– Чего? Что руки на себя наложу?
– Стелла, – Ласар посерьезнела, – береги себя. Если с тобой что-то случится… он не переживет.
– Кому какое дело до моих бед?
Выглядеть беспечной, когда сердце разрывается на кусочки – та еще задача. У меня не получилось. Ласар знала людей. И умела читать по лицу.
– Хансо-ран просил провести ритуал. Он будет молить духов открыть тайное.
– Это как меня вернуть?
– Кто знает. Стелла, я хочу, чтобы ты участвовала!
– Значит, поучаствую.
Ласар отвела взгляд. Она без слов поняла мое нежелание выползать из того кокона, что я так старательно плела все эти дни. Но Верховной Жрице в подобных просьбах не отказывают.
– Я приду, – подтвердила еще раз. На всякий случай.
***
Главный зал Храма наполнялся людьми. Тишину нарушали лишь едва слышные шаги да шорох одежд. Юные послушницы в белых облачениях окружили ступенчатое возвышение с алтарем. На нем, среди блюд с подношениями духам, дымились ароматические палочки.
Едва слышно зарокотали маленькие барабаны. Звук напоминал далекие раскаты грома. Они становились все громче, словно гроза приближалась, а потом ухнул большой барабан. И, повинуясь этому сигналу, послушницы взмахнули рукавами. Широкие, с едва заметными штрихами обережных знаков, они напоминали крылья. Два хоровода закружились навстречу друг другу, подстраивая движения под заданный ритм. Все быстрее и быстрее, а потом в дикую музыку вплелся речитатив слов.
Верховная Жрица шла по людскому коридору, легко ступая по белому шелку. Правая рука сжимала высокий посох, увенчанный бубенчиками. Они позвякивали в такт шагов, все громче и громче, так, что вскоре звук стал резать уши.
Присутствующие зашевелились, доставая амулеты.
Был такой и у меня. Хватило единожды полюбоваться, как сражается ёнмиран, чтобы проникнуться местными верованиями.
Он тоже был здесь. Укутанный в белый шелк ритуальных одежд так, что открытой оставалась лишь голова. И – никаких оберегов. Только несколько бусин в распущенных волосах. И макияж. Яркий, как у женщины.
Сердце заныло. Словно по еще свежей ране полоснули ножом. Но отвести взгляд я была не в силах.
Хансо не смотрел по сторонам. Единственная, кто занимал его мысли – Верховная Жрица. Она восходила по ступенькам, и её голос креп, в нем появилась ярость, и вскоре даже большой барабан не мог заглушить странный, ломанный ритм заклинания.
Бубенчики звенели непрерывно и зло. А потом…
В наступившей тишине слышно было только тяжелое дыхание Верховной Жрицы. Она встала спиной к алтарю, вздрогнула и закатила глаза так, что остались видны только белки.
Бледные губы шевельнулись. И голос, вырвавшийся из её груди, не принадлежал человеку.
Низкий, рокочущий, он заполнил зал. Казалось, любые звуки тонут в его глубинах, как в болоте. Исчезло все: треск огня в светильниках, шорох длинных одежд, даже дыхание сделалось беззвучным. И только гулкий речитатив непонятных слов пронзал вязкую тишину.
Вздыбила холку Нюта. Даша напряглась, как-то став выше ростом. Куцый хвост замер, шея вытянулась, лапы вросли в каменный пол – статуя. По спине пробежал холодок: что могло так встревожить собак? Демонов и оборотней я уже видела. И встречаться с ними еще раз не хотелось.
Я считала, что уже выучила язык – говорила спокойно на любые темы, понимала юмор и сама шутила в ответ. Но то, что произносила жрица – не постигала. Что-то непонятное, мелодичное и в то же время жуткое. Но остальные, кажется, знали это наречие.
Жрица пела, воздев руки. Белки её глаз словно сияли своим собственным светом. Я даже присмотрелась, чтобы увидеть блики на полу. И пропустила кульминацию.
Хороводы оборвали движение, девушки попадали на пол, пряча лица в ладонях. Жрица замерла, а потом резким движением опустила посох. Вздрогнули бубенцы, но ни одного звука не пролилось в застывшем воздухе.
Люди моментально расступились. И посох указал на молодую женщину. Судя по прическе, она вышла замуж меньше года назад, а по вышивке я даже поняла – за кого. За Хансо-рана.
