Они прошли первый барьер, и я подорвался за ними следом, прошептав «бинго». Люди оборачивались и удивленно рассматривали колоритную семейку, пока они не подошли впритык к металлическому барьеру – весь интерес простых людей тут же растаял, и они перестали замечать магов, просто проходя мимо.
— Так, Персиваль, ты первый.
Самый старший подросток с облегчением выдохнул и, даже не прощаясь, набрав разбег, исчез врезавшись в стену. Это было круто и очень интересно, нужно будет поспрашивать, как это все работает, обязательно.
— Фред, твоя очередь, – обратилась она к близнецу слева от себя, на что тот с обидчивым выражением ответил:
— Фред? Я не Фред! Я Джордж! – его близнец с той же обидой кивнул. – И Вы еще смеете называть себя нашей матерью?
— Ну прости, Джордж, – с наигранным раскаянием ответила она.
Мальчишка вышел на «стартовую» дорожку и хитро подмигнул сестре:
— Все же я Джордж.
Увернувшись от материной сумки, которой она хотела шлепнуть его пониже спины, он набрал разбег и так же исчез. Его брат тут же повторил его действия, при этом строя гнусные рожи младшему парню, что стоял ближе всех ко мне.
— Рон, – позвала она и тут увидела меня.
Я боялся, что она узнает меня, но этого не случилось. Она приветливо улыбнулась и спросила:
— О-о, ты тоже в Хогвартс? Первый раз?
Я улыбнулся и слегка смущенно кивнул, подойдя ближе. Она приобняла смущающегося парня и, подтянув вырывающуюся дочь, сообщила:
— Рон тоже первый раз. Ты знаешь, как попасть на платформу?
— Не уверен… – ответил я, на что она опять улыбнулась и, подойдя ко мне, показала на разделительный щит:
— Тебе нужно пройти точно по центру, так как ты впервые, то можешь набрать разбег и закрыть глаза. Давай, ты первый.
Я кивнул и, бросив последний неуверенный взгляд на оставшихся членов странной семьи, сделал, как мне и сказали. Набрав разбег, перед самым барьером закрыл глаза в страхе, что сейчас расшибу лицо о металл перегородки, но вдруг звуки вокзала отрезало, и я окунулся в облако гама, криков и смеха детей, призывов вести себя хорошо от их родителей. Всюду витали облака пара от огромного красного состава Хогвартс-Экспресса. Подняв взгляд вверх, я увидел вывеску, что гласила «Платформа девять и три четверти, Лондон – Хогсмид 11:00.» Стрелка на огромных часах указывала, что осталось всего две минуты – вся платформа потонула в гудке поезда. Дети тут же начали прощаться со своими родителями и провожающими, один мальчик выслушивал нравоучения от старой бабушки, что была самой яркой представительницей моды волшебников – в смысле, в какой она яме сейчас находится. На ней было надето изумрудного цвета платье и широкополая шляпа с чучелом стервятника. Это была жесть.
Отлипнув от этой картины, я нырнул в самый первый попавшийся вагон и снова окунулся в толпу детей: они прилипли к окнам, некоторые даже по пояс высовывались из окон и так прощались с родителями. Одни плакали, другие весело смеялись и махали руками, третьим даже вручали забытые ими вещи или даже питомцев. Всюду летали и ухали совы, мяукали кошки и квакали жабы. Изредка можно было заметить юркие тени летучих мышей, что резвились под потолком. Состав медленно дернулся, издав долгий гудок и дымя паром из котла, начал медленно набирать ход. Протискиваясь среди толпы, я искал свободное место и сразу же его нашел. Отодвинув раздвижную дверь купе, я ввалился в его нутро и тут же её захлопнул. Купе вагона было красивым и вместительным, с каждой стороны по дивану, по середине выдвижной столик, а над головой две полки для вещей. За окном медленно проплывали городские пейзажи, что навело меня на мысль: поезд тоже волшебный, маглы точно его не видят и не слышат, ибо это было бы фиаско Статута о секретности – я его все же прочитал, половину не понял, но все же прочитал. Бросив сумку на кресло к самой стенке, я достал из него Курсическую книгу заговоров и заклинаний и улегся на диванчик, положив голову на сумку и накрыв лицо этой книгой – глаза слипались, а на дворе все же день и солнце слепит даже через закрытые веки, тем более, я очень устал да и не спал ночь. Вымотанный организм тут же повернул рубильник на «сон», как только я, расслабившись, закрыл глаза – кстати, я заметил за собой такую способность, как возможность заснуть где угодно, как угодно и когда угодно. Конечно, это не умение разговаривать со змеями, но тоже ничего. Хотя разговоры не такие уж и разговоры – змеи-то глупые, с ними даже о погоде не поболтаешь.
