А Софи беспечно спала и даже не догадывалась о происходящем. Агата сидела с ней рядом, также запертая в церкви, и прислушивалась к крикам и отзвукам ударов. Отдать им Софи – и ее лучшая подруга умрет. Не отдавать Софи – и весь ее город погибнет. Агата сгорала от стыда. Она смогла вновь открыть ворота между мирами. Но для кого? Кто хотел смерти Софи?!
И должен же быть способ все исправить. Если она смогла открыть ворота, она же их и закроет!
Для начала она попыталась заставить свой палец светиться, сосредоточившись на своей злости. Ее щеки раздулись от гнева на убийц, на себя, на свою глупость, но палец почему-то стал даже еще бледнее, чем был. Тем не менее она все равно попыталась наложить заклятие защиты на церковь, но чары, как она и ожидала, не подействовали. Она попробовала молиться святым на витражах, загадывала желание на восходящую звезду, потерла каждую лампу в церкви в надежде найти там джинна, и, когда все ее усилия не увенчались успехом, она выхватила розовую помаду из кулака Софи и написала на залитом лучами рассветного солнца окне:
К своему удивлению, она получила ответ:
Буквы вспыхнули прямо в воздухе на опушке леса.
Агата заметила, как между деревьями промелькнуло что-то красное, однако разглядеть ничего не успела.
Она написала:
Пламя из леса ответило:
Она потребовала:
Ответом ей было:
Агата наспех вывела:
Вместо ответа пушечное ядро разнесло статую Софи на куски.
Софи зашевелилась за ее спиной, бормоча что-то о связи плохого сна и угревой сыпи. Окончательно проснувшись, она поднялась со скамейки и, спотыкаясь в темноте, все-таки смогла зажечь свечу. Дрожащий бронзовый свет дотянулся до деревянных перекрытий церкви. Затем Софи сделала несколько упражнений из йоги, съела несколько миндальных орешков, натерла лицо сначала скрабом с грейпфрутовыми косточками, а затем чешуей форели. Закончила она свой моцион нанесением крема из какао.
Софи повернулась к Агате, все еще сонно улыбаясь:
– Доброе утро, дорогая! Какой у нас план?
Но Агата, ссутулившаяся у подоконника, не сводила глаз с разбитого окна. Софи встала рядом. Перед ней открылся город, который буквально сровняло с землей; люди, лишенные крова, выбирались из-под огромных валунов, а валяющаяся каменная голова ее позолоченной статуи сурово смотрела на подруг со ступенек церкви. Улыбка Софи медленно погасла:
– Так у нас нет никакого плана?
БАХ!
Дубовые двери задрожали от удара молотка, сбивающего висячий замок.
БАХ! БАХ!
– Убийцы! – завопила Софи.
Агата побледнела от ужаса:
– Но церковь – это святое место!
Доски захрустели; шурупы выпали, звякнув об пол.
Девочки попятились к алтарю.
– Прячься! – прошептала Агата, и Софи суматошно забегала вокруг кафедры, как обезглавленная курица.
Что-то металлическое лязгнуло в двери.
– Ключ! – завизжала Агата. – У них есть ключ!
Она услышала щелчок замка. Позади нее Софи беспомощно барахталась среди занавесок.
– Прячься сейчас же! – выдохнула Агата.
Дверь с грохотом распахнулась, и она резко обернулась к темному порогу. В слабом свете свечи можно было различить сгорбившуюся черную тень, которая крадучись проникла в церковь.
Сердце Агаты остановилось.
Нет!..
Кривая тень скользнула по проходу, мелькая в свете свечи. Агата опустилась на колени за алтарем. Ее сердце стучало так сильно, что она не могла дышать.
Он же мертв!
Разорван в клочья белым лебедем и пущен по ветру! Перья черного лебедя осыпались мрачным снегом над школой в далеком-далеком царстве! Но сейчас Директор школы, вполне себе живой, крался к ней, и Агата, притаившись у кафедры, сжалась в комочек…
– Позиция уже непригодна для обороны, – послышался голос.
