Глава 7
В ту злополучную ночь луны над Голландией не было.
Именно это обстоятельство и послужило завязкой трагедии, изменившей ход испано- нидерландской войны…
Ирокезовы вышли из палатки Главнокомандующего, слегка покачиваясь от съеденного и выпитого и тут же попали под дождь. Часовой сделал им «на караул», но герои не заметили этого. Задрав головы вверх, они обиженно смотрели в небо, что решило испортить такой чудесный вечер.
— Дождь… — сказал Ирокезов младший.
— Вот это да… — откликнулся папаша и скомандовал. — В укрытие!
Прогнав часового, они сели под грибок, защищавший того от дождя и ветра и разговорились.
— А что, папенька, хороший человек наш главнокомандующий?
— И- и- и- и- и, сынок! — протянул Ирокезов старший, вкладывая в это «и- и- и- и- и» ничем не передаваемый смысл.
— И правильно! — с жаром согласился сын. — Кремень мужик!
— Угу, — согласился Ирокезов старший, — дворянин, правда…
Он прищурил глаз, выражая самую малость сомнения.
— Ну и что, что дворянин? — спросил сын. — А что дворяне не люди?
— Люди, — согласился папаша, — только кровь у них гнилая, а так все ничего…
— Дворяне, они разные!
— И- и- и- и- и, сынок! — опять протянул отец, дававший понять, что уж кого- кого, а дворян он знает как облупленные яйца. В каком-то смысле Ирокезов бы прав, ибо дворянской крови за последнее время пролил не мало. Отдавая дань проницательности Ирокезова старшего нельзя было не отдать должное проницательности самого главнокомандующего, который разбирался в Ирокезовых не хуже, чем сам Ирокезов в дворянах. Прочитав хроники епископа Анжуйского и произведя некоторые наблюдения лично, он убедился, что войны ему без их помощи не выиграть.
— Да вы прямо герои! — восхищался Главнокомандующий обоими Ирокезовыми.
— Да, — отвечали они в один голос. — И в огне не горим и в дерьме не тонем. Лишь бы воздуху хватало…
— Да вам все по плечу! — ахал Главнокомандующий.
— Это уж как прикажете… — скромно соглашались Ирокезовы.
— А не взорвать ли вам, братцы в таком случае неприятельский редут? — забрасывал удочку Главнокомандующий.
— Отчего же не взорвать? — спрашивали Ирокезовы, засучивая рукава, — очень даже можно, ежели пороху в достатке…
— Выдать им пороху сколько пожелают! — кричал тогда Главнокомандующий и Ирокезовы, получив порох, шли причинять неприятности неприятелю.
Случалось такое не реже двух раз в неделю, и в этот раз получилось то же самое. Главнокомандующий предложил им взорвать важное вражеское укрепление.
— Траншея эта мне как кость в горле. Проглотить не могу, а выплюнуть не имею возможности.
Прознав, что дело опасное, Ирокезовы тут же согласились. Из личных запасов Главнокомандующего им выдали ведро «Рябиновой мальвазии» и две бочки голубого василькового пороха. На прощание Главнокомандующий, слегка смущаясь, сунул Ирокезову старшему объемистую флягу.
— Да хватит нам, — отказался папаша, кивая на ведро мальвазии, но оказалось, что кое-что не понял.
— Я тут с колдуном посоветовался. Он рекомендует хлебнуть перед диверсией.
Ирокезов взвесил флягу в ладони, и ведро внезапно показалось ему не таким уж большим. Он повесил ее на пояс и спросил.
— Ну, хлебнем мы и чего?
Оглянувшись, Главнокомандующий склонился к его уху и прошептал.
— Вы сможете пройти к бастиону под землей.
Ирокезов старший недоверчиво поднял бровь, но ничего не сказал.
— Выпив содержимое фляги, вы попадете под землю, — повторил Главнокомандующий, почувствовавший, что герои его не поняли.
Через его голову Ирокезов старший пересчитал бутылки на только что покинутом столе и пожал плечами. Их было не больше обычного. Главнокомандующий должен был быть в своем уме. Вчера точно в таком же состоянии он играл в карты, проявив при этом недюжинную осмотрительность и здравомыслие.
— К чертям что ли? — переспросил Ирокезов младший, и потому более доверчивый. — Помрем?
