Пит взял ее за руку.
Ванесса повела его к двери. Она повернула ручку, а затем приоткрыла дверь на несколько дюймов.
— Эй? — позвала она.
— Не делай никаких глупостей, — произнес мужчина снаружи.
Его голос звучал так, словно он выкуривал в среднем по тысяче сигарет в день, хотя Барри предположил, что люди его возраста, вероятно, курят электронные сигареты.
— Не буду.
— Покажи Чада.
— Чад мертв, — сказала Ванесса. — Но, прежде чем ты начнешь огорчаться по этому поводу, я хочу, чтобы ты знал, что я не пытаюсь спасти собственную жизнь. Тут маленький мальчик. Его зовут Пит. Ему шесть. Ты должен его выпустить.
— Открой дверь до конца.
Ванесса открыла. Гэри стоял всего в пяти футах от нее. Беременная женщина стояла перед ним, мясницкий топор — все еще у ее шеи, по которой тоненькими струйками стекала кровь. Ее глаза были настолько опухшими, что казались надутыми. Она была на дюйм выше Гэри. Барри видел, почему снайперу тяжело было сделать чистый выстрел в голову.
— Посмотри, чем я тут занимаюсь. Думаешь, меня волнует этот сопляк?
— Тогда избавь его от страданий.
— Что?
— Избавь его от страданий.
— Я слышал тебя, и все же — что?
— Я верю в ваше послание, — сказала Ванесса. — Серьезно. Я не хочу умирать за него, но я понимаю его важность. Но то, что мы замерзнем насмерть, этому не поможет. Он бы погиб напрасно. Я не могу этого позволить.
— У тебя и выбора-то особо нет.
— Не губи его. Пусть его жизнь хоть что-то значит. Либо отпусти его к маме и папе, либо добей сам.
Ванесса дернула Пита за руку.
— Пойдем, дорогой. Иди погрейся.
Дрожа, Пит очень медленно выбрался из морозилки.
— Какого черта ты делаешь? — спросил Гэри. — Ты добиваешься, чтобы я кого-нибудь убил?
— Если ты считаешь, что это необходимо. Пойдем, малыш.
Ванесса подняла руки в воздух, показывая, что ничего не задумала, и сделала пару шагов назад.
Пит зашаркал вперед, словно зомби.
А затем упал на колени.
— Я убью этого сопляка, — предупредил Гэри. — Я это сделаю. Мне плевать.
— Я хочу к маме, — произнес Пит.
— Валяй, — сказала Ванесса. — Закончи уже это.
Гэри посмотрел на нее.
— А ты проблемная сука, да?
Ванесса обнажилась, задрав блузку, и отступила в сторону.
Это должна была быть двойная атака на его чувства. Во-первых, красивая женщина обнажилась в тот момент, когда Гэри явно не ожидал увидеть оголенную грудь. Лифчик Ванессы покоился на одном из стеллажей. Во-вторых, внезапно в поле зрения Гэри попали трупы бывших дружков Чада и Итана. Конечно, он уже знал, что они мертвы, но их вид должен был вызвать кратковременный шок.
В лучшем мире это бы отвлекло его на достаточно долгое время, чтобы испуганный шестилетний мальчик успел подобраться к нему сзади и достать из-за спины охотничий нож, спрятанный за поясом штанов.
Пит вытянул нож.
Затем… уронил его.
Барри его не винил. Он был испуган, а маленькие пальцы замерзли.
Когда нож звякнул об пол, Гэри не провел топором по горлу женщины. Он взглянул вниз, на нож, который уронил Пит.
Это дало беременной женщине возможность ткнуть локтем Гэри в живот.
Гэри не уронил топор, но, согнувшись, опустил оружие на несколько дюймов. Этого, видимо, оказалось достаточно, чтобы женщина спокойно вырвалась из его рук.
Лезвие топора разодрало ей грудь, но, слава богу, не живот и не шею.
Пит попытался поднять нож, но не мог ухватить его.
Гэри заорал от ярости, когда женщина улизнула. Но за ней он не пошел. У него была более удобная мишень.
Барри хотел крикнуть Питу, чтобы тот забыл про нож, что он ему не нужен и надо просто бежать. Но голос застрял в горле.
Ванесса выбежала из морозилки.
Гэри занес топор над Питом.
Кровь брызнула на рубашку Гэри.
