Ведь почти тысячу лет эта женщина правила миром, исподволь влияя на историю кланов и стран! С воистину божественным терпением ожидая шанса нанести удар, который стал бы неотразимым… и этой властью она хочет поделиться с ним!
— Я собираюсь поделиться с тобой тяжелой работой, которая останется безвестной, и принесет тебе разве, что головную боль, — заметила Сэй. — Не думай, пожалуйста, что я учила тебя из родственной любви, и собираюсь дать тебе эту власть потому, что больше некому.
— Но разве я буду один?
— А ты готов повесить такой камень на шею любимым людям? Я ждала тысячу лет, наблюдая за гибелью тех, кто был мне близок лишь по крови — и то мне было тяжело. Не вмешаться, когда могу спасти, жертвовать, и даже осознано подставлять ради цели? Не просто «любить», вот прямо сейчас живущих — но видеть и любить тех, кто еще будет жить, и ради их будущего…
— И вы не смогли вмешаться раньше? Не нашли другого способа уничтожить демона? Или не захотели?
— Видишь ли, этот способ был самым надежным, — женщина вздохнула, прикрыв глаза. — И я предпочла использовать его, не пускаясь в авантюры типа «найти и победить». Конечно, если постараться, я могла бы сотворить дзюцу, которое уничтожило бы весь план чакры вместе с тем, кто там поселился, но это ударило бы по нам, шиноби, и не только — пострадал бы весь мир, ведь чакра пропитывает его. Словно громадный пожар…
— Но ведь после пожара вновь вырастают деревья!
— Но уже другие. Не забывай: я создаю этот сад ради каждого дерева и каждого цветка. Я ждала шанса создать его тысячу лет. Место защиты, где у каждой семьи будет уверенность в том, что их не подставят под чужую вину, не отравят чужими интригами. И нам быть хранителями этого места еще боги знают, сколько времени — хранить, но не становиться надзирателями, не воздвигать несокрушимые стены. Как думаешь, у твоего брата хватит на это сердца? А у Хаширамы? Они оба слишком любящие — дай им в руки власть над миром, и они закутают его в вату.
— Но может быть теперь, когда они увидели это…
— Может быть. Но это покажет время. Пусть пока они заботятся о Тобираме, кланах и деревне, пугают врагов, охотятся на биджу и устраивают фестивали… мы подождем. У нас еще есть время.
— Но сколько? Год, два? Десять лет?
— Да, не менее десяти. Скоро объединенные деревни соседних стран попробуют нас на зуб, так, для проверки. Мы отобьемся, и они начнут готовить уже полноценную войну.
— Но почему не раздавить их сразу? С нашими новыми силами мы могли бы…
— Вот, — женщина стремительно протянула руку и щелкнула его по лбу, — Об этом я тебе и говорила. Не забывай про вату.
— Я помню… я просто не до конца понимаю. Нет, подождите… внешняя угроза сплотит деревню! Простите, я не понял сразу… растерялся слишком от всего этого.
— Я понимаю. И не забудь еще о том, что для любых изменений нужно время. Порой — десятки и сотни лет. Хочешь пример? Нынче из бронзы делают скульптуры, а из кости порой мастерят украшения — я же видела времена, когда из бронзы делали мечи, а из кости наконечники стрел. И не потому, что вот стальные закончились, а потому, что даже плохого железа сделать не умели.
— Это ж какая древность…
— Времена до пришествия Ооцуцуки. На месте Суны тогда были прекрасные равнины, полные жизни, там обитали довольно воинственные племена, но отнюдь не дикие и не нищие. Самой развитой была местность, находящаяся в примерных границах страны Земли — там люди додумались до денег и уже существовала система, подобная устройству государства в нынешнее время. Там Кагуя и строила свою страну, подкидывая идеи мастерам и ученым, и ей понадобилось около двух сотен лет на то, чтоб люди там достигли уровня моего времени. Все это было разрушено Джуби… а в наших лесах тогда жили люди темные и суеверные — им-то наш общий предок и принес светоч своей мудрости в первую очередь. И вот, что родилось за путь длиной в тысячу лет…
— Вот как.
