– Ей восемнадцать, – вклинилась Рут.
– Так, перебьешь меня – пойдешь отсюда вон! – рявкнула ей Кларисса, а затем снова уставилась на Данилу: – Но с тобой все непросто оказалось. Знаешь, что ты – медиум?
Данила даже в своем паршивом состоянии начал ржать.
– У тебя интуиция покруче моей будет. – Изо рта Клариссы при этом вытек голубоватый дым. – Как ты вообще понял, что это от Милы идет, а? Сразу ведь почувствовал… И по жизни тебя интуиция вела, хотя ты ее тратил на всякое дерьмо. Тебе еще надо учиться. И талантов у тебя много. Это единственное, что мне в тебе нравится. А так ты – урод болезный.
– Да идите вы, – не выдержал Данила.
– И Рут ты увидел с самого начала. Ее никто не видит, понимаешь меня? Я еще, как услышала, что вы говорите в прихожей, удивилась… А ты, оказывается, просто экстрасенс редкой силы. Слушай сюда. Я выполняю одну сложную и тонкую работу. Только такие, как мы с тобой, могут за нее браться, – спокойно добавила Кларисса, демонстрируя вдруг удивительную перемену в настроении. – Но я старею и скоро умру. Это и ты заметил, когда меня увидел. Правда, не уверена, что ты понял то, что увидел… Так вот, мне нужен преемник. И им будешь ты.
«Боже, развидь меня. Куда я вляпался…» – бессильно пронеслось в голове. Кларисса, словно прочтя его мысленные потуги, добавила:
– Ты еще долго не будешь понимать. Это нормально. Ты жив, если это для тебя важно. Но отныне ты – мой ученик и будешь служить высшим силам.
– Да вы больные, – поразился он. – Покемонов своих лови´те, а не людей живых!
– Развяжи его…
Девушка соскользнула со своего места и распутала узлы. Данила с трудом потянулся и рванул на негнущихся ногах к двери. Он открыл ее, вылетел в подъезд и… опять оказался на кухне. Кларисса скучающе курила, глядя на него сквозь дым, Рут застыла у окна, сложив руки на груди. Данила с каменным лицом развернулся и выбежал снова… И опять влетел в кухню.
– Да не выйдешь ты отсюда, кретин, – пробрюзжала Кларисса. – У тебя кандалы на ногах, и двери все уже закрыты, кроме одной… Она ведет к нам. Ты что, думаешь, меня просто так ведьмой называют?
Данила тяжело дышал, глядя во все глаза на этих двоих. Почему-то вспомнился Булгаков: ведьмы – они существуют.
Кларисса выглядела изможденной. Встав, она сказала:
– Все, надоели вы мне. Рут, закрой окно… А ты… Я не сейчас тобой займусь и не сразу представлю Господам. Сначала я отдам тебя Рут. Побегаешь с ней, посмотришь на ее работу. Будет полезно. Считай, это остаток твоего наказания за Милу. Теперь ты – помощник этой милой девочки.
С этими словами она ушла в спальню. Кот, который прохлаждался под окном, с противным мяуканьем побежал за ней. На кухне стало тихо. Данила испуганно посмотрел на Рут, испытывая помесь облегчения и страха. Облегчения оттого, что вместо жуткой тетки он будет с этой девушкой. Она ему нравилась, хоть и пнула его по лицу. А страх был от того, что его ожидало. Интуитивно он понял, что его жизнь в некотором роде закончилась, несмотря на то что он был жив. Теперь все будет по-другому.
Рут улыбнулась ему, но не очень приветливо. Она была грустной, успел заметить он. И за ее грубостью не сразу удавалось разглядеть миловидность черт.
– Что теперь?
– Пойдем домой.
– Домой?
– Да, это будет и твой дом.
Она взяла его за руку и вывела из квартиры на улицу. Больше не было безумных возвращений в гадкую кухню. Данила чувствовал, что он будет теперь там, где Кларисса захочет, чтобы он был. Он сжал руку Рут покрепче. Если все тут ненормальные, то надо хотя бы держаться самого приятного человека.