Состав набрал положенную скорость и лишь редкие покачивания вагона сообщали, что мы движемся. Сквозь дрему я услышал тихий щелчок отъезжающей двери и, выглянув одним глазом, увидел темноволосую девочку. Её лицо было удручающе разочарованным, но, сдув падающую прядь волос с лица, она величественно села на краешек сидений и поправила юбку. Её спина была прямая, словно она палку проглотила. Бросив на меня недовольный взгляд, она достала из сумочки книгу и, перелистнув корешок и вытащив закладку, углубилась в чтение. Я же снова окунулся в полудрему – липкая тьма затянула меня в водоворот зеленых вспышек: я видел, как падает моя мама, пораженная изумрудным лучом, что шипел злобой и ненавистью, она кричала, но я слышал не её голос, я слышал протяжный вой мантикоры, что звала меня к себе, и я не знаю, что было страшнее.
Звук открывающейся двери снова вырвал меня из пучины сна – чему я все же был рад, голос, прозвучавший из коридора, был приторно-сладким, но все же добродушным:
— Тележка со сладостями! Будете чего-нибудь, детишки?
— Да, бутылочку тыквенного сока и яблоко в глазури, пожалуйста, – прозвучал голос попутчицы, он был холоден и учтив, но также в нем звучало легкое предвкушение.
Легкий перезвон монет – и дверь снова закрылась, так же, как и я провалился в липкие сновидения, что снова, словно заевшая пластинка, перематывали эти видения раз за разом. Мне хотелось кричать, выть от бессильной злобы и боли, но все же я ничего не мог сделать, не мог прекратить это. Во рту было гадко, сглатывая липкую слюну, что падала по пищеводу в бурчащий от голода желудок, я желал, чтобы это прекратилось, чтобы я проснулся и больше никогда не спал. Шрам постреливало иголочками боли, чего никогда на моей памяти не случалось, и я лишь сильнее сжался на сидениях, укутываясь мантией. Очередной щелчок двери, и тихий сбивающийся голос паренька моего возраста:
— Извините, вы жабу не видели? Тревор сбежал, а я не могу его найти.
— Нет, я не видела, – тем же сухим тоном ответила черноволосая девочка.
С благодарностью во взгляде посмотрев на пухлощекого паренька, того самого, которого отчитывала бабушка-модница, я ответил:
— Нет, не видел.
Он понуро кивнул головой и, еще раз извинившись, ушел дальше по коридору, не до конца закрыв дверь, и мы могли слышать его голос, спрашивающий о своем питомце. Подняв упавшую книгу с пола, я, сощурив глаза, посмотрел на горящие светильники на потолке и, бросив взгляд на темное окно с редкими разводами капель дождя, сел на сидение и начал копаться в сумке, не обращая внимания на вынужденное соседство – мне бы побыть в одиночестве, переварить все произошедшее, но есть что есть. Забросив учебник в горловину сумки, я застегнул верхние пуговицы когда-то белоснежной и выглаженной рубахи и, закатав рукава, попытался пригладить копну волос, что торчала своими прядями во все стороны. Из отражения на меня смотрел заспанный ребенок, острые скулы и тонкие брови, такой же острый подбородок и слегка впалые щеки – следствие того, что я нормально не ел уже дня три. Белки глаз слабо отражались в окне вагона, но я уверен, что они воспалены, бледная кожа лица и темные круги под глазами – вот таким я выглядел в глазах окружающих.
Дверь снова отъехала в сторону, и громкий девчачий голосок с идеально правильным произношением и быстротой спросил:
— Вы не видели жабу? Мальчик по имени Невилл потерял жабу, я помогаю ему её найти.
Обменявшись усталыми взглядами с попутчицей, я взял весь огонь на себя:
— Нет, мы не видели, минуту назад он заходил с тем же вопросом.
