нас одних?
Его ручного хорька не требовалось просить дважды.
Фальк практически выпрыгнул из кресла, мелко закивал и, пятясь, вышел из комнаты. Мужчина не сводил взгляда с Уэсли и ножика для бумаг, который тот вертел в руках.
Добравшись до двери, он бросил на Тавию взгляд – слишком самодовольный для того, кто пару минут назад едва не обмочил штаны при виде канцелярской принадлежности.
Дверь за прислужником со щелчком закрылась. Девушка не отрывала взгляда от Уэсли.
– Мне нужна твоя помощь, – повторила она, делая шаг к юноше.
– Да, – отозвался Уэсли, – я тебя слышал.
Огненный амулет, который Тавия выиграла у Саксони, жег ей ребра. Хотя фокусница спрятала его под подкладкой куртки, взгляд Уэсли был устремлен именно в эту точку – будто он каким-то образом чувствовал магию.
– Саксони в беде, – сказала Тавия. – Миростражники пришли за нами. Я даже не знаю, жива ли она сейчас – если вспомнить ее поведение.
– И это все? – Уэсли сунул руки в карманы, негромко вздохнув: – Я думал, случилось что-то серьезное.
Тавия без колебаний метнула в него огненный амулет.
Уэсли быстро извернулся. Талисман пролетел мимо него, ударившись о картину позади стола. Уэсли, нахмурившись, взглянул на разгорающееся пламя.
– Мне нравилась эта картина, – сообщил он.
«Вот ублюдок!»
Тавия выхватила из голенищ каждого ботинка по ножу. Однако Уэсли лишь откинулся назад, припав к крышке стола. За его спиной пылала картина.
– Рискну предположить, что ты не в том настроении, чтобы разговаривать по-людски, – заметил он.
– Все равно все твои слова – ложь!
– А я думал, тебе нужна помощь. Странный способ просить о ней.
Тавия прищурилась. Потом прокрутила ножи в руках. Как бы ни была зла, девушка испытала крошечное облегчение от того, что не уронила их.
Она поверить не могла, что Уэсли ведет себя так равнодушно – даже после ее слов. На кону стоит жизнь Саксони. Тавия поверить не могла, насколько далеко Уэсли ушел от прежнего себя – от того, с кем она дружила. Казалось невозможным, чтобы человек мог вот так взять и вывернуться наизнанку.
Как будто едва он убил старого смотрящего, то сразу после этого – бум! – как по волшебству, парень, которого она знала, исчез. Вместо него появился кто-то другой. А может быть, Тавия просто заблуждалась. Возможно, тот парень с самого начала являлся иллюзией.
– Просто чтобы тебе стало ясно, – произнес Уэсли. – Я не твой мальчик на побегушках. Я твой смотрящий. У меня есть город, которым надо управлять. Прямо сейчас спасение твоих друзей – отнюдь не моя главная задача.
– Ты прав, – отозвалась Тавия, нацеливая ножи. – Я не в настроении разговаривать.
Она бросилась вперед, готовая, если понадобится, силой отвести Уэсли в мироучасток. Девушка ни за что не могла оставить Саксони страдать в камере, как это произошло с Дэниелом Эмильсоном.
Но Уэсли встретил ее не оружием. Юноше понадобилось не больше секунды для того, чтобы взмахом руки отправить навстречу Тавии волну магии.
Одним текучим движением руки Тавия с зажатыми в них ножами оказалась отброшена назад. Она споткнулась, выругалась и снова метнулась к нему.
Уэсли вскинул обе ладони. Девушка оказалась недостаточно быстра. Всплеск энергии охватил ее. Незримая сила обвилась вокруг плеч, словно аркан, сдавив с такой силой, что девушка едва не закричала.
Она крутанулась на месте, освобождаясь от магии. Еще не завершив разворот, фокусница метнула оба ножа. Они с лязгом упали к ногам Уэсли. Смотрящий несколько мгновений хмуро смотрел на клинки. Тавия сжала кулак и ударила, но Уэсли легко уклонился, схватив ее за запястье и выкрутив так, что в конце концов девушка едва не рухнула на колени.
– Прекрати, – потребовал он.
Тавия пыталась вырваться.
– Отпусти меня, тогда прекращу.
– Верится с трудом.
Тавия фыркнула и ударила головой назад. Когда ее затылок встретился с носом Уэсли, девушка услышала хруст и ощутила, как кровь юноши брызнула ей на шею.
Уэсли выпустил ее руку и прижал ладонь к носу. Тавия ударила снова. Однако юноша все еще был невероятно быстр, хотя кровь стекала ему на губы. Он щурил глаза, стараясь справиться с болью.
Смотрящий с силой оттолкнул Тавию, а потом перешел в наступление. Протянув руку, он схватил девушку за воротник. Когда она попыталась пнуть юношу, ее ноги словно примерзли к полу. В дело снова пошла магия. Силы давили на нее, не давая сдвинуться с места.
Точно так же они сражались в детстве, испытывая свои новые амулеты и отрабатывая приемы.