5
О Даме и Господах
Данила нервно кусал губы, стоя перед очередной дверью. Он уже мог написать книгу, где каждая глава начиналась бы с двери. Они были самые разные: старые, новые, потертые, железные, с глазками, крашеные, обитые кожей…
Рут продолжала жать на кнопку звонка с каменной физиономией. Подбородок был слегка вздернут, а веки полуопущены.
– Может, его нет дома? Пошли, скажем, что его не было… – с надеждой сказал он.
– Да он там.
– Серьезно, давай возьмем большую пиццу, еще какой гадости, посмотрим кино… Рут…
– Заткнись.
Когда дверь не открывали, она ее выламывала. Данила лишь зажмурился, а нога Рут вдарила по хлипкой деревянной створке. Сила пинка была просто потрясающая. Еще один. Еще. Дверь качалась на петлях, но держалась. В конце концов проломилась посередине.
Запустив руку в дыру, она открыла замок и сняла цепь.
Нет, честно, эта Рут пугала его иногда до чертиков. Она была сильной, как два мужика, и действовала словно таран.
Девушка вступила в квартиру первой, а Данила трусливо посеменил за ней. Всем своим видом она говорила, что выполняет работу, ничего личного.
Квартира казалась пустой, пока в самой дальней комнате они не обнаружили дрожащего мальчика. Тот прятался за диваном, но его все равно было видно. Данила встал как вкопанный, а взгляд Рут вспыхнул легким сомнением.
– У нас ничего нет, – хрипло сказал он, чуть высовывая всклокоченную голову. – Пожалуйста, не убивайте меня.
– Рут, – тихо сказал Данила, – он же мелкий совсем…
– Вижу.
Она присела на одно колено, внимательно разглядывая его темными глазами.
– Как тебя зовут? – доверительно спросила она.
– Том.
Они с Данилой переглянулись. Все сходилось. Он мог их видеть, и звали его так, как сказано в наводке.
– Вы обе больные с Клариссой. Скажи ей, черт возьми, что это семилетний ребенок! – не выдержал он.
– Думаю, она знала, – покачала головой Рут. – Просто не сказала нам.
Повлиять на ситуацию он не мог, представляя собой какой-то пугливый говорящий балласт. Кларисса упоминала, что они делают какую-то очень тонкую работу, но пока он видел только, как Рут нарушает личное пространство незнакомых людей. Во всех смыслах.
Мальчик переводил взгляд с нее на Хаблова и обратно. В короткой тишине даже получалось разобрать, как бешено стучит его сердце.
– Послушай, Том… я… не враг тебе.
С ужасом он глядел на нее, не в силах выдавить хоть слово. А что она хотела, вломившись к нему в дом?…
– Дело в том, что ты не совсем простой мальчик, – осторожно подбирая слова, начала Рут. – Ты слышал о медиумах?
На нее смотрели все тем же затравленным взглядом, но в нем начало брезжить искреннее недоумение. С минуту он молчал и наконец выдавил догадку:
– Они говорят с духами. По телевизору показывали. Когда у звезд теряются вещи, они идут в программу «Битва медиумов», и вещь находят.
– На самом деле все чуть-чуть по-другому, – продолжила Рут. – Медиумы – это посредники между мирами. Ты живешь на две реальности, понимаешь? Но пока не всегда осознаешь разницу. Ты можешь видеть других существ, не принадлежащих миру людей. Например… ну, вот нас. А еще я знаю, что иногда ты видишь на перекрестках темную фигуру, которая тебе кивает, будто знает тебя. Но больше никто ее не видит.
Глаза маленького Тома стали как два выпуклых шарика.
– Откуда ты знаешь, – спросил он, – про фигуру на перекрестке?
– Я… просто знаю. Перекрестки – это лазейки между разными мирами. Там пересекаются разные вселенные. Поэтому… раз ты видишь, то и тебя видят. Вот и здороваются.
Том молчал. А что можно было сказать на такое странное заявление? Но настрой к Рут уже стал более дружеский. Когда кто-то знает твой секрет, то получает ключ к твоей душе. На Данилу бросили короткий взгляд, и тот понял, что пора. Он извлек из рюкзака вакуумный шприц и средство для дезинфекции.
– Я… я выполняю… одну работу, – чуть менее уверенно добавила Рут, не отводя от мальчика пристального взора. – Она заключается в том, чтобы защищать медиумов вроде тебя от того, что на перекрестке. Иначе однажды оно заберет тебя. Нас послали те, кто хочет сохранить мир и порядок между мирами. Поэтому сейчас я кое-что сделаю… и ты будешь в безопасности.
