У меня желание упасть на пол, свернуться в позе эмбриона и поплакать. Но это было бы бессмысленно. Хоть я и облажался с приличной местью, я не собираюсь сдаваться и садиться в тюрьму из-за этого.
Труп слишком тяжелый, чтобы быстро закинуть его в багажник. Вместо этого я опрокидываю стул на бок и бросаю поверх защитную пленку. Тот, кто целенаправленно ищет мертвое тело, тут же определит, где спрятан труп Терренса, но, может, это всего лишь любознательный охранник.
Я засовываю пистолет за пояс штанов за спиной. Не особо укромное место. Но, надеюсь, как-нибудь заболтаю непрошеного гостя.
Я поднимаю ворота.
Там стоит женщина. Ее серебристая машина припаркована перед складским помещением. Она белокурая, милая и слишком молодая для такого отталкивающего болвана, как Терренс. Я никогда не видел Минди воочию, но видел пару ее фотографий.
Она заплаканная и испуганная.
Насколько я вижу, она не вооружена, хотя в ее сумочке может быть все что угодно.
— Где он? — спрашивает она.
Я решаю не оскорблять ее умственные способности и не притворяться, что не знаю, о ком идет речь. Но в первую очередь мне нужно убедиться, что меня не застрелят.
— Опусти сумочку, — говорю я ей.
Она без колебаний бросает сумочку на пол. Очевидно, оружия там нет. Она бы не пришла сюда, если бы полагала, что ей придется драться с вооруженным топором маньяком.
И она уж точно не знает, кто я такой.
— Где он? — повторяет она.
Она бросает взгляд на защитную пленку, затем снова на меня.
Как много она знает? Видела ли она, как он едет со стволом у головы? Видела ли она, как я заставил его залезть в багажник? Когда Терренс крикнул, она барабанила в дверь. Возможно ли, что она его не услышала?
Особой трагедии, если мне придется ее убить, не будет. Она выглядит как идеальная жертва. Но мне на самом деле не нравится идея убивать кого-то из-за моей небрежности. Еще тогда, когда Убийца Обухом активно убивал людей, не было никаких случайных жертв. Я убивал только запланированных.
— Его здесь нет, — говорю я.
— Я его слышала.
— Не знаю, о чем ты говоришь.
— Я слышала, как он кричал: «Помогите!» Я знаю, что он здесь.
Ее рука дрожит, когда она утирает слезу, хотя, если честно, она выглядит скорее злой, чем расстроенной. Я чувствую, что если недооценю ее и расслаблюсь, то могу закончить с топором в голове.
— Ты ослышалась.
Я откровенно пытаюсь тянуть время, пока не соображу, как выпутаться отсюда, не оставляя еще одного окровавленного трупа.
Она смотрит мне прямо в глаза.
— Я никому ничего не скажу.
Тембр ее голоса и мольба в глазах неслабо удивляют меня, поэтому я ей верю. Она не пытается просто спасти свою жизнь.
— Да? — спрашиваю я. — Ты думаешь, что я привез сюда твоего парня, и ты никому не скажешь?
— Верно.
— Почему?
— Что значит «почему»? Ты что, думаешь, я тут мимо проезжала? Я следила за ним. Я знаю, что происходит. Я знаю, что делал Терренс. Это был лишь вопрос времени, когда он трахнет жену не того человека.
Мне это нравится. Если уж говорить о неверных гипотезах, то эта была лучшей из тех, до которых она могла додуматься. Конечно, на мне нет обручального кольца, так что…
— Девушку, — поправляю я.
— Могу я увидеть его?
— Тебе не захочется. Поверь мне.
Она указывает на защитную пленку.
— Он под ней, да?
— Да. Он не проснется. Это все, что тебе стоит знать.
Минди входит внутрь складского помещения. Топор под пленкой вместе с телом Терренса, так что, наверное, мне стоит схватить ее, но вместо этого я просто внимательно наблюдаю. Если она поднимет пленку, я могу рассчитывать как минимум на две секунды шока, тогда и схвачу.
Она подходит к пленке. Затем пинает ее. Сильно.
Она пинает снова и снова, и я начинаю беспокоиться, что она пнет топор и сломает себе ногу. Я вижу, как пара красных пятен проявляется на ткани.
Наконец она всхлипывает и отходит. Стоит ли мне утешать ее? Или стоит убить?