Главнокомандующий почесал в затылке.
— Нет. Так глубоко я думаю не провалитесь… Футов на 8- 10 кажется…
— Это еще куда ни шло… — успокоился младшенький.
— А хоть и к чертям! — отозвался старший Ирокезов. — Ради хорошего человека хоть к чертовой матери…
— Герой! — хлопнул его по плечу Главнокомандующий. — Люблю героев!
— Ура- а- а- а- а, — протяжно крикнули Ирокезовы и покинули палатку.
Сидя под грибком они за разговором выпили всю отпущенную мальвазию.
Едва дождь немного перестал Ирокезовы пошли на передовые позиции. Бочки с порохом уже стояли за небольшим холмом. Под ногами хлюпала грязь, последние лучи солнца освещали бастион, а за ним высилась плотина, а за ней шумело море…
— Ну, давай, папаша, хлебнем колдовского зелья, — потирая руки, сказал Ирокезов младший. Папаша приложился первым. Выпив тремя глотками свою долю, он прислушался к своим ощущениям.
От горла и вниз, к пупку, скользнула холодная молния, в одно мгновение ставшая огнем. Он на выдохе сообщил сыну.
— Ром! Ямайский ром! Я в восторге.
Ирокезов младший, допив остаток, только ахнул. Несколько минут герои стояли на постепенно слабеющих ногах и вскоре очутились на земле, у бочек.
— Что сынок, действует?
Прежде чем ответить Ирокезов младший несколько долгих мгновений овладевал своими губами.
— Оказывает влияние, — неопределенно ответил он.
— А я уж себя и не чувствую! — радостно сообщил папаша.
— Растворяемся, батя! — бодро сказал сын и упал рядом с бочкой лицом прямо в мокрую жижу.
— Достиг границы проницаемости, — отрапортовал он отцу. — Стою на грунте.
— Следую за тобой, сынок.
Ирокезов младший ерзал в грязи, пытаясь подняться на ноги.
— Ты, папенька поострожнее. На шею мне не наступи…
Ирокезов старший таращился в темноту, стараясь извлечь из этого хоть какую-то пользу.
— Дьяволы… — выругался он. — Хоть бы головешек нашвыряли…
Темнота вокруг висела неестественная. Дождь прекратился, но небо затянутое тучами не светилось звездами. В воздухе пахло дымом. Только это и напоминало о том, что где-то существуют еще костры, свечи и факелы и вообще свет.
— Мокро, папенька! — жалобно сказал Ирокезов младший, уже начавший мерзнуть. Ром не согрел его, а только ударил в голову. Вытащив голову из лужи Ирокезов старший отозвался.
— Не журись, сынок. Это лечебные почвенные воды. Пойдем?
Ирокезов младший, однако, остановил отца.
— Подумать надо, батя…
Ирокезов старший, соглашаясь, кивнул. Сын этого не увидел, но понял, что папаша готов его слушать.
— Провалились мы или нет? — спросил сын.
Почти минуту Ирокезов старший оглядывался, но облака, высокий горизонт и половина ведра мальвазии обманули его.
— Так, сынок, — согласился он. — Провалились.
— А почему дальше не проваливаемся?
Ирокезов старший топнул ногой и в темноте чавкнуло.
— Стоим на чем- то…
— Что значит «на чем- то»?
— На земле стоим!
— И не проваливаемся? — ехидно переспросил сын.
Ирокезов старший задумался. Что-то тут было не так, чувствовалась какая-то логическая неувязка.
— Мы стоим не на земле, а на воздухе! — торжественно изрек Ирокезов младший. — Мы теперь воздух как землю ощущаем…
Несколько секунд Ирокезов старший пытался пристроить эту странную мысль в голове, но у него ничего не получилось.
— И- и- и- и- и, — сказал он своим прежним тоном, но спорить не стал. Он напрягся, и, выкатив бочку из грязи, покатил ее вперед. Следом загремел бочкой и сын. Они шли, изредка переругиваясь на мертвых языках народов двуречья, пока не уперлись в плотину. В темноте они сбились с пути и траншеи испанцев остались правее.
— Никак дошли?
Ирокезов младший ощупал стену рукой. Стена уходила высоко вверх.
— Точно, папенька, окоп.