Том тревожно дышал, а в его глазах дрожали тысячи бликов. Рут наклонила голову и спросила:
– Ты же мне веришь? Ты же понимаешь, что я хочу тебя уберечь?
Вообще это звучало как откровенное давление. «Только попробуй мне не поверить: я дверь выломала, прикинь, что еще могу сделать!» – читалось в наклоне ее головы и напряженной линии губ.
– Да, – не очень уверенно ответил мальчик.
– Хорошо, – голос Рут понизился, а глаза налились матовой тяжестью.
Данила ненавидел этот момент. Хуже любого ужастика, потому что он-то знал: спецэффектов тут нет.
– Дай мне руку, – отчетливым шепотом сказала она.
Том настороженно приподнял ладонь, но в последний момент замер. Что-то в виде Рут ему не нравилось.
В голове Хаблова уже писался сатирический хоррор-роман. «Правило выживания номер один: никогда не верь девушкам, чьи глаза имеют особенность внезапно чернеть. Правило выживания номер два: ничего не давай таким девушкам. Даже руку!»
– Ну же, малыш… Я – твоя защитница.
Радужка словно наползла на белки, и ее глаза утонули во тьме. Рут пугала и одновременно завораживала. Наконец Том коснулся ее ладони.
– Скажи, что доверяешь мне. Скажи, что разрешишь мне кое-что у тебя взять. Для твоего же блага.
– Да… – неуверенно ответил мальчик.
Их пальцы на мгновение окрасились золотом. Сделочка заключена.
«Тебе всего семь, и ты уже полный лох…» – цинично размышлял Данила. Он-то в пять лет знал, что взрослым верить нельзя. Особенно когда они что-то у тебя клянчат с таким видом.
– Вот и умница, – произнесла Рут, и глаза мигнули легким отсветом, возвращая себе нормальный вид.
Затем она прыснула средством для дезинфекции на сгиб его локтя. Данила запоздало вытащил из рюкзака жгут. Она перевязала руку, нашла вену и безошибочно попала в нее с первого раза. Темная кровь стала медленно заполнять колбу шприца.
Том был в невменяемом состоянии, как и все его предшественники. Его втянуло в какой-то транс. Теперь он полулежал на полу, облокотившись спиной о диван, из него с тихим присвистом вырывалось размеренное дыхание.
– Ты в курсе, что потом делают с кровью?
– Отвянь.
– Кларисса хоть объяснила? Может, она просто пьет ее, как вампир киношный…
Глаза Тома закатились, а дыхание стало совсем тихим.
– Слушай… – Рут подняла на него мрачный взгляд, – мне плевать, что бабка делает с кровью. Пусть хоть купается в ней. Я на нее работаю. Мое дело – получить согласие человека и выкачать ее.
– А что если это жертвоприношение? Черная месса? Вселение беса…
– Поверь, все бесы – это люди.
– Откуда такая уверенность?
– Я там все видела, чувак, – всплеснула руками Рут. – В этом самый хреновый момент всего нашего существования. Там вообще ничего нет.
Данила провел по лицу пятерней, пытаясь унять нервозность. Оба поняли, что все еще торчат в чужой квартире и бессмысленно пререкаются. Надо валить, пока этот мальчуган не очнулся.
– Может, и жаль, что дьявола нет… – пробормотала Рут, упаковывая рюкзак. – Меньше неопределенности было бы. Что уж говорить про бога.
– Дьявол – это ты, – раздраженно ответил он и первый вышел из квартиры.
Когда она в первый раз провернула этот трюк с черными глазами и забором крови, он визжал как свинья. Данила никогда не был сильным. Он был умен, нагл, но боялся всего и вся, особенно паранормальной жути, потому что, с разумной точки зрения, эти процессы неуправляемы.
Но потом привык. Хотя тошнотное ощущение не оставляло, а хваленая интуиция орала, что кровь у людей никогда не забирают для благих намерений.
Часто он спрашивал себя: будь он на месте их жертв, повелся бы на такое? Ведь если представить: в квартиру вламывается какая-то озверевшая баба и чего-то очень от тебя хочет, но никогда не объясняет, чего.