— Да. И с тем, о чем ты спрашивал, та же история — чтобы научиться делать стальные стрелы, надо сперва выделать железо, а чтобы научиться жить в мире странами, надо сперва потренироваться на более мелких вещах. И это тоже долгий путь, хоть и не настолько долгий, как тот, что я уже прошла. Однако, должно пройти несколько поколений, шиноби должны увидеть мир, узнать, что делать с миром, и научиться жить ради мира, а не ради продолжения войны.
— Кое-кому это не понравится. Наши старейшины уже давно ворчат — ослабеем…
— У тебя впереди века. Десять-двадцать-тридцать лет — и они перестанут тебе докучать, а если тебе нужно осадить их прямо сейчас… мой муж порой напоминает некоторым особо деревянным, что именно благодаря миру и союзу они могут сидеть в теплых домах и ворчать об ослаблении и предательстве интересов клана, а не загнуться на «последней миссии», как многие старики прошлых поколений…
— Хороший способ. Я, признаться, думал о приглашении на чай… — младший Учиха постепенно успокаивался, вновь возвращаясь к прежней манере общения со старшей родственницей из близкого круга.
— Грубо.
— Но заманчиво, — Изуна улыбнулся, снова утер глаза платком. — Болят… скажите, это надолго?
— На пару недель, пока не успокоятся каналы чакры.
— Вы будете учить меня дальше?
— Конечно. С уничтожением Рикудо наши проблемы не кончились — есть еще клан Ооцуцуки, не говоря уж о некоторых местных… особенностях. Дела нам хватит еще на тысячу лет, уж будь уверен.
— А мой брат? И братья Сенджу… они смогут быть с нами?
— Им нужно время. Пока хватит и того, что они увидели — пусть обдумают свое не случившееся будущее, впитают и переживут этот опыт…
— А ваша дочь? Она не будет с нами?
Женщина долго молчала, рассматривая чашку в руках — новенькую, яркую и блестящую в луче солнца, падавшего из щели меж приоткрытых створок ситоми.
— Моя дочь, — сказала она наконец, — Будет с теми, с кем захочет, и там, где ей хватит сил быть. Не думаешь же ты, что своему ребенку я дам какие-нибудь привилегии только потому, что он был мной рожден?
— Это… странно. Для матери, я имею в виду…
— Это правильно. Долгая жизнь, сила… единственное, что мои дети получат от меня безусловно — это любовь. Все остальное им придется заслужить — так же, как и всем прочим.
========== Часть 24 ==========
Итачи Учиха был очень умным ребенком — это признавали все. Правда, возгордиться своим умом, равно, как и иными незаурядными способностями, у него возможности было немного — в клане Учиха к гениям относились с прохладцей. Ты пробудил шаринган в пять лет? У тебя удачная наследственность, старайся дальше. Ты мастер в метании всего, что можно метнуть, по выходу из академии уверенно держишь атаки взрослых чунинов, клановый наставник хвалит тебя и говорит, что еще пара лет — и ты станешь непревзойденным мастером кендзюцу? Молодец — ты не хуже своих предков.
Да, трудно стать лучше своих предков, когда они — Кагами-Щит Богов, Изуна-Кицунэ, Акеми-Первый Цветок, Инари-Отрава, Таджима-Гадюка, Буцума-Скала, Сэй-Целительница… как ни старайся, а фоне столь прославленных имен все твои успехи, это что-то само собой разумеющееся. Зато вот если ты слаб, всегда найдутся какие-нибудь старики, которые скажут, качая головами: эх, и как у таких предков такое бестолковое родилось?
Вот, как говорят про дядю Обито.
Впрочем, дядя Обито нисколько не печалился о том, что ничуть не похож на своего легендарного деда — Мадару. Жил себе, работал капитаном полиции, и нисколько не сожалел о том, что он — простой дзенин, и ни силой, ни талантами не может сравниться с сыном Основателя, одним из Четверки Конохагакуре. Да и до отца, известного мастера кендзюцу, не сильно дотягивает.
Признаться честно, Итачи ему немного завидовал, несмотря на то, что тот был явно гораздо более слаб, и никогда не достигнет того уровня, которого в будущем мог достигнуть Итачи. Обито был какой-то… совершенно беспроблемный. Казалось, в жизни его волнуют только коноховские кошки, которых он подкармливал и лечил, да сплетни о подчиненных. Обито всегда знал, у кого из рядовых проблемы в семье, кто приболел, у кого болеют родственники, кто собрался жениться, у кого родился ребенок… и совершенно не интересовался ни карьерой — хотя и выслужился непонятным чудом до капитана участка, ни повышением своего уровня — хотя, по словам отца, если бы постарался, мог бы подняться с пятого до шестого, что дало бы право присутствовать на совете дзенинов, пусть и чисто номинально, без права голоса. Зато престиж!