Голос совсем не Директора школы.
Агата выглянула из-за своей руки, за которой пыталась спрятаться, и ее взору предстал Старейшина с самой длинной бородой.
– Софи нужно отвести в безопасное место, – сказал Старейшина помоложе, выглядывая из-за его плеча и приветственно снимая остроконечную шляпу.
– И она должна отправиться туда сегодня же, – добавил самый младший Старейшина, поглаживая свою короткую бородку.
– Куда? – выдохнул кто-то.
Старейшины подняли головы вверх и увидели Софи на мраморном фризе, придавленную статуей обнаженного святого.
– Так ты ТАМ пряталась?! – гаркнула Агата.
– Куда вы меня заберете? – спросила Софи главного из Старейшин, безуспешно пытаясь высвободится из-под статуи.
– Не беспокойся, все уже устроено, – ответил он, надевая шляпу и направляясь к двери. – Мы вернемся за тобой вечером.
– Но как же атаки? – крикнула ему в спину Агата. – Как вы их остановите?
– Все устроено, – повторил тот, что был посередине, следуя за старшим.
– В восемь вечера, – добавил младший, семеня след в след за средним. – И только Софи.
– Откуда вы знаете, что она окажется в безопасности? – запаниковала Агата.
– Все устроено, – повторил главный из Старейшин и запер за собой дверь.
Ошарашенные девочки стояли молча, пока Софи не завизжала:
– Вот видишь? Я же тебе говорила! – Она соскользнула с фриза и сжала Агату в объятиях. – Все будет хорошо! Ничто не сможет разрушить наше «долго и счастливо»!
От облегчения у Софи будто выросли крылья, и она порхала, собирая свои кремы и огурцы в милый розовый чемоданчик. Ведь неизвестно, сколько времени пройдет, пока подруга сможет навестить ее с новой порцией трав. Она оглянулась на Агату, чьи большие темные глаза не отрывались от окна.
– Не тревожься, Агги. Все же устроено!
Но Агата смотрела на снующих меж руин жителей, которые кидали на церковь полные ненависти взгляды, и вспоминала те времена, когда, по словам матери, Старейшины все «устраивали»… Она могла лишь надеяться, что сейчас результаты будут лучше.
Перед закатом Старейшины разрешили Стефану зайти в церковь. Софи не видела его с тех пор, как он их запер. За это время он изменился: борода отросла, одежда стала грязной, а кожа приобрела землистый оттенок. Стефан явно недоедал, у него не было двух зубов, а левый глаз украшал свежий синяк. Так как его дочь была под защитой Старейшин, жители города вволю вымещали свое раздражение на нем.
Софи изобразила сочувственный вид, но ее сердце ликовало. Не важно, какой доброй она пыталась быть – ведьма внутри ее все еще хотела, чтобы отец страдал. Она взглянула на Агату, которая грызла ногти в углу и делала вид, что не прислушивается к их разговору.
– Старейшины сказали, что это ненадолго, – сказала Софи.
– Как только те трусы в лесу поймут, что тебя перепрятали, они заявятся сюда, чтобы проверить. И я буду готов их встретить. – Он почесал свой весь в черных точках нос и заметил, как дочь передернулась от отвращения. – Я знаю, у меня тот еще вид.
– Тебе нужен медовый крем, – сказала Софи, роясь в своей сумке с косметикой, пока не нашла мешочек из змеиной кожи. Однако отец неотрывно смотрел на разрушенный город, и глаза его увлажнились.
– Отец?
– Горожане хотят выдать тебя. Но Старейшины сделают все для твоей защиты. Тем более под Рождество. Они гораздо лучше нас всех, – мягко произнес он. – Правда, никто в городе больше не хочет продавать мне еду. Как же мы выживем?..
Он вытер глаза.
Софи никогда не видела своего отца плачущим.
– Ну, я в этом не виновата, – вспылила она.