Сердце застонало, не в силах выдержать это испытание. Женщина, которая отняла мою любовь и занявшая мое место. Я завидовала ей, как никогда и никому. И решимость предательски дрогнула: а, может, ну её, эту гордость? Если Хансо имеет право на вторую жену, почему отказываюсь? Да что там! Тут и звание наложницы…
Додумать не успела. Тишину пронзил рокочущий речитатив. И удачливая соперница расцветала. А вот Хансо-ран… Когда посох указал на него, все взгляды переместились следом. Ёнмиран стоял, расправив плечи, высоко подняв голову, прекрасный, как античная статуя… Статуя с плачущим сердцем. Не знаю, видела ли эти слезы жена, но я с трудом сдерживалась, чтобы не подбежать, не обнять, не утешить… Подставить плечо, отбиваться вместе от всего мира! Зря он, что ли, учил меня владеть мечом?
Но соперница успела раньше. Спокойно, как королева на праздничном выходе, прошествовала по образовавшемуся коридору и встала рядом с мужем. Жрица замерла напротив, изо всех сил стукнув посохом о пол.
Звук удара пронеся по залу, разбудив жмущееся в углах эхо. И все вернулось на свои места. Шорох одежд, хрипловатое дыхание людей, звон бубенцов… Жрица стала собой: исчезли эти жуткие белки, на мир смотрели глаза обычного человека.
Собаки успокоились. Даша без сил рухнула на пол, Нюта прижалась к моей ноге. Видимо, напряжение было очень сильным, раз рабочие собаки выдохлись за… А сколько времени прошло?
От ароматических палочек осталась едва ли треть. Значит, минут двадцать. А казалось, все длилось несколько часов!
Люди расходились. И только Хансо-ран с женой не смели тронуться с места. С трудом я отвернулась и подозвала собак, чтобы поскорее покинуть этот жуткий храм, но звонкий голос окликнул:
– Стелла!
Не ответить было невозможно! Я поднялась на возвышение, как на лобное место. А Ласар просто сказала:
– Вам надо спокойно поговорить. Без обид и злости. Сесть за один стол, выпить чая из белого женьшеня и все обсудить. Иначе… – она понизила голос до едва слышимого шепота.
– Духи поведали что-то жуткое? – поинтересовалась я и сама удивилась, как равнодушно это прозвучало.
Все действительно стало безразлично. Уже долгое время я не жила, в просто существовало, и каждый раз, высовываясь из заботливо созданного кокона, испытывала боль.
– Духи многое поведали, – Ласар осеклась. – А ты что, ничего не поняла?
– Ни слова!
Жрица смотрела на меня, как будто впервые увидела.
– Это язык древних жрецов и магов. Он создавался для связи с духами и ныне почти утрачен. Однако заклинания действуют не хуже, чем тысячелетия назад.
– Разве. Тут все поняли, о чем ты говорила.
– Не я. С Хансо-раном беседовал дух его прадеда. А что до остального… знать учит лишь общие фразы – незачем лишний раз открывать дверь между нашим миром, и миром мертвых. Поэтому многое забылось. Помнят только ёнмираны да мы, жрицы.
– Так что сказал… прадедушка?
Хансо ран вдруг закашлялся. А Ласар пригласила:
– Пойдемте в мои покои. Там сможем поговорить спокойно, да и мешаемся здесь.
Она указала на младших жриц и послушниц, что терпеливо ждали у входа, чтобы начать уборку.
Просторная комната для приема гостей встретила ароматом пионов и свежезаваренным чаем. Ласар усадила нас за круглый столик и вышла, чтобы переодеться в повседневное.
Хансо-ран замер, уставившись в одну точку. Его жена бросала на меня взгляды, которые нельзя было назвать робкими. От выражения её иссиня-черных глаз становилось не по себе.
– Кажется, мы еще незнакомы, – она первая прервала затянувшееся молчание. – Но я много слышала о Мастере над собаками. Мой муж…
– Мою жену зовут Туанти. Прошу, будь к ней добра.
Туанти тут же скромно сложила руки на коленях и замолчала.
Только её видимое взгляду желание бороться за мужа остановило меня от того, чтобы немедленно не разрыдаться и согласиться на все. Сдерживаясь из последних сил, негромко произнесла:
– Рада познакомиться. Меня зовут Стелла.