Ванесса закричала. Барри бы присоединился к ней, если бы мог.
Левое ухо Гэри взорвалось.
Его тело задергалось, когда в него вколотили еще семь пуль.
Он шагнул вперед, сделал полупируэт, затем рухнул на пол.
Пит, крича, ухватился за свое окровавленное плечо. Вид был ужасный, но это был тяжело раненный, а не умирающий мальчишка.
Думаю, с нами все будет в порядке, подумал Барри, когда в комнату ворвались люди в пуленепробиваемых жилетах.
ЭПИЛОГ
Лежа в «скорой» на каталке рядом с Тревором, Барри утешал себя мыслью, что, будь те говнюки живы, чтобы проанализировать, как реализовался их план, они бы крайне сильно разозлились на самих себя.
— Кажется, я заслужил еще лет тридцать, — произнес Тревор.
— А я больше никогда не съем ни одного авокадо, — сказал Барри.
— Что, извини?
— Авокадо.
— Это я слышал.
— Я пришел сюда за авокадо. Вот почему я тут был. Я же уже говорил это.
— Это было, пока мы замерзали насмерть?
— Ага.
— Вот почему я не запомнил.
— Логично.
— Хотя не стоит бойкотировать авокадо. Они полезны.
— Да я и не собирался. Просто должен был что-то сказать после комментария о заслуженной тридцатке.
— Нам пора завязывать трепаться — пусть медики делают свое дело.
— Ага.
Джефф Стрэнд
Я СЛЕЖУ ЗА ТОБОЙ
— В общем, она кладет стейк передо мной, будто это приз какой, я смотрю — а он явно не с кровью. Я просто взбесился. Она даже не присела; стоит — светится вся, будто ей в черепушку фонарик вставили. Ну хорошо, думаю. Не буду поднимать бучу. Я отрезаю кусок, а там вообще сока нет. Ни капельки. Будто она спалила его дотла.
Рассказывая свою историю, он неистово машет вилкой. Трое его дружков-идиотов в полном восхищении. Я говорю себе, что, если бы в ресторане больше никого не было, я мог бы подойти и стукнуть каждого по морде, просто чтобы сменить их дебильные ухмылки на крики. Но тут еще семь человек, не считая поваров и посудомоек на кухне, и столь опрометчиво я не поступлю, так что продолжаю наблюдать.
— И что прикажете делать? Если я говорю, что хочу стейк с кровью, а она приносит его средней прожарки — ничего страшного. Я объясню ей, что она сделала не так. И она в следующий раз исправится. Но эта хрень как минимум сильно прожаренная, и когда я прихожу домой после тяжелого рабочего дня, я хочу есть мой ужин, а не грызть, сечете? Так что я говорю: «Какого хрена?» — а она ведет себя так, будто я ей пощечину влепил. Я не бью женщин, уж я-то себя знаю, а если и бью, то не из-за стейка, но она прямо-таки отшатнулась, ей-богу.
Я разрезаю собственный стейк. Сырой, как я и заказывал.
— И она тут же пускает слезу и спрашивает, мол, разве она неправильно его приготовила, а я отвечаю, мол, да, неправильно, разве не видно. И потом началось: ты меня обидел, ой-ой-ой!
Он кривит лицо и прижимает руки к глазам, неправдоподобно изображая, будто рыдает и вытирает слезы. Его дружки, очевидно сталкивающиеся с такими же проблемами, понимающе ржут.
— Но я-то не виноват. У нее нет работы. Ее дети с нами не живут. Единственное, что ей нужно сделать за весь день, — это приготовить ужин. Или она думает, что я женюсь на телке, которая не умеет готовить стейк? И на самом деле я нормально отношусь к тому, что она запорола стейк. Все ошибаются. Только вот не надо слезу пускать, когда я пытаюсь убедиться, что в будущем стейки не превратятся в говно. Это же логично, да?
Дружки уверяют его, что все совершенно правильно. Теперь уже другой дебил пытается выдать забавный рассказец, так что я стараюсь сосредоточиться на еде. Мое финансовое положение оставляет желать лучшего, и я редко ем в ресторанах, а в таких полуэлитных, как этот, — и того реже. А он очень хорош. Хотел бы я бывать в таких почаще.
Я ем быстрее, чем они, поэтому последние куски растягиваю, ожидая, когда они закончат. Убрав их тарелки и записав заказ на десерт, официант останавливается возле моего столика и спрашивает, не желаю ли и я десерт.
