Дружинная изба показалась из-за очередного поворота совершенно неожиданно. Причем, как раз тогда, когда я уже решила наплевать на принципы и вернуться назад. Двор окружал глухой забор, а у ворот стояла охрана – молоденький воин, который едва не ковырял в носу от безделья. Если и на внешних стенах такие же сторожа, не удивительно, что Всемилу убили прямо под их носом. Увидев меня, он выпрямился, окинул с ног до головы изучающим взглядом и вдруг ухмыльнулся. В голове тут же непрошенной гостьей мелькнула мысль: «Как я выгляжу в их глазах?». Вспомнились слова, брошенные вслед какой-то старушкой: «Болталась невесть где».
– Куда путь держим, красавица? – лениво протянул дружинник.
– К воеводе, красавец, – елейным голосом произнесла я, ответив ему не менее оценивающим взглядом.
Парень моргнул и начал заливаться краской. И правильно: на его лице за прыщами не было видно ни одной веснушки. Наверное, красавцем его называла разве что мама. Мне должно было бы стать стыдно, но меня слишком взбудоражили слова Златы и косые взгляды.
Пройдя мимо пунцового стражника, я осмотрелась. Схемы схемами, но на самом деле я была здесь впервые. Большой квадратный двор был усыпан мелким речным песком, утоптанным десятками босых ног. Как раз в эту минуту два голых по пояс человека валяли друг друга посреди двора. Песок серым пеплом налип на потные тела, впрочем, никого здесь это не смущало. Рядом стояли такие же грязные и полуодетые мужчины, задорно подбадривая борцов. Чуть в стороне у большой деревянной бочки два человека в насквозь мокрых штанах поливали друг друга водой из небольшого ведерка. Слева на скамье у дружинной избы сидели три воина постарше, и одним из них был Улеб, что-то мастеривший из кусочков кожи. Его соседи переговаривались, поглядывая в сторону пары на песке. У их ног, вытянувшись на солнышке, лежала большая лохматая собака. В ответ на радостные крики она то и дело поводила ушами. Напротив в теньке под навесом сидел еще один человек, тоже что-то маcтеривший. Радимира среди них не было.
Внезапно послышались вскрик и отборная брань. Я посмотрела на борцов. Один из них стоял на колене, протягивая руку второму, окончательно закатанному в песок. Ругался второй. Впрочем, брань была веселой и ничуть не злой. А потом наступила гробовая тишина. Это бранящийся принял протянутую руку и заметил меня. Почему до сих пор стражник у ворот не подал никакого сигнала, я не знала – то ли надо мной решил подшутить, то ли над товарищами.
На меня смотрело несколько десятков глаз. Безмолвно, настороженно. Словно я была… врагом. Запоздало я подумала, что, наверное, женщины сюда не заходят. Это же дружинный двор и дружинная изба – место испокон веков мужское.
– Здравствуйте, – громко произнесла я.
Собака приподняла голову и оскалилась.
– И тебе поздорову, – откликнулся молодой воин, стоявший ко мне ближе всех. Голубые глаза неправдоподобно ярко смотрелись на перемазанном грязью лице.
За ним отозвались остальные.
Улеб встал и тяжелой походкой направился ко мне. Я вдруг заметила, что он совсем не молод. А ведь ночью, на качающейся палубе, он показался мне довольно молодым и полным сил – настолько отточеными и уверенными были его движения. Когда он навещал меня в доме Добронеги, он тоже не запомнился мне своим возрастом, а здесь солнечный свет не пощадил его, разом выдав и серебро в волосах и морщины на обветренном лице. А еще он слегка прихрамывал.
– Ты как здесь? Случилось что? – голос звучал тихо.
Он взял меня за локоть и отвел в сторонку, к забору. Во двор вернулись звуки: смех, подтрунивания над проигравшим, плеск воды у бочки, шутки над теми, кто успел замочить портки, а теперь и не снимешь, не просушишься – не одни.
– Я к Радимиру, – проговорила я, чувствуя себя ужасно глупо.
Краем глаза я заметила, как человек, до этого сидевший под навесом, легко взбежал по ступеням и исчез в избе.
– Не след тебе вот так ходить, – покачал головой Улеб.
