Расширенными глазами я посмотрел в лицо великана, в голосе смешались восхищение и страх:
— К-кальмар? Такой здоровенный? – борода великана зашевелилась, я понял, что он так улыбается.
— Да, ток он это, не опасен. Не бойся, наших он не трогает, иногда даже помогает, да…
Я снова бросил взгляд на силуэт кальмара, на мечтательное выражение лица попутчика и обратно на кальмара:
— Во дела-а-а, – протянул я и обернулся, чтобы снова открыть рот в шокированном восхищении.
За моей спиной возвышался огромный замок, высоченный донжон, усыпанный десятками башенок с острыми шпилями, поблескивающими металлом в солнечных лучах. Высокая стена уходила вниз отвесного обрыва, находящегося прямо над озером. Я насчитал семь огромных башен, разбросанных по всей громаде замка, и сбился на двадцати более мелких.
— Охренеть…
— Да-а-а, – протянул великан и ткнул пальцем в сторону самой большой: – Вон та, здоровая, называется Винтовой, или Ступенчатой, она примыкает прямо к Большому залу. Ах да, там еще кабинет директора Дамблдора находится.
— Крутя-як, а когда я смогу попасть туда?
— Эт только первого сентября, традиция такая.
— Ладно, а там что? – плохое настроение улетучилось, и я как завороженный, не зная усталости, шагал за великаном и забрасывал его вопросами, он слегка запинался и объяснял слегка косноязычно, но это ему нравилось и доставляло немало удовольствия – просвещать меня о территории, примыкающей к замку.
—…а вон тот вереск на холме, видишь? Так его еще профессор Диппет посадил, лет пятьдесят назад, а то и больше, да. Только вот его все время плотоядные слизни атакуют, приходится раз в год ядом морить, мерзопаки паршивые…
— Хагрид, а ты вообще кто по профессии?
— Ум-м? – озадаченно ответил великан.
— Ну, я в смысле, эм-м, ты же со мной нянчишься, столько всего знаешь об этом месте, ты что, учитель или профессор?
— Я? Да ты что! Не-е, я лесник, хранитель ключей и границ Хогвартса.
— Круто, а в чем заключается твоя работа? Ты можешь не отвечать, вдруг секрет…
— Да что там, – снова махнул рукой лесничий и улыбнулся: – Нет там никаких тайн. Слежу я за порядком на опушке леса, Запретного леса – вон того, – он показал в сторону южной части долины, где шевелилось в порывах ветра зеленое море листвы, оно тянулось до самого горизонта, сливаясь с небом.
— Охренеть, ты что, за всем этим следишь? Так на это ног не хватит все обойти, я уже не говорю о времени…
Великан начал хохотать, уперев руки в бока, вытирая огромным пальцем выступившие слезы. Он снова посмотрел на меня и, хихикнув – что в его исполнении было похоже на чих выхлопной трубы старого движка, – пошел вперед, качая головой:
— Всего, хех, нет. Я опушку только стерегу и охраняю её как снаружи, так и изнутри, вот, – поднял он палец вверх, как бы добавляя весомости своим словам.
— Не понял? – я был слегка озадачен, чего это охранять его, да и от кого.
— Ой, то долго рассказывать, вот промочим горло с дороги, тогда и объясню тебе все обстоятельно, так сказать, если тебе, конечно, интересно.
— Да, интересно, даже очень!
Мы как раз поднялись на верх холма, дойдя до самой опушки леса, замок все время был по левую сторону и медленно приближался, увеличиваясь в размере, я уже мог различить черепицу крыши и десятки сероватых точек, что кружились вокруг южной башни: она была слегка вынесена от основной громады замка, и к ней вела тонкая полоска лестничного перехода. Лесник подозвал меня к себе и показал рукой в сторону леса:
— Вон, видишь, домик мой. На вид, конечно, неказистый, но что есть, то есть, да и привык я…
У самой опушки, утопая в тенях высоких деревьев, стояла каменная избушка, подходя все ближе, я с тем же удивлением мог назвать её небольшим бастиончиком. Высотой с двухэтажный дом, сложенная из огромных каменных блоков и с массивной деревянной дверью. Дом был круглой формы с узкими окнами-бойницами, крыша была так же сделана из широкой черепицы сероватого цвета, изредка покрытой мхом и лишайником. Рядом была пристройка, а за ней виднелся огород, у дома притаилась стойка для инструмента, огромных размеров под стать хозяину, несколько ведер, куда я бы мог поместиться полностью, даже макушки не было бы видно, и крытый, обнесенный камнем, колодец.