Стефан выдохнул:
– Софи, самое главное – чтобы ты вернулась домой.
Софи крутила в руках мешочек с медовым кремом:
– Так, и где ты теперь живешь?
– Вот еще одна причина моей непопулярности, – ответил отец, потирая разбитый глаз. – Тот, кто охотится за тобой, снес все дома – кроме нашего. Лавка с продуктами разрушена, но Оноре все еще как-то удается кормить нас каждый вечер.
Софи сильнее сжала свой мешочек:
– Нас?
– Мальчики переехали в твою комнату до тех пор, пока все не уладится. Мы с Онорой ждем подходящего момента, чтобы закончить свадьбу.
Софи изо всех сил швырнула в него мешочек. Голодный Стефан учуял мед в креме и плотоядно уставился на ее сумку:
– У тебя есть что-нибудь, что мальчишки смогут съесть?
Агата заметила, что Софи на грани обморока, и немедленно вступила в разговор:
– Стефан, ты знаешь, куда Старейшины ее спрячут?
Он помотал головой.
– Но они уверили меня, что ни убийцы, ни горожане не смогут ее найти, – сказал он, наблюдая, как Софи тащит свою сумку на другой конец церкви, как можно дальше от него. Стефан подождал, пока она удалится настолько, что не сможет его слышать.
– Понимаешь, нам нужно ее спрятать не только от этих убийц, – прошептал он.
– Но она не сможет долго продержаться одна, – беспокоилась Агата.
Стефан взглянул в окно на окружающий Гавальдон лес, ставший теперь мрачным и казавшийся бесконечным под заходящим солнцем.
– Что там с вами случилось, Агата? Кто хочет убить мою дочь?
Ответа у Агаты пока не было.
– А что, если план Старейшин не сработает? – спросила она.
– Мы должны доверять Совету Старейшин, – Стефан отвел глаза, – им лучше знать, что нужно делать.
Агата заметила страдание на его лице. «Стефан пострадал больше всех», – вот как сказала ее мать. Но что она имела в виду?
– Я позабочусь о ней, – виновато сказала Агата. – Софи будет в безопасности. Я обещаю!
Стефан наклонился и взял ее лицо в ладони:
– Мне нужно, чтобы ты сдержала это обещание.
Они обернулись к Софи. Девочка сидела на алтаре, крепко прижав сумку к груди.
– Я буду дома к выходным, – пробурчала Софи, – и хорошо бы на моей кровати лежали свежие простыни!
Когда пробило восемь часов, Софи все еще сидела на алтарном столе в окружении подтекающих свечей и слушала, как недовольно урчит ее желудок. Она позволила отцу забрать последние диетические (без масла!) крекеры для мальчиков, но только потому, что Агата практически принудила ее. Мальчишки ими точно подавятся. Эта мысль ее согревала.
Софи вздохнула.
Директор школы был прав. Я есть Зло.
Вот только со всеми своими талантами и колдовством он даже не догадывался, что от этого есть лекарство. Подруга, которая делает ее доброй. Пока у нее есть Агата, Софи ни за что не станет вновь мерзкой, страшной ведьмой.
Агата не хотела оставлять Софи одну, но Стефан настоял. Старейшины выразились четко: «Только Софи», и сейчас не стоило оспаривать их приказы. Сейчас, когда они как раз собирались спасти ей жизнь.
Оказавшись в одиночестве, Софи почувствовала беспокойство. Кажется, Агату что-то тревожило. Она будто бы относилась к Софи настроженно – как тогда, когда Софи грубила ей, витая в мечтах сказочной принцессы. Но сейчас она уже не могла представить себе будущее без Агаты. Не важно, как долго Софи придется прятаться и как тяжело ей будет – она выдержит все, потому что знает: ее ждет подруга. Подруга, которая стала ее настоящей семьей.
Но тогда почему Агата так странно ведет себя последнее время?