Девочка чопорно кивнула в ответ и выскочила из купе вместе с объемной гривой каштановых и слегка вьющихся волос, кстати, она уже была одета в школьную форму, о чем не преминула сообщить – дверь снова щелкнула, и она заглянула к нам в купе:
— Кстати, через час мы уже будем на месте, я заходила к машинисту, вам стоит переодеться.
С усталым безразличием посмотрев на дотошную или излишне заботящуюся о всех девочку, я лишь кивнул, попутчица даже не удостоила ей взглядом. Она вышла, и я, гипнотизируя дверь, всей своей сутью желал спокойствия и тишины, голова постреливала тупой болью в области шрама, было слегка холодно, и я достал мшисто-серого цвета джемпер с пустым гербом напротив сердца. Надев его, я откинулся на мягкое сидение и просто прикрыл глаза, желая, чтобы все поскорее закончилось, и я наконец-таки смог успокоиться. Злость тихо клокотала внутри, я злился на себя – не знаю почему, наверное, я устал и просто хотел разрыдаться или напиться вусмерть как Хагрид, но где-то внутри меня что-то противилось, изредка постукивая глухим барабаном в голове, эхо ударов резонировало с душой и из последних сил сдерживало подступающую истерику.
Дверь снова щелкнула, заставив меня закатить глаза – проходной двор какой-то. В купе зашла колоритная троица. Блондин с белесым и надменным лицом, строгая и дорогая мантия, прилизанные назад волосы – он подспудно вызывал легкое отвращение, – он был словно образцовым джентельменом. Сзади него стояла парочка высоких и слишком широкоплечих для своего возраста парней – они были его свитой или как это еще можно было назвать, я таких насмотрелся в школе, и мы с Дадли часто дубасили таких отморозков, но как и всегда Дад успевал свалить, а я получал все шишки.
— Все говорят, что в этом поезде едет Гарри Поттер, это ты? – манерно растягивая слова, с вызовом он спросил у меня, переведя взгляд с игнорирующей его девочки, на что он слегка сузил серые холодные глаза и слегка поднял подбородок.
— Да, это я, какие-то проблемы? – стараясь не показывать раздражение, сухо ответил я. Мне не нужны конфликты в первый же день, при этом еще и до прибытия школу. Голова все так же тихо гудела и побаливала в области шрама.
— Меня зовут Малфой, Драко Малфой. А это, – он слегка пренебрежительно и так же непринужденно представил парней позади него, – Винсент Крэбб и Грегори Гойл.
Кребб был повыше Гойла и имел не такой туповатый вид.
— Гарри Поттер, – устало произнес я и перевел взгляд на соседку, что слегка изумленно смотрела на меня, поглядывая на мой лоб, на котором из-под падающей челки слегка проглядывался воспаленный шрам в виде молнии.
— Дафна Гринграсс, – тихо произнесла она и с холодным безразличием осмотрела гостей, слегка наклонив голову в приветствии.
— Приятно познакомиться, – закончил я, попытавшись не выдать сарказма и разгорающегося раздражения.
Блондин лишь кивнул, слегка подняв бровь – словно копируя кого-то.
— Да, приятно, – манерно протянув руку для рукопожатия, он начал, так же растягивая слова, вещать с гордым видом: – Так как ты новенький в нашем мире и много чего не знаешь, я готов тебя просветить.
— И с чего бы вдруг? – слегка пожав его руку, ответил я, так же подняв бровь – само как-то получилось, – что вызвало легкое раздражение у белобрысого, но он его все же скрыл, не изменив тона:
— Вы видели ту грязнокровку, что носится по вагону в поисках жабы, Грейнджер, кажется? – с наигранным интересом он обратился к своим сквайрам, но это был не вопрос, а утверждение, на что они закивали головами в ответ. – В нашем мире ценится чистота крови, и нечего тебе якшаться с такими, как она или теми же предателями крови как Уизли, – выделив фамилию, он довольно скривился, вызвав гогот прихлебателей.
— Позволь мне самому решать, с кем мне заводить знакомство, а теперь попрошу покинуть купе, мы скоро прибудем в Хогсмид.
Его глаза опасно сузились, и он остановил резким жестом парней, что уже наклонили корпус в начале атаки, словно псы дрессированные. Он бросил на меня надменный взгляд и вышел из купе, напоследок сказав:
— Ты делаешь большую ошибку, Поттер, – мою фамилию он словно выплюнул и резко ушел в коридор, так же не закрыв дверь.