— Как ты это сделал? — спрашивает она.
— Топором по голове.
— В самом деле?
— Да.
— Блин. — Она утирает слезы и хмыкает. — Ух ты. Я думала, ты пристрелил его или типа того.
— Ты бы услышала выстрел.
— А что, глушители уже не делают?
— Я не профессиональный убийца. Просто разозленный парень.
— Наверное. Ты, должно быть, очень разозленный, раз воткнул топор в голову. Не придется самой убивать этого сукиного сына, хотя я бы топор не использовала.
— А что бы использовала?
— Не знаю. Может, яд.
— Ты что, следила бы за ним и кидалась в него ядом?
Я стараюсь шутить, но получается не смешно.
— Я не собиралась его сегодня убивать. Я лишь хотела застать его во время акта. А когда я увидела тебя с ним в машине, я тут же поняла, что произошло.
— Ты хорошо сидишь на хвосте.
— Ты бы так не говорил, если бы ехал со мной. Это было чистое везение, клянусь. — Она неожиданно издает истеричный смешок и быстро прикрывает рот рукой. Несколько раз судорожно вдохнув через нос, она снова опускает руку. — Боже, не могу поверить, что он мертв.
— Переживаешь из-за этого?
— Я чувствую, что должна переживать.
— Не трать слезы. Он получил то, что заслужил.
Она покачала головой.
— Не знаю. Не за то же, что он спал с кем попало. Этот ублюдок постоянно врал и бил женщин, но он не заслужил того, чтобы его голову раскололи пополам.
— Она не раскололась пополам.
— А что ты сделал со своей девушкой?
— В каком смысле?
— Ты убил ее?
— Нет.
— Ты собираешься ей сказать о том, что сделал?
— Черт, нет, конечно.
— Ну, и что дальше?
— Почему ты задаешь столько вопросов?
— А почему бы мне не спрашивать? — Она кладет руку себе на живот. — Ты только что убил отца моего ребенка.
— Ой. — Мне, наверное, стоит сказать что-нибудь более проникновенное, но внезапно мой словарный запас куда-то исчезает. — Я не знал.
— Он тоже.
Когда я открывал ворота, я знал, что все будет сложно. Я не мог себе представить, что будет еще и неловко.
— Ты бы поступил иначе, если бы знал? — спрашивает она.
— Может быть.
— Тогда хорошо, что не знал.
Мне хочется, чтобы она ушла. Я — убийца с топором, но она наводит на меня жуть. И не слишком умно стоять с поднятыми воротами и трупом на полу, хоть и прикрытым.
— Мне нужно закрыть ворота, — говорю я. — Я положу его в багажник и похороню тело.
— Где?
— Тебе не нужно этого знать.
— Справедливо. Но нам нужно продумать нашу историю.
— Ты не мой сообщник. Мы не будем обеспечивать друг другу алиби. Просто притворись, что ты никуда сегодня не выезжала и никому ничего не говори.
— Я хочу тебе помочь.
— Ты шутишь, да?
— Мне нужно поставить точку в наших с ним отношениях. Я не могу это оставить вот так.
— Как? Он мертв! Я его убил, а ты, наверное, переломала ему половину костей. Какая еще точка тебе нужна? Его больше нет в твоей жизни. Иди домой.
Она не двигается с места. Надо было убить ее.
Надо было убить ее, как только поднял ворота. Только полный идиот оставил бы ее в живых. Надо было разбить ей череп, как только я понял, что она не вооруженный до зубов полицейский.
Надо было сделать это до того, как я узнал о ее беременности.
Это не должно влиять на мое решение. Мне плевать на подобные вещи. Я бы никогда не стал делать всякие гадости, как некоторые убийцы, когда узнают, что внутри женщины находится плод, — но если он умрет с ней, то так тому и быть.
Почему она не уходит?
— Я хочу помочь тебе избавиться от тела.
— Большинство людей стараются держаться подальше от преступлений. Тебе-то зачем себя компрометировать? Ты же попадешь в тюрьму! Притворись, что ты меня никогда не видела, бога ради.
— Я плоховато умею притворяться.
Хорошо. Она должна умереть. Других вариантов нет. Я пытался сделать так, чтобы мне не нужно было убивать ее, но она ведь как заноза в заднице, так что я должен это сделать, да? Единственный вопрос: пустить ей пулю в лоб и покончить с этим или сделать это каким-то более удовлетворяющим способом?