Софи заметила, что за прошедший месяц дистанция между ними увеличилась. Во время их прогулок Агата почти не смеялась, отстранялась, когда Софи пыталась ее обнять, и казалась глубоко погруженной в свои мысли. Впервые с тех пор, как они познакомились, у Софи появилось ощущение, что она вкладывается в эту дружбу больше подруги.
А потом эта свадьба. Она притворилась, что не заметила, как ладонь Агаты ходила ходуном, словно хотела выскользнуть из руки Софи. Будто она не могла удержать какой-то страшный секрет.
Может, я не такая уж и добренькая.
Пульс застучал у Софи в ушах. Палец Агаты не мог светиться в тот день.
Или мог?
Она вспомнила о своей матери, которая тоже была красива, умна и очаровательна… У нее тоже была подруга, которой она доверяла… Вот только подруга предала ее, и мать умерла сломленная, в одиночестве.
Софи встряхнула головой, чтобы отогнать ненужные мысли. Вообще-то, ради нее Агата отказалась от принца. Почти пожертвовала своей жизнью. Агата вырвала для них счастливый конец, несмотря ни на что.
В холодной темной церкви сердце Софи билось все быстрее.
Так почему же она разрушила нашу сказку?
Позади нее со скрипом открылись двери. Софи, облегченно вздохнув, повернулась и увидела фигуры в серых плащах, сжимающие в руках черные шляпы.
Только главный Старейшина держал что-то другое.
Нечто более острое.
Когда живешь на кладбище, важно помнить, что мертвым освещение ни к чему. Свет давали лишь два факела над воротами, и кладбище казалось черным-черно, и все, что находилось за его пределами, сливалось в огромное чернильное пятно. Всматриваясь в темноту сквозь разбитые ставни своего окна, Агата видела размытые пятна белых палаток, сооруженных на месте разрушенных домов у подножия холма. Где-то там Старейшины вели Софи в безопасное место. Все, что она могла сделать, – только ждать.
– Мне нужно было спрятаться около церкви, – вздохнула она и лизнула свежую царапину, оставленную Рипером, который все еще шипел на нее, словно Агата была ему незнакома.
– Ты не можешь ослушаться Старейшин, – сказала мать, напряженно сидя на кровати и поглядывая на каминные часы с костями вместо стрелок. – Они вели себя прилично, с тех пор как благодаря вам прекратились похищения. Пусть все так и остается.
– О, пожалуйста, – Агата усмехнулась. – Что мне могут сделать трое старикашек?
– То, что делают все мужчины, когда испуганы, – Каллиса не отрывала взгляда от часов. – Обвинить в ведьмовстве.
– М-м-м-м. И спалить нас на костре, как же, – фыркнула Агата, плюхаясь на кровать.
Напряжение повисло в воздухе. Она села и увидела озабоченное лицо матери, которая все еще смотрела в одну точку.
– Ну ты же не серьезно, мама.
На верхней губе Каллисы выступил пот.
– Когда стало ясно, что похищения не прекратятся, им понадобился козел отпущения.
– Они сжигали женщин? – не поверила Агата.
– Только незамужних. Вот чему их научили книги сказок.
– Но ты так и не вышла замуж, – парировала Агата, – почему же ты выжила?..
– Потому что был человек, который вступился за меня, – сказала мать, наблюдая, как кости на часах замерли на цифре «восемь». – И он заплатил свою цену.
– Мой отец? Ты сказала, что он был гнилой двоеженец, который погиб в аварии на мельнице.
Каллиса молчала, уставившись на часы.
По спине Агаты пробежал холодок. Она посмотрела на мать:
– Что ты имела в виду, когда сказала, что Стефан пострадал больше всех? Когда Старейшины устроили его свадьбу?
Глаза Каллисы точно приклеились к часам.
– Проблема Стефана в том, что он доверился не тому, кому следовало. Он всегда считал, что все люди добрые.
Длинная кость сдвинулась с восьмерки. Плечи матери облегченно расслабились.