– Я… Я не подумала, что…
Я не успела закончить оправдательную речь (да и нечего мне было сказать, на самом деле), как по ступеням сбежал встревоженный Радимир.
– Случилось что? – сходу спросил он, хватая меня за локти. – Что?
– Все в порядке. Я… Я просто… к тебе… Я увидеть…
Я окончатльно почувствовала себя глупо. Кровь прилила к щекам, я опустила голову, ожидая услышать хохот и шутки, но вместо этого почувствовала, как Радимир крепко прижимает меня к себе, а его большая ладонь скользит по волосам. И это уже привычно. И голос у уха – низкий, взволнованный – тоже привычен.
– Всемилушка, девочка ты моя.
– Ты прости, – проговорила я. – Я пойду. Не надо было…
Радимир отстранил меня и заглянул в лицо. В его взгляде было столько нежности и печали, что мне стало почти физически больно. Та, кому это все предназначалось, уже месяц как мертва, и я не знала, что мне делать.
– Подбери сопли, воевода, – буркнул Улеб и пошел в сторону оставленной скамьи.
Радимир дернул плечом и вздохнул.
– Златка-то заходила? – его голос звучал преувеличенно бодро.
– Да. Спасибо.
– Пироги понравились? Твои любимые, с моченым яблоком.
– Да. Очень, – ответила я. Хотя мысль попробовать хоть один из них даже не пришла мне в голову. Да он и в горло бы не полез под сочувствующим взглядом Добронеги.
– Я зайду вечером, – как бы извиняясь, произнес Радимир. – Только тебе вот так одной не надо…
Я на миг задумалась, почему одной не надо. Опасается, что снова что-то случится? Или просто старается уберечь от пересудов?
Радимир оглядел двор. Я проследила за его взглядом. В противоположном углу у бочки с водой слышался хохот. Две мокрых рубахи, связанные рукавами, служили ширмой. За ней, судя по шуткам, переодевали мокрые портки. Державшие рубахи все грозились их убрать, а переодевавшиеся беззлобно ругались в ответ.
Радимир повернулся ко мне, будто принял какое-то решение, и тут на его руку легла ладонь.
– Я отведу, – прозвучало рядом. В речи слышались чужеземные нотки.
Радимир чуть нахмурился, а потом улыбнулся. Воин, сказавший это, улыбнулся в ответ. Посмотрев на него, я поняла, что это именно он бегал за Радимиром. Вот он – тот, о ком без конца говорили здесь. Чужеземец, привезенный воеводой из двухлетнего похода. Первое, что поразило меня, – необычайная молодость побратима Радимира. Я бы дала ему не больше двадцати. А еще он едва доставал Радимиру до подбородка, то есть был чуть выше меня. Нельзя сказать, что такой уж маленький, но на фоне остальных воинов он смотрелся совсем мальчишкой. Усугубляла впечатление и его комплекция. Если для большинства девушек стройность и хрупкость – это предел мечтаний, то для юноши… В общем, я решила, что у ребенка должна быть масса комплексов на этот счет. А еще у него были пепельные волосы, и этим он тоже выделялся на фоне остальных воинов, большинство из которых были темноволосы. На все это я обратила внимание в считанные секунды. Я была так поражена несостыковкой моего представления об этом человеке, основанного на словах Радима, Добронеги и Улеба, с оригиналом, что не сразу осознала другую вещь: я ничего о нем не знаю. Вообще ничего, кроме… настоящего имени. И это совершенно не вписывалось в общую картину происходящего. Это же мой мир, и он должен жить так, как написала я. Должен ведь? Правда? Тогда почему я смотрю на этого мальчишку и не вижу ничего, кроме спокойного взгляда мимо меня?
– Спасибо, Олег, – в голосе Радимира сомнение смешалось с облегчением. Впрочем, выбора у воеводы все равно не было, потому что больше никто не вызвался быть провожатым для его горячо любимой сестры. Это как ничто другое доказывало: горячо любили ее далеко не все.
Тот, кого воевода назвал Олегом, молча двинулся в сторону ворот, чуть тронув меня за локоть. Я еще раз оглянулась на Радимира, увидела скрытую радость в его взгляде и поняла, что не зря пришла сюда, пусть и выставила себя дурой. Ему радость!
