Мэделин Ру
Суд теней
Посвящается маме и папе.
И конечно же Смиджу
Пока на Дунсинанский холм
в поход Бирнамский лес
деревья не пошлет,
Макбет несокрушим.
Природа смотрит
беспристрастно
На игры всех своих детей:
Вот люди покоряют ветер,
Вот ветер – сеятель смертей.
Мы должны прощать
наших врагов,
но не прежде,
чем их повесят.
© Madeleine Roux, 2018
© Depositphotos.com / vitalytitov (с. 163, вверху), nikolai2 (с. 187, вверху), иллюстрации, 2019
© Hemiro Ltd, издание на русском языке, 2019
© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», перевод и художественное оформление, 2019
Пролог
Они появились из дерева, как черви из земли. Их подобные теням тела выскальзывали в трещины, со стоном разверзающиеся в стволе, и направлялись на поляну. Корни дерева были толстыми, как круп лошади, широкими и узловатыми. Их никогда не касалась рука человека и почти никогда не видел его взор. Существа появлялись из-под этих корней вначале по одному. Но по мере того как сгущались сумерки, их становилось все больше: разрозненные капли слились в сплошной поток.
Откуда они взялись? Неужели дерево было полым? Как иначе могло оно вместить столько детей? И насколько глубоко в землю уходили корни? Возможно, именно там жили эти существа, чуждаясь прохладного и зеленого лесного воздуха? Слеплены ли их тела из глины, высечены из камня или вырезаны из дерева? Или же представляют собой такую же плоть, как и мое?
Я шел так долго, преодолев невообразимое количество миль, чтобы собственными глазами увидеть это возрождение, хотя в Пер Рамессу и Бубастисе перед моими глазами прошло множество диковинных вещей и я пересек пространства, населенные раскрашенными чужеземцами и странными животными. Я видел женщину, проглотившую кобру без видимого ущерба для себя, видел другую женщину, лицо которой дыхание ангела расплавило, как воск, и принимал пищу с людьми, утверждавшими, что они старше песков под фундаментом моего дома.
Но это… У меня внутри все похолодело, когда я увидел ЭТО, увидел, как небытие принимает форму, увидел, как дерево, огромное и высокое, как дворец, подобно смертной женщине дает кому-то жизнь, и его порождения ходят, дышат, и у каждого – свое лицо. Они не были уродливы, эти существа, но и не были похожи ни на одного человека, которого я видел раньше. Их кожу, словно татуировки, покрывали темные полосы, хотя даже в тусклом свете я видел, что они вырезаны на их телах, и вырезаны довольно глубоко. Существа блестели и двигались с неестественной грацией, как будто плыли по влажной, покрытой росой траве.
Совы, грозные, ушастые, сидели на деревьях поменьше и ухали в такт происходящему. Сползлись всевозможные змеи и пауки, чтобы посмотреть, – целая армия, и повсюду блестели черные глаза и гибкие чешуйчатые тела. Я заметил, что все это действо сопровождает своеобразная музыка: лягушки и сверчки устроили концерт, им вторили тихие протяжные звуки, будто вдали трубил олень. Эта музыка эхом отдавалась у меня в груди, древняя, первобытная, и я дрожал, ежась под шкурой, которую содрал с какого-то падшего животного, лежавшего на тропе. В лесу пахло молодой порослью и гнилью, насыщенным землистым ароматом, который, казалось, живет собственной жизнью.
Мне было интересно, куда подевался мой защитник – человек, который шел со мной из самого Египта, охраняя меня от всех бед. Теперь он исчез, а издалека доносился сердитый вой. Его похитили? Ему больно?
Жизнь. Жизнь была во всем, почти до удушья, все росло и увеличивалось, расширялось, прорастая сквозь жирную плодородную почву, насыщенную влагой, вдали от цивилизации, способной обуздать это буйство природы. Мне было одиноко и холодно осознавать, что я – единственный человек на многие и многие мили вокруг!
Но я оставался на месте.
Никто из появлявшихся из дерева существ меня не замечал, хотя я не пытался скрывать свое присутствие. В конце концов, меня сюда вызвали, меня послали женщины, которых посещают видения. Меня направлял при свете дня извивающийся Небесный Змей, распростерший свое огромное ужасное тело сквозь тучи и облака. Я послушно следовал за ним, пересек моря, горы и долины, пока не пришел сюда, на это место. К этому дереву. К Отцу.