— Нет, нет, а то я лопну, — говорю. Я указываю на красномордого свина, который ржет над чем-то, уверен, не особо смешным. Говорю тихо, несмотря на то что они полностью погружены в беседу и не услышат меня. — Могу я передать вон тому столику бутылочку вина?
— Конечно, сэр. Какое желаете?
Я в винах не особо разбираюсь.
— Есть какая-нибудь дешевая марка, которая не воспринимается как дешевая? Я хочу купить самое дешевое вино из тех, что они не назвали бы дешевыми.
— Они весь вечер пьют «Мерло», тридцать восемь долларов за бутылку.
— А могу я передать один бокал?
— Да, сэр.
— Отлично. Один бокал Терренсу, крупному парню с краю.
Официант уходит. Я бросаю взгляд на покрытый вишней чизкейк, который поглощает пара за соседним столиком, и жалею, что не заказал десерт.
Через несколько минут официант подходит к их столику с огромными кусками торта и пирога. Он ставит бокал красного вина перед Терренсом. Терренс выглядит сбитым с толку и, когда официант указывает на меня, приходит в еще большее замешательство. Я улыбаюсь и поднимаю свой стакан с водой.
Он понятия не имеет, кто я такой.
Он неуклюже поднимает свой бокал в ответ и шепчет что-то остальным за столом. Никто из них не пытается скрыть направленного на меня взгляда. Я вытаскиваю бумажник, рассчитываю сумму чека с приличными чаевыми, кидаю несколько купюр на стол и выхожу из ресторана. Ощущаю себя довольно неплохо.
* * *
Если Терренс пойдет домой, то я вернусь в номер своего отеля, посплю немного и завтра продолжу слежку. Но он не идет. Вместо этого он со своими дружками едет в бар в нескольких кварталах отсюда.
Несколько минут я жду на парковке, напевая, чтобы скоротать время, а затем вхожу внутрь.
Заведение наполнено сигаретным дымом. Отвратительно. Ненавижу курево. Но Терренса ненавижу еще больше, поэтому вхожу. Вчетвером они сидят у стойки бара. Терренс — на краю, а возле него — пустой барный стул, но я не хочу просто так взять и плюхнуться рядом. Я хочу, чтобы он сам заметил, что я здесь. В баре есть «Мисс Пэкмен», так что я прохожу к автомату и делаю вид, что играю.
Там я стою минут десять, но пьяный ублюдок так и не замечает меня. Я вижу его отражение на экране видеоигры, так что я знаю, что он это не от скромности делает.
Я отказываюсь от первоначального плана и просто сажусь возле него.
— Могу я купить вам еще выпивки? — спрашиваю.
Он смотрит на меня налитыми кровью глазами.
— Послушай, друган, я не гомофоб. Если вы, геи, хотите жениться и стать такими же несчастными, как и все остальные, — пожалуйста, я не против. Но я против, чтобы всякие пидоры подкатывали ко мне, так что найди-ка себе другое место, чтобы мне не пришлось отвешивать тебе пинка.
Его дружки наблюдают. Интересно, разговаривал бы он так смело, если бы не было поддержки.
— Я натурал, — произношу я. — Извините. Я перепутал вас с другим человеком.
— Да? И кем я, по-твоему, должен был быть?
— Другом.
— Ну, теперь ты знаешь, что я не он.
— Извините за недопонимание, — говорю ему.
Но со стула не слезаю. Подзываю жестом бармена и заказываю пиво.
Несколько секунд я делаю вид, будто не в курсе, что Терренс смотрит на меня, а затем поворачиваюсь к нему.
— Прошу прощения?
— Думаю, тебе стоит пересесть.
— Я прошу прощения, если моя ошибка доставила вам неудобство, — говорю я, глядя ему прямо в глаза. — Но я не так молод, как раньше, поэтому, раз уж сел, я обычно склонен сидеть до тех пор, пока не допью пиво. Думаю, вы можете меня понять. Сколько вам, сорок четыре?
Ему точно сорок четыре. И могу сказать, что он не понимает, то ли это удачная догадка, то ли я знаю, кто он такой.
— Мне тебя сбросить с этого места? — спрашивает Терренс.
Бармен со стуком ставит передо мной пиво.