— Ну, вот так я и живу.
Великан слегка ссутулился, и по его голосу было понятно: он снова стесняется. На что я только улыбнулся и, сбросив сумку, стремглав побежал все осматривать, при этом забрасывая вопросами смущающегося великана.
— О, а это что? – я ткнул пальцем в тяжеленный и слегка проржавевший агрегат, он был разложен на траве, смотря узкими зубцами вверх – словно челюсть огромного монстра.
— Ой, это капкан, пальцы не суй, оторвет!.. – великан уже бежал прямо ко мне, а я, уже погребенный новыми эмоциями и впечатлениями, бросился к новому объекту…
Так и прошел приблизительно час. Хагрид был завален вопросами, взмылен, бегая по двору и пряча опасные и странные вещи, на что я только смеялся и снова забрасывал его ворохом вопросов. Через пару часов ему надоело и, вытащив меня за шкирку из колодца, куда я перегнулся посмотреть глубину, понес меня в дом, проговаривая:
— Шебутной ты, да еще и резвый словно веретенница, не поймать тебя…
— Извини, но было слишком интересно.
— Да понимаю я, сам таким был, всюду нос свой совал… Твой папка был таким же, да, – он нес меня за шкирку словно нашкодившего котенка, а я жадно пожирал все глазами с высоты двух метров, но вдруг мой интерес был сразу же переключен на лесника:
— Ты знал моего отца?
— Да, знал, ты очень похож на него, но вот глаза у тебя мамины…
На душе стало так тепло и приятно, все заботы отошли на второй план, а я начал представлять, как выглядели мои родители, как бы они…
Погруженный в свои мысли, я был спущен на каменную лестницу размером в три ступеньки рядом с огромной деревянной дверью, да еще и обитой металлом.
— Ну заходи, чувствуй себя как дома.
Он достал массивный ключ и, провернув пару раз до громкого щелчка, легонько, словно пушинку, пнул дверь. Она резко отворилась, и из темноты раздался скулеж. С интересом переступив порог, я был сбит тяжелой тенью, что начала облизывать мне лицо. Быстрое дыхание огромной собаки, слюни, что текли обильным ручьём, и окрик Хагрида:
— Клык, назад, а ну назад, дурная ты псина! – он схватил черного мастифа размером с теленка за толстый ошейник и оттащил упирающегося задними лапами пса в угол. – Ты это, прости, забыл предупредить.
На что я лишь вытер лицо краем мантии и встал с пола, осматривая помещение. Пока Хагрид кормил пса окороком, извлеченным из кармана пальто, я крутил головой, пожирая глазами круглое помещение. Свет слегка пробивался из-за закрытых ставен, под потолком висели десятки веников из разных трав, немного далее на веревке были подвешены тушки животных разных мастей – некоторых я и в жизни не видел, – по стенам на полках были расставлены многочисленные склянки, заполненные разными травами, жидкостями и чем-то еще, десяток глиняных кувшинов разных размеров, несколько огромных чашек и другой посуды. По центру комнаты стоял массивный деревянный стол, покрытый вязаной скатертью, три таких же огромных стула стояли рядом, у окон висели огромные занавески, на оконных полках стояли многочисленные кадки с растениями, а в углу, скрытом ширмой из повешенного на толстую веревку одеяла, была такая же огромная кровать. Слева от меня был высокий камин, рядом с ним стояли несколько табуреток, на решетке лежали инструменты и несколько связок дров. Каминная полка была уставлена всевозможным хламом, оплывшими свечами толщиной в мою голову и несколькими рамками с черно-белыми фотографиями: мне показалось, что они двигались.
— Я тебе в углу постелю, на лавке. Думаю, она будет для тебя как раз по ширине.
— Спасибо, Хагрид. Здесь очень круто, правда.
— Ой, да ладно тебе… – он начал сметать пыль своим носовым платком, перебирая всякие безделушки в желании занять руки. Его рука накрыла самую дальнюю рамку с фотографиями, и он слегка завис, рассматривая её. Я попытался взглянуть на неё, но не хватило роста, прыгать я не стал, вместо этого решил проявить тактичность – он неспроста так завис.
— Хагрид, тебя оставить на пару минут?
— А? Нет, не надо, – он отмер и под моим изучающим взглядом, придвинул к себе табуретку и грузно сел на неё.