И даже голос не дрогнул!
Легкий поклон в мою сторону, но прежде, чем прозвучал ответ, вернулась Верховная Жрица.
– Все живы, – Ласар хватило одного взгляда. – Это хорошо. Хансо-ран, вам ясна воля предков?
– Да. Им неугодно, чтобы я отправил Туанти в дом родителей.
– Это основное. Но еще… они очень недовольны стихами, что вы писали Стелле, когда она отправилась в Террах.
Лицо Хансо-рана пошло пятнами. В таком состоянии я его никогда не видела. А Ласар продолжала буравить его пристальным взглядом:
– Это же была приворотная хянга?
– Хяньга? – не поверила я.
Магические песни-стихи использовались только ёнмиранами. Сложные по структуре, они содержали частичку магии и могли быть как благом, так и злом. Но… Нет, только не это!
– Хансо… Это правда? Почему ты молчишь?
Почему он не смотрит на меня, почему прячет взгляд. Не хотела верить и все спрашивала и спрашивала, пока снова не вмешалась Жрица:
– Хансо-ран, ответь же!
Его голос звучал глухо:
– Стелла была так далеко. Это так страшно – бояться, что тебя забудут. Клянусь, все получилось не специально! Стихи складывались сами.
– Понимаю, – мягко ответила Жрица. – Ты передал свою тоску Стелле, но теперь нужно все исправить. Мы слышали волю предков: Первой женой Хансо-рана должна быть Туанти.
Во взгляде ёнмирана билась тоска, словно птица, залетевшая в комнату и не находящая пути обратно.
Ласар повернулась ко мне:
– Стелла, подумай! Ты живешь прошлым, но оно осталось позади. Может, стоит принять новое целиком?
В её словах был смысл. Но я только упрямо сжала зубы.
Забыть о прошлом? Забыть о доме? Забыть о том, чему меня учили с рождения? То, что впиталось с молоком матери? Здесь, в чужом мире, я по крупицам собирала себя заново, выстраивала стену, плела кокон, в котором смогу хотя бы жить. Разрушить все это собственными руками?
И я заупрямилась.
– Нет. Есть вещи, от которых невозможно отказаться. Туанти, – жена Хансо подняла голову. – Я люблю твоего мужа. И он любит меня. Мы были помолвлены, ты знаешь.
Туанти снова потупилась. Серебряные цепочки, украшающие прическу, тихо звякнули.
– Но Ханос-ран отвел мне место только второй жены… Туанти, наверное, тебе это покажется странным, но у моего народа мужчина может иметь только одну жену. А еще я никогда не унижусь до того, чтобы разбить семью. Не беспокойся – я забуду свою любовь, а не получится – похороню глубоко в сердце. И даже если Хансо-ран останется единственным мужчиной в мире… я его не приму.
Говорила торопясь, и сама понимала: сумбурно и невнятно. Но Туанти снова кивнула:
– Я полагаюсь на вас, госпожа Стелла.
На Хансо было жалко смотреть. Пришлось отвернуться. Для того, чтобы не смущать, но больше – чтобы уговорить собственное сердце.
Ласар толкнула внутреннюю дверь, ведущую в сад. Напоенный ароматом цветов воздух ворвался в комнату. Хансо-ран и Туанти правильно поняли этот жест и откланялись.
– Можно поиграть с собаками?
Я кивнула. И в следующие пятнадцать минут наблюдала, как они носятся по саду, пугая послушниц. И старалась ни о чем не думать.
– Успокоилась? – запыхавшаяся Ласар уселась рядом.
Тут же подскочили девушки с влажным полотенцем и веерами. Жрица отправила их восвояси повелительным взмахом руки.
– Что теперь делать будешь? Давай, подберу тебе юношу из хорошего рода? Младший сын может даже твою фамилию взять!
– Нет уж, спасибо! – раздражение не хотело отступать. – Еще с этим не справилась.
– Ну, справишься, а дальше?
– А дальше видно будет!
– Вот что. Вечером приходи в Храм, в павильон у Лунного озера. Принесешь письма, которые Хансо-ран тебе писал. Все, Стелла, слышишь? До единого!
– Проведешь церемонию прощания с любовью? – шутка вышла грустной.