Однако, на престиж Обито плевал с великолепным пренебрежением. И, несмотря на беспечность и малые силы, был неплохим капитаном. Его уважали подчиненные и люди с его участка, о нем с теплом отзывались Кагами-сан и тетя Инари, даже известный писатель Джирайя говорил, что образ своего героя, капитана Горо в «Повести о страже Золотых Покоев» он взял с Обито…
Да что там! Даже отец Итачи, Фугаку-сан, глава отдела криминальной полиции, относился к Обито тепло и одобрительно, сказав однажды, что в Конохе мало быть сильным, чтобы быть уважаемым человеком. Но одно дело просто Учиха, а потомок Основателей — совсем другое! Итачи решительно не понимал, как можно иметь в предках таких великих шиноби, и даже не думать о том, чтобы сравниться с ними.
Иногда Итачи, думая о прискорбной разнице в уровнях между собой и предками, жалел о том, что времена клановых войн остались в глубоком прошлом, да и последнее столкновение селений закончилось еще тогда, когда он и ходить не умел, не то, что сражаться. И порой — в тайне — он мечтал о том, чтобы начался какой-нибудь конфликт, большой и сложный, ведь где еще он мог бы испытать себя, продемонстрировать свои навыки, по словам наставников великолепные? Где бы он мог приобрести опыт? Ведь Основатели, Четверка Конохагакуре, госпожа Сэй и ее ученики и ученицы — все они росли и учились на войне! Именно война позволила им стать настолько могущественными, что одна лишь тень их имен закрывает Коноху, подобно щиту! Несмотря на то, что те из поколения Сэнгоку Дзидай, кто еще жив, уже стары и слабы. Им нужна смена! Нужны преемники, которые станут защищать деревню после…
И если бы случилось что-нибудь такое, например, прорыв в периметр деревни, как во время Второй войны, Итачи бы сумел показать себя с самой лучшей стороны. Стал бы героем, и наверняка… обрел бы особые силы. Как Мадара и Изуна, пробудившие высшую ступень шарингана в Первой войне селений, защищая деревню…
— А я на него надеялся, — мрачно пробормотал Обито. — Не, с такими мыслями ему к тете Сэй лучше даже не соваться…
— Хм. Вроде бы, госпожа не осуждает стремление к силе? — Орочимару потрогал воздух языком — Учиха знал, что так ученый может ощущать не только запахи, но и ментальные волны. — Его психопрофиль не сильно отличается от психопрофилей других мальчишек его возраста — те же мечты, то же стремление сравниться с великими…
— Да не в том дело. Мечты у него как раз самые обыкновенные, а вот самомнение размером с гору — он же не просто мечтает, как всех врагов победит, он в этом железно уверен! Дайте ему только достойные объекты для оттачивания навыков, и станет крут, как Мадара, без вариантов! И чем мрачнее и кровавей фон картины, тем ярче он сможет на этом фоне засиять! Ладно бы стремление к силе, тетя его даже одобряет… а вот такая гордыня у нее точно понимания не найдет.
***
Наруто Намикадзе был не самым умным ребенком, понимал это, и уже не слишком расстраивался, когда его ругали академические учителя. Конечно, в детстве его очень огорчало то, что он не способен стать лучшим учеником так же легко, как некоторые задаваки, которым достаточно один раз заглянуть в учебник, чтобы все запомнить и понять. Ему для такого пришлось бы потратить долгие часы, которые можно было бы использовать для гораздо более интересных вещей, например, шуток, игр и фантазий о будущем…
Фантазии у него были незамысловатые — Наруто хотел стать героем. Точнее, не то чтобы он хотел именно этого — выполнять сложные миссии, совершать подвиги и быть символом Силы Конохагакуре. Ему было просто приятно, когда его хвалили. А поскольку заработать похвалу удавалось нечасто — в Академии на тех уроках, где нужны были мозги, он не блистал, а на тех, где мог бы проявить себя, ему надо было скрываться, чтобы не раскрывать свой козырь до по-настоящему важных дел — то такие случаи были особенно ценными.