— Кто это?
— Это мой папка, – с грустью и налетом нежности он провел пальцем по стеклу рамки, смахивая легкий слой пыли.
На фотографии была изображена гостиная. Рядом с камином стоял приятный старичок, у него были густые бакенбарды, нос картошкой, как и у его сына, и ясный пронзительны взгляд добрых глаз. На нем был одет старинный сюртук, и он залихватски снимал шляпу, приобнимая за плечо высокого, выше на две, а то и три головы, подростка в черной мантии. Подросток был слегка похож на мужчину – тот же нос и брови, – но лицо было более суровое и грубое, тяжелый подбородок и высокий лоб, массивные надбровные дуги и грубые скулы. Но весь его суровый вид разбивался об улыбку, он улыбался, осторожно обнимая отца, боясь его повредить. Он был счастлив.
— Красивая фотография, вы выглядите такими счастливыми.
— Да, спасибо, Гарри, – он смахнул выступившие слезы и, прочистив горло начал рассказ: – Мне было тринадцать, когда сделали эту фотографию. Я тогда только собирался поступить на третий курс. Видишь, какой я большой: уже в шесть лет я мог поднять отца и переставить его куда-нибудь, – он слегка улыбался, а я похлопал его по запястью, выше не доставал, на что он улыбнулся и продолжил дальше: – Мать ушла, когда я еще мал был, папка меня один растил. Мерлин, как же он радовался, когда мне пришло письмо из школы… – заголосил Хагрид и снова начал вытирать выступившие слезы. – А потом он умер, меня выгнали из школы и сломали палочку… – он начал всхлипывать и сморкаться в скатерть-платок.
Я пытался приободрить его, на что он замахал руками, начав дышать и втягивать сопли, махая платком перед лицом у покрасневших глаз.
— Да, я тоже вырос без родителей, так же, как и ты, но тебе-то тяжелей – ты их не знал. А я тут разревелся словно Авгур. Ты прости меня…
— Да ничего, все нормально, ты классный друг.
При слове “друг” он слегка заалел, а потом резко вскочил, начав метаться по комнате в поисках чайника, при этом гремя посудой:
— Хороший ты парень, Гарри, хороший, все у тебя будет хорошо.
Найдя чайник, великан выбежал во двор. Набрав воды, он вытащил из заднего кармана брюк розовый зонтик, он был тонким и с ручкой полумесяцем.
— Ты это, мне как бы нельзя колдовать, не рассказывай никому, пожалуйста… – шепотом попросил великан, на что я лишь изобразил держание рта под замком, выбросив несуществующий ключ, и с прыжка уселся за высокий стол, доставая до столешницы лишь подбородком.
Хагрид направил острие зонтика в камин, и из него вылетели огненные шарики, что тут же подожгли сложенные там дрова. Камин затрещал пламенем, окуная полутемное помещение в багровый саван отсветов, тонкий запах дымка и древесины ворвался в мой нос, я же с улыбкой смотрел за носящимся по дому здоровяком и думал, что за таким страшным и пугающе огромным фасадом, спрятан ранимый и добрый человек…
========== Глава 12 ==========
В дальнейшей жизни все почему-то горели желанием сообщить, что я шибанутый на голову адреналиновый маньяк и магнит для неприятностей. Я этого не отрицаю, ведь большую часть жизни меня пытались убить и закопать понадежней. Нет, были и светлые моменты – их все же было много, да я еще и оптимист. Но на то время тяга к приключениям не так прочно укоренилась в моем сознании, я её осознал только по прошествии многих лет – большую же часть молодости я влипал в неприятности, веселился и пытался выжить.
Я думаю, что переломным моментом стала встреча с третьей по опасности тварью – все же первой будет человек, он всегда был опасней множества живых и неживых существ.
Сегодня был первый день последней недели августа – двадцать шестое число. Мы шли по лесу в поисках раненого гиппогрифа: Хагрид говорит, что не досчитался одного из их табуна – молодого самца, Гнедого. Что я делаю в Запретном лесу? Помогаю и составляю компанию леснику – книжки перечитывать по третьему кругу мне надоело, а мольбы отправиться в Косой Хагрид отбрил:
— Нечего тебе деньги тратить на те книжки, скоро будешь в школе – там в библиотеке их горы, да и учебой тебя, шебутного, загрузят по самую маковку.