Уэсли всегда брал верх, готовый к любой атаке, которую могла применить Тавия – какими бы хитрыми эти атаки ни были. Девушка не понимала, почему ее так удивляет то, что с тех пор ничего не изменилось.
В конце концов, именно Уэсли научил фокусницу всему, что она умела.
Тавия стала лучшей в этой игре только потому, что он перестал играть.
В течение нескольких минут Уэсли продолжал держать ее за воротник. Его залитое кровью лицо находилось в нескольких сантиметрах от лица Тавии. Потом парень вздохнул, выругался и оттолкнул ее. Отойдя к своему столу, он вытащил из кармана пиджака носовой платок и прижал к носу. За спиной смотрящего все еще потрескивало пламя. Уэсли прикрыл глаза, резко выдохнул и припечатал обе ладони к столешнице.
Огонь замерцал и угас.
– Я хочу, чтобы ты хотя бы раз сказал мне честно, – заявила Тавия, переводя дыхание. Говорила она так же тихо, как и Уэсли. Девушка старалась не смотреть на кровь, размазанную по его лицу. – Хватит вранья. Просто скажи мне прямо.
Уэсли снова хлопнул ладонями по столу. Когда парень поднял взгляд на Тавию, его глаза выглядели почти черными.
– Сказать тебе что?
Впервые за много лет его голос потерял всю тщательно выпестованную изысканность, которую Уэсли всегда старался поддерживать. В интонации появилось что-то от того уличного мальчишки, каким он когда-то был. Тавия проигнорировала это. Сентиментальность до добра никогда не доводила.
– Саксони выпила тот эликсир, который ты мне дал, – сказала она. – Ты знал, насколько опасно это зелье?
Несколько мгновений Уэсли медлил. Потом вытер платком верхнюю губу. Кровь уже начала подсыхать.
– Поверить не могу, что ты явилась сюда и затеяла драку только потому, что твоя тупая подружка выпила зелье, которое даже не подумала купить.
– Ты сказал мне, что я продаю счастье! Ты солгал мне.
Уэсли выпрямился.
– Я никогда тебе не лгал.
Он сказал это так, словно верил в правдивость этого. Как будто полагал, что если не видеть очевидного, это уменьшит его вину. Может быть, Глава и наплел парню что-то. Однако Уэсли отлично понимал, что все это враки, и все равно купился на них. И теперь пытался скормить их Тавии. Старался убедить девушку, что это вовсе не ложь.
– Ты же любимчик Главы, Уэсли.
Парень мрачно сощурился.
– Он что-то замышляет, – продолжала Тавия. – И ты действительно хочешь мне сказать, будто Глава не посвятил тебя в это?
Уэсли скривил губы.
– Я не приказывал тебе давать эту магию дружкам, – напомнил он. Потом сложил окровавленный платок аккуратным треугольничком и сунул в карман. – Тебе следовало слушаться меня.
Тавия подавила яростное желание швырнуть ему в лицо еще один огненный талисман.
– Это не игра, Уэсли. Моя мать…
Она умолкла. Уэсли нахмурился. Тавия много лет почти ничего не говорила о своей матери: время от времени у нее прорывалось несколько слов; несколько слезинок, несколько ужасных, судорожных воспоминаний. Уэсли удивился, что она заговорила об этом сейчас.
– Твоя мать – что? – спросил Уэсли.
Тавия сглотнула в попытке подавить дрожь в голосе.
– Это магическая болезнь, – сказала она. – Она вернулась.
Ни одного случая заболевания не возникало так давно, что она почти сумела забыть об этой хвори. Эпидемия магической болезни разразилась, когда Тавия была еще ребенком. Недуг распространился по всей Усхании. В те времена в бедных регионах было обычным делом очищать запасы воды при помощи магии. По сути, это оказалась не столько болезнь, сколько отравление магией, в избытке накопившейся в организме. А люди, не имевшие средств на свежую воду, купались в магически очищенной воде и готовили на ней еду.
Некоторые случаи заболевания были не особо тяжелыми: счастливчики отделывались головной болью и кровотечением из носа. Но если на теле появлялась отметина, надежды на выздоровление рушились. Магией нельзя вылечить передозировку магии.
Лекарства не существовало.
Спасти заболевшего было невозможно.
У него просто отказывали органы – один за другим.
Тот мужчина в камере должен был умереть из-за зелья, которое продала ему Тавия. Если и Саксони умрет, девушка не знала, что тогда сделает.
Уэсли моргнул, но и только. На его лице не отразилось ничего, кроме удивления.
– Что произошло, когда Саксони приняла эликсир? – спросил он.
– Она впала в безумие, – ответила Тавия. – Швырялась в меня магией так, будто хотела убить. Говорила что-то о голосах в своей голове. И мужчина, которому я еще до этого продала флакон зелья, рассказывал то же самое. Прямо сейчас он сидит в камере, и у него на шее эта клятая отметина. Эликсир что-то сделал у них в головах. Можно отобрать у человека многое, Уэсли, но только не разум. Разум нельзя украсть и нельзя продать.
На нижней челюсти Уэсли задергалась мышца.
– Я уже сказал тебе: я этого не делал, – произнес он. – И ты уверена, что видела эту отметину?