Вдруг гостья без переходов начинает сыпать чужими секретами. Она не только про перекресток и странные галлюцинации угадывает, но и знает, когда был первый поцелуй, сколько стоила тачка, дату смерти дедушки или какое порно жертва качает из Интернета. Особо наивным (например, первому ребенку в их списке) надо наплести про защиту и спасение мира. С другими – сыграть на чувстве вины, тайнах, индивидуальных комплексах. Все ради десяти миллилитров крови.
Свою руку он тоже прикладывал, помогая манипулировать людьми, когда фантазия Рут иссякала. Лишь бы они добровольно подставили вены: в этом заключался ключевой момент поручения. От этого становилось еще противнее.
А все Кларисса и ее заказы. Как наяву встало стареющее, хитрое лицо с извечно чадящим бычком в уголке накрашенных губ. Он и представить не мог, как давно бабка этим промышляет. Вероятно, еще до Рут. Теперь же впрягла их обоих…
Рут вышла за ним. Он слышал, как хрустит гравий под ее ногами. Что там с Томом? Что произошло с ним в тот момент, когда она коснулась его руки? А с его внутренним миром, когда она забрала часть его тела и души с собой? Кто знает.
Они довольно долго шли молча. Оба знали, что не будет погони. Даже если их кто-то увидит… Хотя что за глупости, никто из обычных людей их не видел. Они вне жизни, и это была данность, с которой ему пока не удавалось примириться.
– Почему ты это делаешь? – снова начал он. – Зачем помогаешь ей?
Рут откинула назад волосы и ответила:
– Мне нужно завершить одно важное дело. Пришлось пойти в услужение ведьме. Другого способа нет.
Она была немногословна, любую информацию из нее приходилось вытягивать клещами. Все время, что они жили вместе, как брат и сестра, Данила постоянно наблюдал за ней, отслеживал мрачные перекуры на балконе, грустные взгляды и понимал, что она испытывает глубокую боль и тоску. По чему – это был уже другой вопрос. Возможно, по своей прошлой жизни.
«Хотел бы я знать, что ты видела после смерти…» – часто думал он.
И вот сегодня она любезно поделилась тайным знанием.
«Там вообще ничего нет».
И то верно. Зачем нужен загробный мир и резервуары в виде рая и ада, когда они все крутятся между жизнями, как белье в стиральной машине?… Бытие оказалось бесконечным циклом перерождений, и человек разгребал свои причины и следствия в каждом новом воплощении. Буддисты не ошибались насчет колеса обусловленного существования, да только об исключениях они ничего не знали, а они были. Например, Рут. Мертвая, которая не перешла в новый цикл, и встряла, словно камень между шестернями экзистенциального механизма. Ни назад, ни вперед. Живые ее не видят, но она все еще среди них. Поэтому ей и пришлось податься к Клариссе. Данила понимал без ее объяснений, ведь только экстрасенсы видят привидений и, вероятно, могут им чем-то помочь…
А что делал он? При чем тут вообще он?
Этого они пока не знали.
Данила просто жил рядом с Рут, имея статус странного иждивенца или прислуги – как посмотреть. Когда они приходили в их просторную темную квартиру в мансарде одного из старых жилых домов, оба были просто людьми. Смеялись, вместе готовили, пару раз даже напивались, хотя к себе Рут его не подпускала. Жили мелким воровством из супермаркета, но угрызениями совести не мучились. Раз их вышвырнули из жизни, то правила и законы больше не для них.
Часто Рут уходила к ведьме: иногда по каким-то их магическим делам, а порой выполняя бытовую работу по дому. Временами уезжала надолго и никогда не рассказывала, куда и зачем. Данила готовил, сам же съедал свою стряпню, смотрел телевизор, убирал, стирал и гладил. Больше в одиночку делать было решительно нечего. Писать тоже не хотелось. Все, что его раньше влекло в жизни, вдруг поблекло.
Изредка он выбирался в город, но бродить по улицам, зная, что тебя все равно никто не заметит, не имело смысла. А наблюдение за жизнью, частью которой он сам недавно был, лишь вгоняло его в депрессию. Но потом приезжала Рут, и он взбадривался. Данила не очень любил грустить, даже если обстоятельства складывались паршивым образом.