– Он сделал свое дело.
– Итак, кто-то хотел прогнать нас из Ива-Сколовды – настолько, что готов был заплатить чудовищную цену, которую наверняка потребовал за эту работу бин Юсиф. И это наверняка не тамошние роялисты. Не забывайте, он занимался приготовлениями в горах еще до того, как мы захватили власть в городе.
– Предвидение, – пробормотал Брок. – Магия. – Вид у него был такой, словно он откусил от плода дикой яблони. – Звездный Всадник хочет свести счеты?
– Возможно. Но что особенно странно – он убивает шпионов, одновременно набирая рекрутов в свою армию. Почему?
– Происходит нечто весьма серьезное, – заявил Вальтер.
– Великолепно. И именно этого мы не предвидели, отправившись на равнины. Чего-то, начавшегося намного раньше, и на что мы не обратили внимания. Вот только что это?
Речь Туррана носила чисто риторический характер, пока он не дошел до последнего вопроса: «Что это?» И оказалось, что у него тоже нет ответа.
– Лучше всего не высовывать отсюда носа, пока не выясним, – сказал Вальтер. – Пока у нас есть Рог, мы можем продержаться здесь столько, сколько потребуется. Это наверняка Звездный Всадник, – намного тише добавил он, – пытается свести счеты.
– Собственно, таков и мой план. У нас слишком мало людей, однако я сомневаюсь, что до нас сумеют добраться. Если нам удастся отражать их атаки до зимы, мы победим. Они окажутся в ловушке погоды, у них нет надежных путей для поставки припасов. Предполагаю, что они отступят с первым снегом и разбегутся, едва доберутся до равнин. Ни Ива-Сколовда, ни Двар не в состоянии их удержать – к ним нет доверия.
– А следующим летом они снова увидят нас на своей территории, только на этот раз будут слабее, – задумчиво проговорил Вальтер.
– Во всяком случае, звучит неплохо, – пробормотал Брок. – Однако я бы предпочел иметь лучшее представление о том, что происходит.
– Тебя, – сказал ему Турран, – я назначаю главным на время осады. Обеспечь, чтобы эта груда камней стала неприступной. А теперь нужно сообщить остальным. Не делайте столь серьезных лиц, пусть сочтут все это неплохой шуткой. Смейтесь над тем, что кто-то оказался настолько глуп, чтобы выступить против нас.
Турран и его братья отправились в Большой зал, где сообщили всем о предстоящей осаде.
Сальтимбанко и Непанта долго шли по холодным коридорам, пока не добрались до ее покоев в Колокольне. Сев на табурет перед пяльцами, Непанта занялась вышиванием. Сальтимбанко поудобнее устроил свою тушу в большом, набитом гусиным пухом кресле напротив камина. Служанка Непанты принесла подогретое вино и тут же исчезла.
Комната Непанты, возможно самая обустроенная во всем Вороньем Грае, была полна типично женских вещей. В углу висело забытое летнее платье, на краю туалетного столика, уставленного косметикой, которой она редко пользовалась, лежала поспешно брошенная кружевная шаль. Ковры на полу, гобелены на стенах, сами запахи, которыми был насыщен воздух, – все однозначно говорило о том, что комната эта принадлежит женщине.
В комнате царила столь тихая и уютная атмосфера, что Сальтимбанко начало клонить в сон. Не прошло и пяти минут с их прихода, как послышался его негромкий храп.
Касаясь вышивки волосами, Непанта бросила на гостя взгляд, который наверняка удивил бы ее саму, знай она, что промелькнуло в ее глазах, а потом задумалась. Ей казалось, будто он появился на свет уже полностью взрослым, незадолго до прибытия в Ива-Сколовду.
Прошлое? Было ли у Сальтимбанко вообще какое-либо прошлое? Да, было – хотя мало кто из мужчин мог бы гордиться подобным.