Наконец дерево перестало исторгать создания из своего чрева и все его творения собрались вокруг него. Музыка леса становилась все громче. Мучительно громкая, она барабанной дробью отдавалась в моей груди, напоминая кулак, который колотил все сильнее и сильнее. Я ничего не мог сделать, мне оставалось лишь ежиться под шкурой, чувствуя, как промокли от росы ноги, и ждать, наблюдая, как в стволе снова открылся гигантский разлом и дерево буквально выдохнуло последнюю фигуру.
Знал ли я истинный холод прежде? Видел ли лица настоящих темных магов? Нет, то, что я наблюдал сейчас, все изменило. Я оказался рядом с существом вне времени, вне понимания и возможности его постичь; существом без начала и конца.
Он был их царем, а это был его двор. Мой король. Мой Отец. Все глаза сразу повернулись ко мне, черные, блестящие, как жуки. Все они улыбались, хотя я не хотел знать почему. Я вдруг почувствовал себя добычей и знал, что в следующее мгновение меня может ждать смерть: это были вовсе не доброжелательные, приветливые улыбки, а признаки ненасытного голода.
Отец направился ко мне, и песня стала мягче, как монотонный напев, в котором слышался пронзительный потусторонний шепот, едва поспевающий за ритмом.
Слова расцвели смыслом, когда лесной король подошел ближе. Он был выше остальных, с резким угловатым лицом, напоминающим эскиз, выполненный чьей-то дрожащей рукой. Нос ястреба, львиный подбородок, щеки Сфинкса, волосы ворона. В его глазах глубочайшего черного цвета плясали кроваво-красные сполохи. С его плеч мантией струилась одежда из мха, лиан и перьев.
Он протянул ко мне острые скрюченные пальцы, и я понял: то, что я держу в руках, что я бережно прижимаю к груди, скоро будет принадлежать ему. Шепот! Шепот вгрызался в мой мозг, и я становился слабым и рассеянным.
Зачем я пришел сюда? Нимфы пообещали мне убежище. Это не должно было стать моим концом…
Всеотец Деревьев, Всеотец Деревьев, Всеотец Деревьев…
Теперь я не слышал ничего, кроме шепота, – даже собственных мыслей. Я не знал, возникнет ли у меня еще хоть одна мысль, выживи я в этом лесу.
«Ты проделал такой долгий путь, чтобы принести мне это… – в его голосе слышался скрип и треск ветвей в грозу, шелест ветра в листве, журчание воды меж камней, – чтобы принести мне ее».
Разве это для тебя? Не совершил ли я ошибки? Может, это не было сделано ни для кого? И ее никто не должен был найти?
Затем его пальцы коснулись книги, прижатой к моей груди, и силы покинули мое тело. Сотни пожирающих черных глаз лишили меня силы, их монотонный напев почти убаюкал меня. Он отнял у меня книгу. Он отнял – и я потерпел поражение.
«А теперь спи, Бенну, ты познал голод, усталость и страх. Спи спокойно среди ветвей. Со мной все твои тайны будут в полной безопасности».
Глава 1
Север Англии. Весна 1810
Впрошлом мне уже приходилось смотреть в дуло пистолета, но я искренне надеялась, что этот раз станет последним.
С другой стороны, хоть какое-то разнообразие в моей скучной жизни. Я уже знала, что монотонное выполнение даже самых странных и необычных обязанностей может наскучить. Сначала мне было в новинку убирать комнату после того, как Поппи и миссис Хайлам своими магическими способностями уничтожали гостей дома, и это было даже интересно. Но мне быстро надоело таскать ведра окровавленных кусков плоти, соскребать пятна крови с деревянных половиц и отчищать птичий помет с ковров мистера Морнингсайда. Жизнь даже в таком доме, где правят силы тьмы, может быть довольно нудной. Я начала терять счет гнусным, мерзким гостям, к чьей кончине приложила руку. Мне по-прежнему было не по себе, когда я задумывалась о том, что входит в мои обязанности служанки в Холодном Чертополохе.
– Ох, Луиза, ты, в конце концов, сосредоточишься или нет? – поморщился Чиджиоке, глядя на меня поверх резного курка пистолета. От усталости у него подергивался глаз и чуть дрожала рука, но он продолжал целиться мне в лицо. Солнечный луч с трудом пробивался сквозь мутные, грязные окна библиотеки; в этом луче лениво плясали светлые пылинки, напоминая странных полуденных светлячков.