Мой провожатый на миг задержался возле парня, охранявшего ворота, и что-то быстро ему сказал. Тот покраснел и стал ровнее. Вероятно, получил по ушам за то, что не подал сигнал. Меня же удивило то, что стражник испугался Олега, доходившего ему едва до плеча.
***
«К странному чужеземцу привыкли скоро. Еще бы не привыкнуть, когда воевода и шагу без него не ступал. Ходили слухи, что спас он Радимиру жизнь в том походе. Правда, в слухи те верили мало. Чужеземец был мал ростом и тонок телом. Куда ему до Радимира? И все же уважал его воевода. Сам при всем люде побратимом назвал, а значит, не безвестной сиротой ему теперь быть, а кровной родней воеводы. В годы набегов кваров многие остались вот так – сиротами, лишились семьи и крова. Кого и где лишился этот чужеземец, в Свири никто толком не знал. Воины, что в походе том были да при первой встрече Радимира с Олегом присутствовали, помалкивали. Только плечами поводили, будто холодно им вдруг становилось. Долго люд догадки строил. Да разве ими правду заменишь? Сказывали только, что имя-то у него другое. Но Радим Олегом называл – так и другие звать стали. Хотя, правду сказать, мало кто к нему, кроме воеводы, обращался. Да и сам он стороной держался.
В дружинной избе, где жили все молодые воины, пожил всего две седьмицы. Сказывали, будто Радимир сперва чуть не у себя дома ему жить предложил – отказался. Мол, буду как все. Да только как тут быть как все, когда ни воинскому искусству не обучен, ни силой не вышел? Упрямый, правда. Да разве одним упрямством тут проживешь? Сказывали, будто в первом же учебном бою его только что насмерть в песок не закатали. Шептались за спиной у воеводы, мол, привез себе побратима, за которого перед другими стыдно. Радимир пару таких шептунов уму разуму научил, а потом о чем-то долго толковал со своим чужеземцем, да с тех пор стал словно глух ко всем насмешкам. Как и сам Олег.
Правда, сказывали, что горазд чужеземец стрелы в цель класть, да только, кто этого своими глазами не видел, с трудом верил, что он и лук-то поднимет. А еще будто бы он со священной хванской земли приехал. Да и о том никто прямо не говорил.
Словом, слухи о нем ходили, а правду разве что воевода знал.
А вскоре отправился воеводин побратим на Лысую Гору за ветками ясеня для лука. До этого все деревья приглядывал, изучал, будто шептался с ними. Говаривали, что у него-то на родине другие деревья росли, вот видно, ничего в округе не подобрал, так на Лысую Гору и отправился. Ох, уж, и шептались тогда. Отвыкли люди на ту сторону-то ходить за время войны, а этот по недомыслию пошел. И ничего себе – вернулся цел-невредим. А тут и старая Велена туда же за хворостом отправилась. Все решили: умом слаба стала. Неужто ей мало в соседнем лесу хвороста того? Куда понесло?
А она, видно, там с чужеземцем и встретилась. Сказывали, будто шли они через мост и беседовали. Чужеземец вязанку хвороста нес да ветки свои в половину себя ростом. И чудное дело – улыбалась старая Велена, хотя до того все думали, что к праотцам вот-вот отойдет. Осиротела она после похода на кваров: последний сын не вернулся. Радимир уж не знал, как в глаза ей смотреть. Уж и воинов из молодых пытался к ней приставить, чтобы и в хозяйстве помочь, да и человек все ж живой в доме. Но она и слышать не хотела. «Ничего мне не нужно, – говорит. – Это молодым много надо. А мне, старухе, все хорошо».
Да говаривали, Олег как хворост донес, так и задержался. Дров наколоть, крышу подлатать. А Велена вдруг сказала, что он ей сына напоминает. Она уж несколько лет, как слаба глазами была, да после смерти сына, верно, и в самом деле еще и рассудком ослабела. Ну, разве был похож ее смешливый Вадим на молчаливого Олега? Ни повадкой, ни статью не похож. Но никто переубеждать упрямую старость не стал. И странное дело – нелюдимый Олег так у нее и остался. И будто помолодела Велена».
========== Глава 7 ==========
Книжный рассвет засверкал в водах бурной реки,
Книжный герой обессиленно наземь осел,
Книжная скорбь разлилась с чьей-то легкой руки,
В книжной груди уголек надежды истлел.