Самые ранние его воспоминания относились к воровскому детству, проведенному в обществе слепого алкоголика-садху, который был отнюдь не святым человеком, но законченным мошенником, что наложило свой отпечаток на всю последующую жизнь Сальтимбанко. Этот отшельник-садху бродил между Аргоном, Некремносом и Троесом, время от времени совершая вылазки в Матаянгу. Именно он внушил Сальтимбанко крайнее презрение к честному труду. И именно от него, как и от других, в чьей компании им приходилось путешествовать, мальчик научился талантам карманника, ловкости рук, чревовещанию и прочим трюкам, к которым прибегал, желая убедить людей в своих магических способностях.
Сведя давние счеты с садху, который относился к нему крайне жестоко, словно к рабу, и после того, как благодаря кражам и шулерству его возненавидела половина Среднего Востока, он сбежал на Запад. В Алтее он пристал к труппе бродячих циркачей, ведших цыганскую жизнь на территории западных королевств. Порой он утверждал, что имя, которое себе взял, – Насмешник – происходит от роли, которую он играл в страстных пьесах, но то была неправда. Когда он не был на сцене или в своей палатке с табличкой «Магелин Маг», он смешивался с толпой зрителей, срезая у них кошельки. Все эти занятия приносили ему весьма неплохой доход.
Однажды, однако, он срезал кошелек не у того, кого надо, и обнаружил, что кто-то крепко сдавливает его запястья. Внезапно он понял, что смотрит на смуглое, похожее на орлиное лицо, в хищные глаза… Он сумел освободиться, нанеся удар в стиле, которому научился на Востоке. Потом они подрались, но не победил никто.
Потом Гарун пришел с ним поговорить. Насмешник же вскоре убедился, что, сам того не замечая, стал работником Юсифа – шпионом, который должен был проникнуть в лагерь Эль-Мюрида, вождя орд религиозных фанатиков, осаждавших Хеллин-Даймиель.
Действуя под влиянием вдохновения, он нанес решающий удар в войнах Эль-Мюрида, успешно похитив дочь Ученика Ясмид. Возникшее в лагере Эль-Мюрида замешательство дало Гаруну и его партизанам месяц, требовавшийся для того, чтобы прервать осаду Хеллин-Даймиеля, и создало бин Юсифу заслуженную репутацию.
Последующие несколько лет Насмешник, Гарун и их общий «друг» Браги Рагнарсон провели, ввязываясь в разнообразные безрассудные авантюры, а затем из них выпутываясь. Позже, однако, Гаруна начала мучить совесть, и он назвался Королем без Трона, став главой роялистов, которых Эль-Мюрид изгнал из Хаммад-аль-Накира, после того как захватил там власть. А потом глупец Рагнарсон женился, и смуглый толстяк, которому было уже около тридцати, вдруг понял, что снова в одиночестве блуждает по свету, таскаясь за цирковыми повозками или берясь за всевозможные шпионские миссии. Воспоминания о том, что связывало этих троих, изгладились из народной памяти…
Потом Гарун вновь появился словно из-под земли в обществе старика, обещавшего несметные богатства.
Насмешник, будучи страстным игроком, отчаянно нуждался в деньгах.
Так что долгий путь в конце концов привел его туда, где он находился сейчас, – порой мучительный, часто опасный и редко даривший счастье. Здесь, в Вороньем Грае, он чувствовал себя как дома и столь близко к полному счастью, как, наверное, еще никогда в жизни. Ему нравились Короли Бурь – но наступит день, когда ему придется их предать…
7
605–808 гг. от О. И. И
Даже воробей находит свой дом
Пал, пал Ильказар, подобно руинам, подобно смерти. Что же осталось после того, как была достигнута цель?
Вартлоккур ушел, одинокий и полный отчаяния. Дело всей его жизни завершилось, и намерения его увенчались успехом.
Вкус победы уже отдавал желчью. Он заплатил за нее двадцатью годами своей жизни, но теперь она казалась ему совершенно бессмысленной, быть может, даже трагической ошибкой. Уничтожив то, что воплощало в его глазах зло, он уничтожил и много хорошего. Несмотря на всю порочность, империя давала простым людям то, за что они были ей благодарны, – мир на большей части западных территорий, общие законы и язык, относительную общественную и личную безопасность… Вартлоккур не сомневался, что теперь, подобно червякам, появятся тысячи мелких властителей, чтобы пожрать труп империи, и запад погрузится в хаос.