– Только пообещай мне, что он не заряжен, – ворчливо заметила я.
Он закатил глаза и фыркнул.
– В пятый раз повторяю: он не заряжен. А теперь сосредоточься, Луиза. Или в прошлый раз лишь счастливая случайность спасла тебе жизнь?
Я пыталась сосредоточиться, но его вопросы только отвлекали меня. По правде говоря, в тот день, когда дядя Ли решил лишить меня жизни, меня спасли сразу несколько факторов. С одной стороны, Мэри накрыла меня щитом, пользуясь своей особой магией, а с другой – Поппи применила свою, чтобы пронзить голову Джорджа Бремертона, вскрыть ее, как нагноившийся фурункул. Я содрогнулась при воспоминании об этом: меня до сих пор часто мучили кошмары, и в глубине души я знала, что они вряд ли когда-нибудь оставят меня в покое.
Кроме этих ужасных снов, меня угнетала еще более жестокая реальность: рядом больше не было Мэри. Я очень по ней скучала. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как я побывала в Ирландии, надеясь вернуть ее, загадав желание у волшебного источника. По словам мистера Морнингсайда, Мэри была духом из другого мира – ни живым, ни мертвым. И она ушла в Сумеречные Земли, в место, которое завется лимбо. Я должна была суметь призвать ее назад при помощи той же магии, которая изначально ее создала. Но мое желание упало в волшебный источник, как камень в воду.
В тот ужасный момент мне, по крайней мере, казалось, что я освободилась от Холодного Чертополоха. Покинув родник, я отправилась из Дублина в Лондон, а затем неохотно вернулась в Малтон. Денег от продажи тех немногих вещей, которые я украла из дома, хватило ненадолго. Я надеялась придумать что-то такое, что позволило бы мне выжить в одиночку, существовать самостоятельно, работая в какой-нибудь харчевне. Увы, никто в городе не стал терпеть мой вздорный нрав так, как терпели его в Холодном Чертополохе. И очень скоро я снова оказалась без работы – и без единого пенни в кармане. Возможно, сама судьба толкала меня обратно в Холодный Чертополох. А может, я просто скучала по этому дьявольскому месту.
Чиджиоке, должно быть, прочел тревогу на моем лице. Он вздохнул и кивнул, указывая взглядом в сторону пистолета, направленного мне в нос, как бы напоминая, что он делает это для моего же блага.
Снаружи, даже сквозь плотно закрытые окна, доносились веселые голоса. Всю эту неделю работники из соседней деревни трудились, возводя на лужайке перед Холодным Чертополохом массивный шатер. Часть этого шатра – примерно половина – действительно стояла на земле, принадлежащей Холодному Чертополоху, а другая половина находилась к востоку от него, на пастбище, которое так лелеял когда-то приютивший меня добрый пастух. Для чего возводили этот праздничный шатер, оставалось загадкой, и мои мысли переключились с бедняжки Мэри на то, что задумал мистер Морнингсайд. Работники пили на лужайке чай, и их резкий громкий смех звучал очень непривычно на мрачной территории Холодного Чертополоха.
– Давай же, девушка, не испытывай мое терпение! – Чиджиоке чуть не кричал мне в лицо; он рассердился так, что у него даже глаз перестал дергаться.
– Ладно! – крикнула я в ответ, сразу же сумев сосредоточиться, чего мне никак не удавалось добиться. Это получилось так же, как и прошлый раз, из-за поднявшегося в душе гнева. Не было ни дыма, ни громкого хлопка, не сыпалась сверху какая-нибудь сверкающая пыль, ничего необычного, ничего сказочного – я просто на мгновение сосредоточила все свои мысли, и во мне зашевелилась сила преображения, трансформируя пистолет в его руке в кролика.
Чиджиоке ахнул – он выглядел таким же потрясенным и сбитым с толку, как и кролик, который извивался в его руке.
Потом парень рассмеялся, ослабил хватку, и милый пушистый зверек свернулся на его ладони любопытно принюхивающимся комочком. Это было довольно умильное зрелище – садовник Холодного Чертополоха держал в заскорузлых, мозолистых руках кремово-бежевого кролика не больше снежка величиной.