— Если вы, ребятки, собираетесь устраивать разборки, то давайте где-нибудь в другом месте.
— Мы ничего не устраиваем, — говорю я.
— У меня арендная плата настолько высокая, что я едва содержу это заведение, — говорит бармен, у которого, по всей видимости, настроение выговориться, и он ждет, когда кто-нибудь даст ему повод. — И я не хочу платить лишние бабки, чтобы чинить то, что вы, приматы, поломаете.
— Мы ничего не устраиваем, — повторяю я.
Терренса я не боюсь, но получить по лицу не входит в мои планы. Я достаю бумажник, вытягиваю последние три купюры и бросаю их на барную стойку.
— Три пятьдесят, — говорит бармен.
Черт. Неловко выходит. У меня нет пятидесяти центов. Вся суть в том, чтобы напугать Терренса, а моя неспособность заплатить за пиво явно этому не способствует. Черт.
Я чувствую, как покрываюсь холодной испариной, но тут темно, и я уверен, что Терренс этого не заметит. Я смотрю на бармена, а затем — на Терренса.
— Он заплатит разницу, — говорю я, а затем быстро — но не слишком быстро — соскальзываю со стула и выхожу из бара.
Я надеюсь, что эта четверка не выйдет следом за мной. Подслушав их разговор в ресторане, я понял, что его дружки — те еще паскуды, но они не заслуживают той судьбы, что ожидает Терренса. Немногие заслуживают ее. Когда я решу отомстить, ему будет крайне неприятно.
Имеет ли он хоть малейшее представление, кто я такой?
Он никогда меня не видел. Это чудовище, наверное, даже не знает, что двадцать пять лет назад разрушило мою жизнь. Наверное, думает, что он в безопасности. Возможно, никогда не оглядывается через плечо, не проверяет в кладовой, под кроватью.
Я же полжизни провел в страхе из-за него.
Но теперь я не боюсь.
Они не выходят из бара. Интересно, убедил ли его один из дружков, что оно того не стоит, или они все поржали и вернулись к своей выпивке? Интересно, заплатил ли он пятьдесят центов?
Интересно, стало ли ему страшно — хоть немного?
* * *
Проникнуть в его машину легко. А вот ждать его возвращения — тяжело. У меня небольшой рюкзак с разными необходимыми вещами, такими как клейкая лента, но я не взял ничего, чтобы развлечься, пока сижу здесь. Через три часа я начинаю беспокоиться, что он оказался достаточно ответственным, чтобы вызвать такси, но, наконец, вижу, как он ковыляет в сторону автомобиля. Двое его дружков — с ним. Третий ушел час назад.
Сидя на заднем сиденье, я пригибаюсь. На парковке темно, но, естественно, если он повернется назад, то увидит меня. Его шатающаяся походка почти карикатурна, так что, думаю, он не обернется. А если все же обернется, мне придется показать ему пистолет, который я взял с собой. Я надеюсь, что он не обернется.
Он не оборачивается. Я слышу бряцание металла по металлу — его первые две неудачные попытки отпереть дверь. Эта машина последней модели. Обычный ключ не нужен — он может отпереть ее, нажав на кнопку. Но он то ли не может найти кнопку бесключевого доступа, то ли слишком пьян, чтобы вспомнить, что у него она вообще есть.
Наконец он являет чудеса ловкости и забирается в машину. Сигаретная и пивная вонь тут же проникает за ним внутрь, и я чувствую, как меня подташнивает. Сколько сигаретной вонищи может впитать в себя тело?
Терренс захлопывает дверь и запускает двигатель, умудряясь сделать это с первой попытки. Мы сдаем задним ходом с парковочного места. Я не в восторге от идеи ехать на машине с пьяным в стельку, поскольку, если мы оба погибнем в ужасной автомобильной аварии, месть получится так себе. Но я верю, что он сможет довезти нас до первого светофора живыми.
Он поворачивает налево на улицу.
Я прямо за тобой, Терренс, безразличный ты мешок с костями. Ты даже не представляешь, сколько раз я тебя убивал у себя в голове, сколькими способами я разбирал тебя по частям, сколько твоей крови на моих руках.
Я прямо сейчас могу привстать и пустить пулю в его пьяную голову, но это не годится. Он должен понять, что он со мной сделал. И он должен осознать, что он несомненно, безусловно, совершенно определенно не останется без наказания.