Он ощущал на плечах тяжкий груз ответственности за то, что совершил.
Должен ли он теперь покончить с жизнью, порвав тем самым с прошлым и со страданиями, которые причиняли бы ему последствия совершенных им поступков?
Нет, решил он. Нет. Возможно, он еще в состоянии что-то сделать, чтобы оправдать свое существование, искупить нанесенное зло, смягчить наступающую боль.
Он поднял взгляд, и ноги сами понесли его на север – направление ничем не хуже и не лучше других, когда нет определенной цели. Он снова вернулся к своим мыслям, размышляя о том, что слышал когда-то от Ройяла.
Всему свое время, говорил Ройял. Время рождаться и время умирать, любить и ненавидеть, сеять и жать, плакать и смеяться, воевать и жить мирно, творить и разрушать. И время любить женщин. Только сам мужчина способен в душе понять, когда придет это время. По мере того как Ильказар оставался позади, он все больше понимал, что Ройял был по-своему, по-крестьянски, столь же мудр, как священники и чародеи, которые потом его учили. Его охватило чувство полного одиночества, тоска по Ройялу и его старой жене. Ненависть и уверенность в своей цели исчезли без следа, он вернулся туда, откуда пришел, одинокий в одиноком мире.
Одиночество никогда еще не мучило его столь сильно. Вартлоккур хорошо его познал за проведенные в Шинсане годы, однако казавшееся невыносимым само существование Ильказара затмевало все остальное.
«Пал, пал Ильказар, величайший среди всех городов!»
Потеря матери опустошила его душу, однако утрату смягчила доброта палача, а потом Ройяла. Теперь же, когда улицы Ильказара превратились в дом для шакалов, он стал никому и ничему не нужен. Имя его – уже легенда, готическая легенда, полная мрака и ужаса. Легенда, которой в устах многих рассказчиков предстояло обрастать новыми подробностями. Оставаясь Вартлоккуром, он будет жить в пустоте, созданной страхом: вдруг снова воспользуется Силой, которую проявил под Ильказаром.
«А как насчет женщин?» – спрашивал он себя. Невежество его в отношении противоположного пола было столь же безмерным, как и знания о Силе. Слишком много лет, в течение которых формируется характер и добываются знания, он потратил впустую на погоню за призраком мести. Какая женщина пожелает того, кто уничтожил империю? Он не сомневался, что пройдут века, прежде чем таковая найдется – столь же одинокая, как и он сам, столь же несчастная, столь же неразумная. Где он мог бы найти свое зеркальное отражение в женском обличье?
Он взял себе другое имя, и с тех пор лицо Элдреда-Бродяги стало хорошо известно на дорогах, связывавших западные города-государства. Он снискал славу как человек, гонящийся за мечтой, хотя мало кто знал, в чем состоит ее суть, и еще меньше – о самом Бродяге. Познав тяготы, в которых жили бедные люди, он решил, что нашел достойное приложение своим силам, ибо его чары могли облегчить их страдания. В Хеллин-Даймиеле он привел к власти бедняка, чтобы тот помог собратьям, но человек этот оказался еще более жестоким и продажным, чем любой наследственный монарх. В Либианнине человек, которому он дал намного меньше, пробовал пытками добиться от него больших даров. В конце концов Элдреда стали презирать в той же степени, в какой прежде боялись Вартлоккура, и он даже на какое-то время получил прозвище Старый Пройдоха, позаимствованное у куда менее бесцеремонного Звездного Всадника.
Полный черных мыслей, он бежал на восток, в степи, простиравшиеся за горами М’Ханд. С каждым днем мысли его становились все мрачнее. Есть ли у него хоть какой-то повод жить? Раз за разом он повторял сам себе старые доводы… И однажды ночью в мрачном овраге возле маленького ручья, когда степной ветер стонал среди тощих деревьев над головой, он достал из седельных сумок магические инструменты, нарисовал пентаграммы, возжег благовония, произнес заклинания и вызвал могущественное пророчество. Вой ветра заглушили голоса демонов, которые появлялись и исчезали, похожие на туманные силуэты. Перед самым рассветом ему удалось увидеть размытую картину, маячившую дальше по течению реки времени.