Встав и подойдя к двери, чтобы наконец-таки отрезать хоть на минуточку купе от долбанного и шумного мира, я услышал продолжение фразы, произнесенное каким-то старшекурсником:
—…Чего и стоило ожидать, по рассказам отца, его мамаша тоже была грязнокровкой…
Старшекурсник был выше меня на полметра, на его плечах лежала темная мантия с изумрудно-серебристым гербом факультета, широкие плечи, слегка кривоватые ноги и гнусное лицо с кривыми зубами. Он был черноволос, с желтоватой кожей лица и несколькими подростковыми прыщами на подбородке, его рот был искривлен в гнусной покровительственной улыбке – я мог различить каждое его движение, каждый взгляд и каждый вздох.
Время остановило свой ход, в голове, словно в замедленной съемке, я слышал голос своей матери, сердце барабанами стучало в висках, медленно пропуская удар за ударом. Все стало излишне четким, ярким и в то же время серым – бесцветным, – и лишь его слова о моей матери звучали в голове.
Выдохнув сквозь сжатые зубы, я выбросил все из своей головы, развернув голову в купе, я излишне нервно улыбнулся:
— Сейчас вернусь…
Барабаны начали разгонять свой ход, в голове было пусто от пожравшего все пламени ненависти и дикой ярости. Время вернуло свой ход, резко ускорившись, в то время как ступни, закованные в кожаные ботинки, с тихим скрипом толкали мои ноги вперед. Воздух сгущался, пытаясь меня остановить, глаза заметившего меня старшекурсника расширились в узнавании. Пушечным ядром ворвавшись в белобрысого и прихлебателей, что стояли рядом с оскорбившим мою мать, я разметал их словно пушинки. Они повалились на ковер пола с криками, а я уже набросился на урода. Напрыгнув на него, я успел всего лишь раз ударить его в лицо, как он оттолкнул меня в стену. Не почувствовав боли, я снова дикой кошкой прыгнул в подростка, что достал палочку и вот-вот наведет её конец на меня. Ладонь резко отталкивает её острие в сторону, и я, врезавшись в него, начинаю наносить серии беспорядочных ударов, пытаясь выгнать всю злость, втоптать его в грязь, увидев его кровь, текущую из поверженного тела. Барабаны потоками ударов неслись в голове, вторя такту сердца. Он снова попытался меня сбросить, но я мертвой хваткой вцепился в его плечи и уже избивал его лбом, так как он схватил мою руку, которая месила его лицо. С диким ревом оскаленного рта с кривыми зубами он начал стучать мной по стене, а я лишь шипел и бил его. Замыленным взглядом я увидел побелевшие от шока и страха лица Малфоя и его прихлебателей, видел несущихся к нам старшекурсников и слышал тонкий визг:
— Да разнимите же их!!!
Удар моего лба по его брызнувшему облаком крови носу заставил его взгляд поплыть, и он, закатив глаза, завалился на пол. Упав вместе с ним, я схватил его волосы в кулак и, несколько раз ударив его об пол, отшатнулся.
— Нокаут, – дружно протянули рыжие близнецы, в данный момент занимавшиеся тем, что держали под руки покрасневшего брата, что порывался разнять драку. После их одновременного заключения он вырвался из их ослабшей хватки, но шага в мою сторону не сделал.
Вытерев сбитые костяшки пальцев о мантию поверженного соперника, я плюнул ему в лицо и двумя руками закинул волосы назад: они лезли в глаза и были слегка забрызганы кровью – как его так и моей. Затылок саднил, а я пытался отдышаться, было очень жарко и так спокойно.
Осмотрев толпу, что замерла в нерешительности по обе стороны коридора, я скептически осмотрел палочки, направленные на меня. Пнув ногой поверженного врага, я с вызовом посмотрел на бледные, а кое-где и довольные зрелищем лица:
— Кто оскорбит мою мать – окажется в больничной койке рядом с этим отбросом! Пнув его еще раз, я спокойной шатающейся походкой ввалился в купе, закрыв за собой дверь. Под удивленный взгляд соседки я начал вытирать окровавленное лицо об серый свитер, что только что стащил с себя – он так же был в крови, – и, следуя заветам Хагрида, я его сожгу. Увидев на столике полупустую бутылку от сока, по которой катились градинки конденсата, я бесцеремонно приложил бутылку ко лбу и с тихой усталостью пялился в окно, пока поезд не остановился полностью.