— Какой, к черту окоп, ежели стена вверх идет? — возразил папаша, так и не въехавший в логику сына.
— Да нет же, папенька! Окоп он воздуху полон, а мы его как стену ощущаем. Понятно?
Ирокезов старший недоверчиво высморкался.
— Не верю я колдунам. Дурит он нас… Я вот даже ветер чувствую… Может быть под землей ветер?
Но сын сразил его неоспоримым доводом.
— Да если б мы не под землей были, то нас подстрелили бы давно. Сморкаешься как бегемот в трясине…
Довод был хорош.
Положив бочки друг на друга Ирокезов старший поджег фитиль и они пошли обратно.
— Удивительно, что нам не мешают корни деревьев, — заметил папаша.
Ирокезов младший обернулся.
Фитиль светился маленькой звездочкой. Порывы ветра раздували огонь, красной точкой стремительно бежавший к бочкам. Окончательно возвращая все на место, ветер бросил им в лица горсть дождинок, и молния расколола небо на несколько частей. В ее свете Ирокезовы разглядели унылый пейзаж: несколько деревьев, плотину и бочки около нее.
— Господи! — ужаснулся Ирокезов младший.
Следующий удар грома заглушил взрыв и рев, вырвавшейся на свободу воды.
Так была потоплена испанская армия.
Шхуна «Глейн», корабль флота её Величества, пересекала океан, направляясь из Глазго в Иокогаму. Доверху забитый скобяными товарами корабль умудрялся все-таки делать восемь узлов — помогал ветер, упорно дувший в корму. Уже неделю ровным, мощным дыханием он относил корабль все южнее и южнее, к проливу Дрейка.
Капитан, опытный моряк, проплававший уже лет двадцать, не видя необходимости в своем присутствии на мостике, поручил команду первому помощнику и спустился в каюту. В теплом уюте он расположился с кружкой грога, но приложиться к нему не успел — в дверях появился вестовой:
— Корабль слева по борту, сэр!
С сожалением посмотрев на грог, капитан вышел. На мостике первый помощник доложил:
— Американец, сэр.
Капитан усмехнулся — янки… Выскочек из Нового Света он не любил, считая их вех молодыми нахалами, однако, чувства чувствами, а морские законы всегда останутся морскими законами. По фалам потянулись вверх флажки телеграфа. Шхуна приветствовала встречный корабль, но американец молчал. С парусами то раздуваемыми ветром, то безвольно полоскавшимися на реях, он топтался на месте, разворачиваясь к ветру то одним, то другим бортом.
— Сопляк, — проворчал капитан. — Молокосос.
Капитан был доволен, что капитан встречного корабля не улучшил его мнения об американских моряках.
«Глейн» слегка изменило курс, сближаясь с кораблем. Первый помощник, вооружившись подзорной трубой исследовал корабль, заинтересовавший его полным пренебрежением к морским законам. Вскоре он прочел название:
— Перед нами «Мария Целеста», сэр!
На корабле не было видно никакого движения. Даже в отличную подзорную трубу помощника капитана не удалось найти ни одного из членов команды. Корабль был необитаем как зачумленная деревня.
Суда сближались. Повинуясь капризам ветра «Мария Целеста» повернулась кругом, показывая себя целиком. У рулевого колеса никого не было.
При всей нелюбви к американским морякам капитан «Глейн» понимал, что они хоть американские, а все же моряки. Даже в первую очередь моряки, а уже потом американцы. Никто из ходящих по морю не мог, находясь в здравом уме оставить рулевое колесо без присмотра. Если не матрос, то хоть кошка или канарейка должна была сидеть у штурвала и смотреть на компас.
А сейчас там не было никого. Даже канарейки.
«Глейн» легла в дрейф и спустила шлюпку.
Первый помощник и десяток матросов на ялике подошли к борту корабля.
Они обследовали находку от трюма до марсовой площадки, но ничего не нашли. Ну не то чтоб совсем никого. Нашли канарейку. В клетке. На камбузе весело полыхал огонь. Ветер разносил по кораблю запах кипящего кофе. В котлах, на медленном огне, томилась пшенная каша и вот собственно и все.
Слабый луч света на происшедшее проливало только отсутствие на талях одного баркаса. Было ясно, что люди исчезли совсем недавно, но совершенно не ясно было, куда они исчезли…. Помощник крикнул в мегафон:
— Господин капитан, на судне никого нет.