Книжный закат уведет долгий день за собой,
Книжное небо раскрасится россыпью звезд,
Но книжная верность вновь вступит в невидимый бой,
Книжную подлость тесня за тысячи верст.
К моему удивлению, мы не пошли через центральную часть Свири, хотя это и был самый короткий путь. Выйдя за ворота, мой спутник почти сразу свернул налево. Я молча шла за ним, стараясь не отставать. Прохожие не просто косились в нашу сторону – нас открыто рассматривали, будто мы были диковинными зверушками в зоопарке. То тут, то там слышался шепоток. Моего провожатого это, казалось, совсем не беспокоило, а вот меня в который раз заставило задуматься: да что же это такое?
Повороты следовали один за другим. Словно меня всерьез решили запутать. На миг мне стало страшно, но страх быстро отступил. Радимир доверяет ему. Не зря же он это делает. Правда?
Я украдкой бросала взгляды на человека, шедшего рядом. Беспокойство усиливалось с каждым шагом. Я изо всех сил старалась расшевелить память, вспомнить написанные некогда строчки. Ведь было же все! Было! Это я точно знала. Я знала его, как… как Радимира, Всемилу, Добронегу, как старого Улеба. Я его знала! Вот только это знание было словно покрыто дымкой. Будто из написанного текста вырваны целые страницы. И ты знаешь, что они были, но о чем там шла речь, вспомнить не можешь. Но ведь так не бывает, правда? Ответ был очевиден. Все было именно так. Я поняла, что все мое знание об этом человеке ограничивается тем, что я почерпнула уже здесь.
Я слышала, что Радимир привез его с собой год назад, вернувшись из двухлетнего похода на кваров. Здесь говорили, что он спас Радимиру жизнь. И это было правдой, хотя многие и не верили. Я же точно знала, что что-то случилось тогда вдали от Свири, на чужой земле. Что-то страшное. И мысль, что я это знаю, но не могу вспомнить, доводила меня до бешенства. Я понимала, что Радимир об этом не расскажет. Да и, признаться, я не решилась бы спросить. В висках застучало.
Я еще раз посмотрела на спутника и снова увидела просто мальчишку и больше ничего. Словно туман. Я знала только имя. Здесь его звали Олегом. Так Радимир переиначил непривычное чужеземное имя Альгидрас. Аль-гид-рас. Я повторила его про себя, пытаясь вызвать хоть какие-то ассоциации. Почему мне это так важно? Я не знала. Возможно, потому что он не вписывался в общую картину происходившего. А может быть, мне просто хотелось… Хотелось чего? Добиться ответа? Узнать правду? В голову пришла бредовая мысль, что он может как-то объяснить происходящее. Ну, не зря же воевода отзывался о нем чуть ли не с благоговением.
Я вспомнила слова Улеба о том, что именно Олег вытащил меня из воды. Чем не тема для начала беседы? Но почему-то обратиться к нему оказалось не так просто. То есть, казалось бы, чего проще? Однако у меня пересохло в горле, будто я оказалась на первом собеседовании на работу или на первом серьезном совещании. Даже пришлось откашляться. Идея была не самой удачной – кашель, вроде бы, отпустивший меня в последние дни, решил напомнить о себе. Закашлявшись, я остановилась. Он тоже остановился, бросил на меня быстрый взгляд и тут же отвернулся. Словно смотреть на меня ему было… неприятно. В чем дело, в конце концов? Откашлявшись, я нервно заправила прядь за ухо и выдала:
– Улеб сказал, что это ты меня спас.
Он обернулся медленно, будто нехотя, и посмотрел на меня без всякого выражения, ожидая продолжения. Я даже смутилась. Впрочем, быстро вспомнила, что передо мной всего лишь мальчишка и смущаться тут нечего. Поэтому я решительно добавила:
– Спасибо.
В первое мгновение никакой реакции не последовало, и я даже успела подумать, что, возможно, он плохо понимает, ведь местная речь ему чужая, но он чуть пожал плечами и ответил:
– Как иначе?
То есть, вот так вот? Не «не за что», не «на здоровье», не «ты нас напугала». «Как иначе?»
– Как я поняла, прыгать за борт тебя никто силой не заставлял, так что могло бы быть и иначе, – передразнила я, растягивая гласные, как это делал он.