Я лишился полноценной мести Терренсу, так что склоняюсь к последнему, но и тянуть с этим рискованно. К этому моменту я должен быть уже далеко.
Она пялится на меня. Она думает, что я пытаюсь решить, принять ли ее помощь, а не убить ли ее быстро или медленно.
— Почему бы не позволить мне помочь?
— Потому что.
— Это не довод, если, конечно, тебе не пять.
— Мне не нужна твоя помощь.
— Может быть, тебе и не нужна моя помощь, но ты же можешь ею воспользоваться? Разве не легче класть тело в багажник вдвоем? Разве не получится выкопать могилу быстрее, если работать вместе?
— Ты беременная.
— И что?
— Беременным женщинам нельзя поднимать мертвые тела.
— Ну я же не на восьмом месяце. По мне даже не видно. Так что глупый довод.
Я почти уверен, что обидел ее. Мне вроде как неловко из-за предположения, что она слишком хрупкая для такой работы.
— Извини.
Не могу поверить, что я только что извинился. Боже!
Почему она просто не уйдет отсюда?
— Все нормально. Позволь мне помочь.
Если это будет продолжаться, я сам себя топором шандарахну, так что мне нужно либо убить ее, либо позволить стать моей помощницей по наведению порядка.
Ладно. Позволю ей пойти со мной. Но если она думает, что ей предстоит что-то вроде совместной серии убийств по всей стране, она ужасно ошибается.
— Хорошо, можешь помочь мне закинуть его в багажник, — говорю я ей. Я уже приготовился, что она закричит: «Уху-у!» — и даст пять, но она просто кивает. — Нам нужно покрепче завернуть его в пленку, но это я сделаю, если ты, конечно, не желаешь покувыркаться там с ним или вроде того.
Она хмурится.
— Зачем ты это сказал?
— Что?
— В каком смысле «что»? Зачем отпускать подобные комментарии?
— Это была шутка.
— А прозвучало не как шутка. Ты хочешь сказать, что я какая-нибудь душевнобольная? Что я была бы не против покувыркаться с трупом моего мертвого парня?
Я раздумываю, стоит ли указывать на то, что «труп мертвого парня» — это тавтология. А почему бы и нет.
— Не нужно говорить «труп мертвого парня». Ты можешь сказать «мертвый парень» или «труп парня» и передать то же самое значение.
Я не особо дотошен в вопросе речевых ошибок. Мне просто не нравится, что она думает, будто ей позволено обижаться на мои шутки. Не обязательно смеяться над ними, но мы тут не равноправные партнеры, и она может оставить свой праведный гнев при себе.
— Проехали, — говорю.
— Я просто хочу знать, что ты имел в виду.
— Я хотел разбавить юморком неприятную ситуацию. Извини, если расстроил твою нежную натуру. — Это не считается за настоящее извинение, потому что я откровенно язвлю. — Если тебя не устраивает, как я общаюсь, можешь идти.
— Хорошо, — говорит она. — Извини. Нет, я не желаю кувыркаться в пленке с моим покойным парнем, но буду рада помочь завернуть его покрепче, чтобы не вытекли биологические жидкости.
Ее язвительность еще более ядовитая, чем моя, но это нормально.
— Ну тогда давай займемся делом.
Мне не хочется таскать тяжелое тело с пистолетом, засунутым за пояс. Минди выглядит испуганной, но не удивленной, когда я его достаю. Я иду в дальний конец складского помещения и кладу его в углу. Если у нее хватит дури побежать за ним, я уверен, что у меня будет куча времени, чтобы сбить с нее спесь.
Это качественная впитывающая пленка, но я знаю, что мы бы все равно испачкались в крови, даже если бы Минди не избила Терренса. К счастью, нам удается перетащить его, крепко завернутого, не особо сильно испачкавшись, — всего несколько капель на моей рубашке и тоненькая струйка на штанах Минди. И хоть не хочется это признавать, но закидывать тело в багажник с чьей-то помощью гораздо легче.
Она плюет в багажник.
— Говнюк, — говорит она.
— Ты понимаешь, что только что плюнула туда свою ДНК, да?
Она замирает. Кладет руку на рот. Затем вытирает слюну с пленки нижней частью своей рубашки.