– Очень смешно, – произнес он, удивленно приподняв бровь. – Значит, твоя сила действительно не случайность. И как ты его назовешь?
Я отвернулась от них обоих и, подбежав к грязному окну, привстала на цыпочки, чтобы посмотреть вниз на лужайку. Белый шатер был размером с амбар. На каждой из его изящно изогнутых остроконечных вершин развевался красно-зеленый с золотом флаг.
Вымпелы были простыми, без украшений, и мне стало интересно, что они означают. Возможно, если погода изменится, тут устроят майский праздник? Но на мистера Морнингсайда это непохоже. Едва ли он способен сделать что-то приятное без какого-либо зловещего подтекста.
– Луиза?
Я оглянулась на Чиджиоке и его нового пушистого приятеля. Это продолжалось не слишком долго. Еще мгновение – и кролик исчез. Чиджиоке снова держал в руке оружие.
– Увы, ничего не выходит. Как ни пытаюсь, у меня не получается сделать так, чтобы заклятие держалось долго.
Он сочувственно пожал плечами, сунул пистолет за пояс, подошел к окну и встал рядом со мной. Мы вместе смотрели на двор, наблюдая за работниками, которые уже допили чай и возвращались к шатру, стараясь не угодить в покрывающие двор ямы.
– На сей раз это, может, и к лучшему, девушка, – сказал Чиджиоке. – Этот малютка не станет обедом для Бартоломео еще до заката солнца.
– Да уж, он и вправду в последнее время ест все больше, – согласилась я. – И быстро растет. Скоро ты будешь держать его в сарае, а Поппи начнет ездить на нем верхом по двору. – Краем глаза я заметила, что Чиджиоке поморщился. – Ты действительно не знаешь, что все это значит? – спросила я, становясь на стопку книг, чтобы лучше видеть. У окна был небольшой выступ. Уперевшись в него коленом, я вытянула шею и посмотрела вниз, на лужайку.
– Я подозреваю, что только миссис Хайлам знает, хотя не удивлюсь, если и для нее эта тайна покрыта мраком. Мне незачем тебе врать, Луиза. Но если ты узнаешь первой, лучше поделись со мной.
Я прищурилась, но, конечно, так ничего и не смогла рассмотреть, даже когда пола в передней части шатра приоткрылась от порыва ветра. Бормоча что-то, я прижалась лбом к оконному стеклу. После применения моей силы – силы преобразования, как называл ее мистер Морнингсайд, – я испытывала легкую слабость.
– Если бы это было в другом пансионе, я бы решила, что тут намечается свадьба.
Он засмеялся и, облокотившись о выступ рядом со мной, щелкнул пальцем по цепочке, выскользнувшей из-под платья и теперь свободно свисавшей у меня с шеи.
– Так вот что у нас на уме, да?
Боже, моя цепочка! Я надеялась сохранить все в тайне, но из-за того, что совсем не по-женски взобралась на окно, она выскользнула наружу, хотя я, казалось, надежно засунула ее за корсаж. Я подхватила ложку и затолкала ее назад под платье. Спрыгнув с подоконника, я отвернулась, пытаясь найти укрытие среди книжных шкафов.
– Все не так, как тебе кажется.
– Да? Потому что мне все это кажется сентиментальным вздором.
– Этот сентиментальный вздор, – запальчиво возразила я, повернувшись и направившись к двери, – спас мне жизнь.
После того как чуть не умерла от рук Джорджа Бремертона, я часто думала о том, чтобы уехать навсегда. Эти мысли одолевали меня до сих пор. Но если я убегу теперь, бросив Ли и отказавшись от воспоминаний о Мэри, кем я буду? Я была согласна быть воровкой и беглянкой, но только не предателем. Возможно, если бы Мэри вернулась и Ли обрел счастье или хотя бы покой, я могла бы уйти. Может быть, тогда…
Чиджиоке окликнул меня, но я совсем обессилела после наших тренировок, а теперь меня охватила еще и грусть. Ощущая вес ложки на цепочке у себя на шее, я зажмурилась и заспешила по коридору. Я не могла думать о ложке, не думая о Ли, который погиб во время моей драки с его дядей. Да, он умер, хотя и ненадолго. Его вернули к жизни магия миссис Хайлам и жертва Мэри. Он умер, а потом снова ожил. Это далеко не объясняло все, что я натворила и какую судьбу выбрала для своего друга.