После этого состоялся долгий разговор с вдалбливанием техники безопасности, а если по-простому, то: «Не отходи от меня ни на шаг, ничего не трогай и не шуми – вот и вся наука, а пока я делаю свои дела – мотай на ус».
Вот так я уже неделю хожу тенью за Хагридом и помогаю ему во всем. Конечно, первые дни ноги болели нещадно: мы такие петли по тропам мотали, что сам черт ногу сломит в тех буераках шастать, полувеликан пер как танк, я же болтался за ним хвостиком. Но я был хорошим учеником, не ныл, не просил остановок, чаще всего молчал и делал, что сказано. Нет, случались и накладки: попытавшись сорвать яблоко, я чуть не оказался сожранным деревом. Видите ли, плотоядная яблоня подпускает к себе только единорогов, что удабривают уже своими магическими «яблоками» землю вокруг. Но то был полезный опыт, даже незабываемый.
— Ох, наверное, назад вертаем, я тебя дальше не поведу, опасно там, да и следы не обнадеживают, не видел я еще таких.
Великан сидел на корточках рядом с тонкой бороздой у корней дерева: оно было расцарапано, словно кто-то метил территорию, недалеко от него мы нашли приличную кучу дерьма, на что Хагрид выдал: «Воняет как дерьмо беса, только еще хуже». Странно было то, что эту кучу кто-то яростно пытался закопать – словно большая кошка, пытающаяся скрыть запах от врагов.
— Ну уж нет, я тебе пригожусь, тем более палочка у меня есть, а у тебя нет.
— Ты это, не спорь, опасно ведь.
— Хагрид, я буду делать то, что скажешь, как и все время, тем более нам все же Гнедого найти нужно…
— Не, только то, что от него осталось, – скривился лесник и бодро встал с колена.
— Чего? Так ты тогда не по-маленькому отходил, а труп нашел? Вот хитрюга…
— Рано тебе такое видеть. Эх-х, пошли уже, только от меня ни на шаг! Скажу прыгать – прыгнешь, скажу бежать – пустишься как Сниджет, за которым сто квиддичистов гоняються, понял? – он серьезно посмотрел на меня, на что я так же серьезно кивнул.
Медленно пробираясь в глубь леса, я отметил, что становится темнее, но на дворе только полдень. Свет таял песчинками света в широких кронах вековых деревьев. Мы изредка натыкались на следы твари, убившей гиппогрифа: она была с ладонь лесника, усеянная пятью длинными когтями. Иногда попадались дымящиеся лужицы черной крови, она была словно кислота, в чем мы только что и убедились. Хагрид сунул в неё веточку сушняка, и она начала дымиться.
— Надо отседова уходить, причем срочно, кровь свежая, я такой никогда не видывал…
— Поздно… – тихим шепотом прохрипел я, во рту пересохло, спина и лоб покрылись липким потом, а кожа на руках – мурашками. Сегодня я по-настоящему испугался, на душе стало темно и тоскливо – словно в промозглый осенний день, когда тучи над небом заволокли солнце, и кажется, что новый день никогда не настанет. Волосы на голове встали торчком, руки тряслись от парализующего страха, в то время как сердце жадно бухало в груди, словно надеясь отбить напоследок так много ударов, как сможет.
— Мантикора… – прохрипел побелевший лицом лесник. – Не уберег, умрем мы, не уберег…
Удары сердца отдавались тяжелой барабанной дробью у меня в ушах, все стало серым и очень ярким, словно кто-то подкрутил контраст на телевизионной панели. Сон, снившийся мне в Дырявом Котле, начал волнами наплывать на мой разум, окутывая его ледяным саваном соленого бриза холодного моря.
Из-за темных деревьев, чьи корни перерыли всю землю, бугрясь змеиными клубами, к нам двигалась тень. Белая маска подобия человеческого лица: оно было словно из кости, кое-где шероховатой и неровной. Из-за белого мрамора наростов на нас взирали две пары узких глаз, они походили на кошачьи, но ярко-багрового цвета, они бликовали в редкой полутьме леса в такт тихого рокота. Огромная, высотой в два метра в холке, тень медленно ступала к нами, подволакивая раненную лапу. Гиппогриф отбивался из последних сил, но был повержен охотницей. Темные кожистые крылья плащом укрывали её спину, а бурая грива была вымазана в крови, как и её челюсти. Хвост с длинным жалом словно у скорпиона резко помахивал в так её шагам: она нервничала.