— Мы же собираемся сжечь все это?
— Ну, пока собираемся.
На самом деле я не особо беспокоюсь о своей ДНК, оставленной по всему месту преступления, так как криминального прошлого у меня нет и я вернусь в Коста-Рику прежде, чем копы что-либо обнаружат. Если Минди в итоге окажется в тюрьме… ну что ж, надо было слушать, когда я говорил ей уйти.
Я поднимаю купленную две недели назад, но так и не использованную лопату и фонарь. Бросаю их в багажник с трупом, а затем закрываю крышку. Минди обходит вокруг машины Терренса и забирается на пассажирское сиденье. Я сажусь на водительское и несколько секунд смотрю на руль, стараясь понять, хочу ли вступать в еще один спор, или мне следует просто уехать отсюда.
— Ты на самом деле хочешь оставить здесь свою машину?
— Не стоит, конечно, но еще я не хочу, чтобы ты от меня уехал.
— Ты можешь поехать за мной.
— А откуда мне знать, что ты не попытаешься оторваться?
— Я же не оторвался от тебя по пути сюда.
— Ты не знал, что я за тобой еду.
Я накидываю ремень безопасности.
— Знаешь что? Мне на самом деле плевать, одна ты поедешь или нет. Если ты не беспокоишься о своей безопасности, то мне-то зачем это делать?
Она пристегивает свой ремень.
— Хорошо. Спасибо.
Я запускаю двигатель, затем смотрю в зеркало заднего вида.
— Если не считать того, что твоя машина мешает мне выехать.
— Ой. Извини. Сейчас передвину.
Минди быстро перелезает в свой автомобиль. Трудно поверить, что все проходило так ровно, когда я был знаменитым убийцей. Сейчас же я ощущаю себя клоуном, мечтающим, чтобы его поймали.
Она передвигает машину ровно настолько, чтобы выпустить меня.
Я сдаю назад, а она торопливо глушит двигатель и вылезает, явно считая, что я собираюсь уехать и оставить ее. Я уже представляю, как она выпрыгивает перед моей машиной — ну, формально машиной Терренса, — прежде чем это действительно происходит.
Но я и не собираюсь уезжать без нее. Я жму на тормоз, и она забирается внутрь.
Мы уезжаем.
И… я понимаю, что оставил там пистолет. Прямо сейчас он мне не нужен, но за сегодня это очередной промах. С этой женщиной на самом деле можно рехнуться.
* * *
Она дает мне ровно тридцать секунд тишины (я считал), прежде чем задает очередной вопрос.
— Что ты собираешься делать со своей девушкой?
— Ты уже спрашивала.
— Ты не ответил.
— Ответил.
— Ты не сказал правду.
— Ничего я не собираюсь с ней делать.
— Бред. Ты думаешь, я поверю, что ты узнал о ее интрижке с Терренсом и так разозлился, что убил его, а ей и слова не скажешь?
— Именно так.
— Что ты ей скажешь, когда она про него спросит?
— Ничего она не спросит. Я же его не знаю. Она не скажет: «Слушай, тот парень, с которым я трахаюсь, пропал. Знаешь что-нибудь об этом?» И убил я его не из-за злости. Или мести. Я убил его потому, что не хочу терять ее. Поэтому да, я собираюсь сделать вид, что все в порядке, и буду надеяться, что подобное больше не повторится.
Минди кивает.
— Ясно. Такое я уважаю.
— Спасибо.
— Но предположим, что ты хочешь преподать ей урок.
— Я не хочу.
— Я знаю, что не хочешь, но гипотетически. Что, если ты приходишь после того, как закопал Терренса, и застаешь ее в постели с другим мужиком? Нет, представим, что с двумя. Что, если ты приходишь домой, а она в постели с двумя мужиками?
— Мы сейчас твои собственные фантазии обсуждаем?
— Да, наверное, это перебор. Тогда один мужик. Ты приходишь домой и видишь чужую машину на своей дорожке. Ты думаешь, что это немного странно, так как уже поздно, но ты не слишком обеспокоен. Потом, когда дотрагиваешься до дверной ручки, тебя посещает странное чувство, будто здесь что-то происходит, о чем ты не знаешь, и ты не можешь объяснить почему, но опускаешь ручку очень медленно, пытаясь не издать ни звука, пытаясь прокрасться в свой собственный дом.