Где-то его ждали две женщины – если только ему удастся дожить. Ожидание могло длиться веками, магическая же картина была туманной и неясной. Одну женщину ему предстояло использовать, другую – полюбить. Любовь ждала его во времена великих перемен, когда сверхъестественные силы будут злорадно совать отравленные пальцы в человеческие дела. Более точного ответа магия дать не могла. Силам, которые Вартлоккур считал судьбами и норнами, предстояло вступить друг с другом в спор.
И он решил жить дальше, чтобы найти предназначенную ему любовь, чувствуя, что его направляет сама судьба.
Откуда-то – возможно, от магов-тервола или Принцев-Чудотворцев из Империи Ужаса – он набрался непреклонной уверенности, что судьбы правят его предназначением. Однако суть пророчества всерьез его беспокоила. Оплакивая Ильказар, он поклялся никогда больше не использовать Силу для разрушения. Однако пророчество говорило, что во время грядущей эры хаоса случится иначе, и это повергло его в печаль. Вартлоккур смотрел в огонь костра, погруженный в размышления. За время пребывания в Шинсане он научился всем возможным чарам, окружая себя заклятиями. Какой ценой? Он не помнил. Его беспокоило и слегка пугало подобное выборочное беспамятство. Он получил дар вечной молодости, хотя не стал бессмертным. Однажды, когда этого пожелает судьба, он умрет, но никогда не постареет. Он мог обратить вспять процесс старения по собственному желанию, вплоть до того возраста, в котором на него наложили заклятие.
И он позволил себе постареть. Стариков уважали и лучше к ним относились. Одинокий, как никто другой в мире, он радовался даже самым простым и незначительным проявлениям доброты, которые случались в его жизни.
Он убедился, что пословицы: «Человек – не остров» и «Не хлебом единым жив человек» – полностью верны, сколь бы ни были неприятны.
Одинокий. Такой одинокий. Неужели ему не удастся найти хотя бы одного друга?
Какое-то время он играл роль шамана степного племени, радуясь даже такому положению. Он не мог заставить себя полностью отказаться от Силы, поскольку ему было необходимо, чтобы другие в нем нуждались, и тешил себя бесплодными надеждами, что племя его любит, так до конца и не поняв сущности человека. Племя отправилось на войну, и вожди разгневались, когда он отказался использовать Силу, чтобы обеспечить им преимущество. Он не воспользовался ею сверх необходимого даже тогда, когда они обратились против него.
Он снова стал бродягой, путешествуя по бассейну реки Роэ и бродя среди самых древних человеческих городов, но не увидел ничего, что улучшило бы его мнение о себе подобных. Он жалел, что река времени не бежит быстрее, – его любовь ждала где-то там, внизу по течению.
На восток от Ива-Сколовды вела старая дорога, словно идущая в никуда. Время от времени короли Ива-Сколовды посылали по этой дороге поселенцев на Восточные пустоши и в Шару, где они должны были вытеснить дикарей, пусть даже одним упорством и численностью, и тем самым добыть новые территории для короны. Участники подобных предприятий неизменно заканчивали жизнь в желудках варваров.
Возле города дорога была широкой и ровно вымощенной, однако через десяток лиг, утратив роль тракта, по которому свозили урожай из сельских окрестностей, она превращалась в обычную тропинку. Однажды весенним днем, двести лет спустя после падения Ильказара, по этой дороге шел Вартлоккур – печальный старик, которому так и не удалось найти ничего, что придавало бы его жизни смысл. Однако не столь давно он наткнулся на интересную легенду. В ней говорилось о далеком замке, творении неведомых строителей, и о бессмертном, прошлое которого было столь же туманным. И замок, и бессмертного следовало искать в конце этой дороги, среди громадных гор, называвшихся Зубы Дракона. И тот и другой, в соответствии с пророчеством самого Вартлоккура, могли стать неотделимой частью его судьбы.