– Хуже. Отвораживать тебя буду, а то сгоришь, как свеча на ветру. Вон, и так одни глаза остались! Только не ужинай, перед ритуалом лучше попоститься. И еще… ты же понимаешь, почему Хансо-ран не стал противиться решению родителей?
– Я слышала про кодекс ёнмиранов…
– В том то и дело, что только слышала. Ты видела, какими они становятся, когда демоны вырываются наружу?
На память пришел тот давний бой. Хансо-ран с окровавленным мечом в руках. И груды тел вокруг него.
– Страшно… – перехватило дыхание.
– Тех, кому предстоит стать ёнмираном, обучают контролю с детства. Не справятся – демон пожрет душу, захватит тело. Чтобы этого не произошло, одних молитв и медитаций мало. Думаешь, их кодекс просто так писался?
Из-за деревьев словно ледяным ветром подуло. От понимания пропасти, по краю которой ежеминутно ходит Хансо-ран и его товарищи, стало плохо.
– Именно. Нарушит хоть одно правило – ослабит границу, а демоны никогда не упускают своего. Храни Небо и Защитники того, кто не выдержал, поддался. Как правило, вместе с ним погибает три поколения семьи – демоны тоже любят своих детей и родителей.
И что тут думать? Обида вытеснялась ужасом. И тоской. Представить только каково сейчас Хансо, ведь у него даже шанса объясниться не было. Но почему не попытался? Наверное, как и остальные, считал, что мне все это известно.
– Расстроилась?
По знаку Ласар молоденькая послушница поставила на каменный стол поднос и отступила. Жрица разлила чай по крохотным чашечкам.
– Вот, – протянула одну мне, – ромашка успокаивает, а тебе придется принять непростое решение. Или отказаться от любви, или от своих принципов. Но не сейчас. Сначала я проведу обряд. И… не бери с собой собак, не знаю, понравятся ли они Хранителям.
Даже ненадолго оставить Дашку с Нютой – испытание. После того как одна из них чуть не погибла – тем более. Но когда Верховная Жрица Ранко говорит таким тоном, лучше послушаться. И обе собаки остались дома.
Куён обещала быть с ними в комнате до моего возвращения. Сунунг поклялся не отдаляться от порога. Только все равно уходила я с тяжелым сердцем.
Две младшие послушницы ждали у самых ворот. И по извилистым тропинкам провели к скрытому в глубине сада озеру. Бумажные фонарики, напоминающие оранжевые шарики физалиса, мягко освещали путь. Но за пределами очерченного ими круга царила тьма. В новолуние только звезды пытались рассеять мрак, и все же ночь была сильнее.
Наконец, впереди мелькнул слабый отсвет, и кусты, сейчас напоминающие темную массу, расступились. Мне открылось одно из Чудес Ранко – Лунное озеро.
В черной, неподвижной воде, сейчас так похожей на зеркало, отражались огни павильонов, посвященных Четырем Хранителям страны. И луна.
Я невольно взглянула в небо. Ничего. Однако из озера сияла призрачно-желтым светом полнолицая владычица ночи.
– Госпожа! – мягко позвала одна из сопровождающих.
Следом за ней я вступила на изогнутый мостик. Мой взгляд по-прежнему был прикован к отражению полной луны.
– Это всегда впечатляет, – поднялась мне навстречу Великая Жрица Четырех Хранителей.
Она ждала в павильоне, выстроенном на сваях. На перилах стояли крохотные свечки, как огненные гирлянды. И в их мерцающем свете белые шелковые занавеси казались клочками призрачного тумана, прикрывающие алтарь.
На столешнице из мерцающего нефрита вились символы какого-то заклинания. По краям высились чаши на конусовидных ножках, наполненные зерном и фруктами, а в центре стояла жаровня. Благовонные палочки, воткнутые в серебряные чашечки с рисом, дымились по углам алтаря – по три на каждого Хранителя.
Обстановка не располагала к разговорам, и на вопрос Жрицы о хянге я просто отдала ей перевязанные алой лентой свитки. Ничего не хотелось, кроме одного: чтобы все это побыстрее закончилось и можно было вернуться домой, к собакам, зализывать раны и выть на нерожденную луну.
Как только свитки оказались на алтаре, в павильоне все стихло. Даже ветерок замер, перестав играть с огоньками свечей. Теперь они горели ровно, словно электрические лампочки.