Конечно, чтобы получить похвалу, он не занимался помощью всем и каждому, кто попросит — еще чего! Отец всегда говорил, что нельзя позволять садиться себе на шею, особенно, если обладаешь особыми талантами — мигом окажешься должен просто по факту того, что можешь то, чего не могут другие. «Кто же кроме тебя?» — воскликнет Сарутоби Хирузен, помимо официальной должности учителя истории и главного хранителя Большого Архива имеющий неофициальную работу вербовщика.
Ты ведь… живой Хирайшин.
Папин эксперимент, конечно. Папа Минато, заступив на должность Хокаге — представителя Конохагакуре перед Дайме — обнаружил, что его работа, по большей части несложная и не опасная, тем не менее отнимает кучу времени просто на поездки туда-сюда. И озаботился созданием техники, экономящей время.
А после внедрил ее прямо в тело сына.
Конечно, такое не запрещалось — всякий шиноби, чтобы стать сильнее, волен делать все, что угодно с собой, и многое — со своими детьми, конечно, если ему хватает знаний и умений на такие операции. Для Минато Намикадзе, сироты, не имевшего ничего, кроме очень отдаленного родства с Яманака и еще более отдаленного с Нара, был только один способ выйти на высший уровень в градации рангов…
Улучшение себя. Не тренировки — всякое тело имеет предел, который не перешагнет никакое старание, и если у членов великих кланов этот предел весьма обширен просто от природы, то таким, как Минато, менее одаренным, приходится изобретать для себя всякие хитрости…
Итак, Минато Намикадзе создал свою великолепную технику, что позволило ему в скором времени покинуть утомительную и скучную работу «официального представителя» и войти в совет дзенинов, причем, быть зачисленным в группировку Орочимару, где состояли шиноби, поднявшиеся в ранге благодаря мозгам, а не кулакам и хорошей наследственности. Вскоре после этого случился конфликт одновременно с Селениями Камня и Тумана, и…
Папа надорвался.
Коноха одержала блестящую победу — потому, что Золотая Молния металась между двух фронтов, пытаясь успеть везде и всюду. Отец сумел переломить ход войны, сделав так, что собственно войной она не стала, оставшись в рамках «конфликта». Он заслужил награду, и пенсию, и лучшее лечение от ирьенинов Сенджу, но все равно — в прежнюю форму ему было не вернуться… потому он и предупреждал сына: не лезть в первые ряды, и не пытаться успеть везде и все сделать самому.
Не отговаривал от намерения стать героем — имея силу это было практически неизбежно. Но внушал, что ни один герой не вывезет на своей спине все проблемы деревни, и уж конечно, ни один герой не должен совершать подвиги только потому, что «кто же кроме него»?
Разве больше некому? Была Тройка Мастеров Сен, которые тогда еще не разошлись каждый по своим направлениям, были элитные отряды, егеря, диверсанты… были, наконец, Наследники Основателей — потомки и личные ученики, которые раскатали бы армии вторжения тонким слоем, если бы один самонадеянный юнец не решил, что без него не обойдется. Да, спас пару десятков деревенек, да, сильно помог полевым частям…
Да, его назвали героем. Но многое из того, что делал он, могли бы сделать другие — пусть позже на день-два-три, пусть большими жертвами… а он хотел быть героем. Чтобы его хвалили, чтоб восхищались, чтоб говорили: вот человек, достойный быть примером!
Что ж, он им стал. Примером доблести — для большинства, и самонадеянности — для немногих тех, кто был повыше рангом… и от того же предостерегал сына.
Конечно, Наруто вырастет, и когда техника окончательно освоится в его теле, сумеет сравниться в бою, наверное, даже с элитой клана Учиха, славящегося скоростью реакции. Но он не будет геройствовать в одиночку. Он найдет себе верных друзей, помощников, напарников… и никогда не будет пытаться успеть все, везде и сразу, как отец, который со времен войны ходит медленно и осторожно.
И уж конечно, он не будет работать за одну только похвалу! Деньги ему тоже не помешают…
— А это неплохо, — заметил рослый и грузный мужчина, сидящий на лавочке, мимо которой только что промчался мальчишка лет десяти, до того аккуратно устраивающий в кроне дерева ловушку-обливалку. — Правильный подход к героизму.