На «Глейн» это известие встретили суеверным молчанием. Только второй помощник, образованный человек, шепотом пробормотал за спиной капитана:
— Пришельцы….
Капитан усмехнулся наивности молодежи и, скрестив пальцы, так же шепотом, боясь накликать несчастье, сказал:
— Ирокезовы…
Последние двести лет, перед началом освободительной войны американских колоний, Ирокезовы прожили в Европе, ничем особенно не занимаясь. Время для бессмертных не существует. Не считая его Ирокезовы бродили по странам, занимаясь чем придется — строили каналы, плотины, дороги, и, конечно, воевали. В карманах своего кафтана Ирокезов младший теперь таскал пригоршню медалей, полученных в бесчисленном множестве войн.
Изредка они с папашей предпринимали длительные пешие переходы, заводившие их даже в Китай, но недолго походив по Поднебесной они все же возвращались обратно — назад манил лучший из городов мира — Амстердам. Город с самыми лучшими на свете банями.
Так бы и продолжалось Бог знает столько времени, но однажды, бродя по дорогам Франции, как раз недалеко от Парижа, они узнали об отправлении в Новый Свет французского экспедиционного корпуса. Прочитав объявление Ирокезов старший сказал сыну:
— Постреляем? К тому же бананы, апельсины, винная порция….
— Туземные женщины, — помолчав добавил Ирокезов младший. — Индейки, индюшки и индианки…
— Невинные жертвы… — плотоядно захохотал отец. — Ну что сынок, решено?
Отец с сыном ударили по рукам и заспешили на вербовочный пункт. Через две недели их погрузили в Марселе на корабль, а еще через шесть недель выгрузили во Флориде.
Земной рай предстал перед глазами Ирокезовых. Все было так, как предсказывал отец — были и бананы и апельсины. Винную порцию выдавали ямайским ромом.
Так продолжалось несколько дней, пока отряд шел по плодородной части полуострова. Несмотря на дисциплину и военные строгости Ирокезовы были все же довольны — перемена климата пошла им на пользу. Еды хватало, противник был под руками и дрался отчаянно, а ничего другого Ирокезовым и нужно не было. Однако, когда отряд двинулся в глубину Флоридских болот, а вместо соленых солдатских шуток, до которых Ирокезов старший был большой охотник, над колонной повисли тучи москитов вперемежку с холодным малярийным туманом, Ирокезовы закручинились.
— Издохнем тут, — ворчал Ирокезов младший. — Издохнем ни за грош, в бесславье и судорогах.
— Завели в болото, — вторил ему отец — За пиявок, что ль воюем?
Недовольство Ирокезовых росло, временами перехлестывая через край. В один из таких дней Ирокезов старший избил главнокомандующего экспедиционным корпусом, выбив ему четыре зуба и вывихнув руку. Через полчаса палатка Ирокезовых была расстреляна из орудий, выведенных на прямую наводку, однако последующее разбирательство остатков палатки показало, что боеприпасы были потрачены впустую. Ни следов крови, ни Ирокезовых в палатке не обнаружили. Проклиная грабительскую войну, герои через болото уходили прочь от лагеря. Боевой азарт Ирокезова старшего еще не угас и поэтому иногда он, ловкий как обезьяна, взбирался на дерево и кричал, повернувшись лицом к оставленному лагерю:
— А видал я вас всех в гробу, пижоны, кровь дворянская…
Его голос все более ослабляемый расстоянием в течение двух дней пугал ночные караулы Французской армии.
Через три дня болото кончилось. Почувствовав под ногами твердую почву, Ирокезовы воспрянули духом. За вынужденный трехдневный пост они вознаградили себя, разгромив провиантский обоз. Часть конвоя, благоразумно сдавшаяся в плен Ирокезовым и, благодаря этому, оставленная ими в живых, две недели пьянствовали с героями, проедая и пропивая запасы своих голодающих товарищей. На исходе третьей недели остатки конвоя, понурые, но движущиеся сомкнутым строем, вернулись в стоящий посреди болот лагерь. Сивый от перепоя капрал с дергающимся лицом доложил главнокомандующему о постигшем их несчастье. Оканчивая рассказ, добавил: