Стоило посмотреть в лицо Галине, чтобы понять, все именно так и было. Люди, сидевшие рядом, прожили две жизни, знали, что такое смерть и потеря близких на чужбине, откуда весточка к родномупорогу никак не достанет. Лихого, будто кто подтолкнул. Помимо воли, хриплым, отчего-то севшим голосом вымолвил:
–Я согласен.
Все трое уперли свои взгляды в него. Подводя черту под ночными посиделками, Монзырев встал из-за стола.
–Сейчас ночь, всем спать, решения оставим на завтра. Между прочим, еще не известно работает ли «переход».
-2-
Жизнь – это бесконечное повторение. То, что мы
недопоняли в первый раз, происходит с нами снова.
Чуть-чуть по-другому. Если мы по-прежнему не
понимаем, событие возвращается до тех пор,
пока мы не усвоим урок окончательно.
Высказывание неизвестного…
За три дня, которые Лиходеев прожил в доме Монзыревых, познакомился со многими молодыми людьми, посещавшими семейство на правах близкой родни. Общаясь с парнями и девушками, узнал, что все они прошли через горнило десятого века, и о княжестве Киевском знают не понаслышке. А то, что сумели вернуться, ставят в заслугу Монзыреву. Получив от него добро на общение с Лиходеевым, молодежь рассказывала о прошлой жизни все до мелочей. Именно они заставили Егора не тупо уйти по переходу в неизвестность, а перелопатить десятки исторических справочников, вычитывать подборки информации о средневековом периоде Руси в интернете. Он словно студент зубрил материал экзаменационных билетов, зная, что принимать экзамен будет не университетский профессор, а сама жизнь. Если что не сложится, пересдачи не будет! Возмущался по поводу скудного написания летописей, разнящихся в них фактов и событий, разного толку несоответствий.
Вымотавшись морально, Егор намекнул Монзыреву, что пора бы ему уже уходить. От большого количества информации гложут сомнения в реальности происходящего. Николаич кивнул, соглашаясь. Этим же вечером приехали Горбыль с Ищенко. Шумно ввалившись в дом, бросили под ноги Лихому объемную спортивную сумку.
–Что в ней? – спросил подполковник.
–От нас с Андрюхой презент тебе, – широкой улыбкой расплылся Горбыль.
–Викторович, мы тут с Санькой по сусекам поскребли, решили, что там, куда вы намылились, Калаш, два цинка патронов и «Стечкин» с полной снарягой, ну никак лишними не будут. – Поддержал друга Ищенко.
–Ну, тогда принимайте подарок и от нас с Толиком.
В отведенную для гостя комнату вошла Галина, в руках она держала ноутбук, скупо блестевший «черным лаком» пластика.
–Людмила накачала его массой информации, нужной и не очень. К этому электронному мозгу, внизу в гостиной сумка аккумуляторов прилагается, заберете с собой. Если расходовать экономно и только по делу, вам их надолго хватит.
–Спасибо. – Поблагодарил за заботу.
–Анатолий еще одежду привезет, стилизованную под моду десятого века.
Ранним утром, миновав пост ДПС, вороньим гнездом прилепившийся к дорожному полотну асфальта на выезде из райцентра, две иномарки набрали скорость, и на одном дыхании проскочив еще с десяток километров, встали у обочины лесного коридора. Пестрая компания людей разного возраста, военных и гражданских, разобрав увесистые спортивные сумки, вошла под сень леса. Особо не заботясь о тишине на маршруте движения, люди гуськом вытянулись в колонну, без лишних разговоров шли, петляя между деревьями.
Давно проснувшийся утренний лес распевался птичьим многоголосием. Высокая трава шуршала под ногами. Иногда только треск сухой ветки, да прорывавшееся из легких неровное дыхание людей, несших тяжелые баулы, нарушали сложившийся покой дикой природы.
–Сашка!
–Да, командир!
–Узнаешь места? По-моему идем верно.
–Ну-у, вроде да.
Шедший за Горбылем молодой парень подал голос, обращаясь к Монзыреву:
–Батька, правее нужно брать.
–С чего ты взял, Мишаня?
–Когда в прошлый раз выходили, этот сосняк от нас по правую руку был. Если пойдем как сейчас, аккурат в него влезем, а нам ближе к березам держаться нужно.
Сделав поправку, народ через короткое время оказался на площади поредевшего леса, основной флорой которого были кусты лещины, боярышника, да березняк, своей черно-белой рябью бросавшийся в глаза. Зелень травы из светлой, поменяла цвет на бирюзу. Появились первые признаки «места силы» – стволы деревьев тянулись к небу не ровными стрелами в обрамлении ветвей, а кособочились и искривлялись под разными углами.
–Стой! – подал команду Монзырев.
Сумки упали к ногам, можно было перевести дух, перекурить. Хотя никто, за исключением Лиходеева, табаком не баловался.
–Переодевайся, Викторович. С нашими прощайся. Дальше только я тебя во-он до тех скрученных узлами берез провожу. Ну, а там, как Бог даст. – Оказавшись в отличных от обычной рутины условиях, Монзырев на «ты» перешел.
–Добро. Саня, – обратился к Горбылю, – на, возьми ключ от моего гаража.
–Вот спасибо, наследство подвалило…
–Ага. В подвале, во втором ящике найдешь дискеты и пластиковые папки. Почитай, а там решишь кому их отдать.
В непривычной одежде Лихой чувствовал себя в роли клоуна. На фоне современных рубах и джинсов, военной хэбэшки, он в своем новом прикиде напоминал ряженого. Хмыкнув, на прощанье обнимая своего бывшего сослуживца, Горбыль постучал ладонью по кольчужным кольцам на спине друга.
–Ничего, Егор, привыкнешь. Будем считать, свой должок я погасил. Удачи тебе подпол!
–Спасибо, прощай.
Теперь только вдвоем, оставив остальных издали наблюдать за происходящим, Монзырев с Лиходеевым подошли к скрученным узлами деревьям. Лихой с интересом разглядывал пульсирующую пелену зеркала мембраны, прикрывшую туманом дорогу через время и пространство. Его возбужденный взгляд краем мазнул по бледному лицу вдруг вставшего столбом и ежившегося как от холода Монзырева.
–Что, Николаич?
–Все, Егор, мы на месте. Дальше мне хода нет. Перед тобой точка невозврата, ты еще можешь все переиначить. Подумай крепко – стоит оно того?
–Молчи! Я все для себя решил. Прощай, Николаич, спасибо тебе.
–Тогда загружайся сумками, роль верблюда отвлечет тебя от лишних переживаний.
Покашливание и тихое хихиканье неподалеку, направило внимание обоих людей на куст шиповника, росший в пяти шагах от перехода.
На пеньке, торчавшем из высокой травы, сидел потешный старикан, одетый в холщевую рубаху и порты. На ногах лапти, на голове напялен соломенный брыль с надорванным краем. Лицо старикана, с носом картофелиной, лучится лукавой улыбкой.
– Эх, Анатолий Николаевич, и до чего же вы навязчивы, любезный друг, прилипчивы, как банный лист. Ведь хлебнули неприятностей полной ложкой… Я уж думал, что после всего не вернетесь к «двери», десятой дорогой ее родимую обходить станете. Э-хэ-хэ! А вы полезли. Мало вам? Любят вас боги славянские, не дали погибнуть, но нужно и меру знать.
–Это кто? – опустив сумки в траву, ткнув пальцем в клочковатую бороду странного деда, спросил Лиходеев, оглянувшись на Монзырева.
–О-о, Егор Викторович! Этот дед на то здесь и поставлен, чтобы мозг тебе выносить.
Дедок переключил внимание на Лихого.
– А я, видишь ли милок, продукт виртуальной реальности, – меняя интонацию в голосе, ответил дед.
–Что-о?
–Тупой? С первого раза не доходит? Голограмма я! Вот он знает, – заскорузлый палец указал на Толика. – А вообще можешь считать меня посредником информационного поля Земли. Ты, попробуй, дотронься до меня.
Лиходеев решительно подошел к старику, протянул руку. Рука насквозь прошла через улыбающегося деда.
–Ну что, убедился? Какие еще вопросы будут?
–Ну и зачем твое явление здесь?
–Смотрю, решил попытать счастья там, куда Макар телят не гонял, и отговорить тебя от глупого поступка, явно не получится. В мои обязанности входит, еще раз объяснить, что не надо совать пальцы в розетку, тряхнуть может так, что ни один дохтур потом не откачает. Дорога тебя не выбирала, сам к ней пришел. Решил идти – иди. Токмо ведь там, – старик снова указал пальцем, но теперь в сторону бирюзовой поляны. – Там тебе не пройти. Хе-хе! Мало того, что с такой поклажей в переходе раздавить может, так еще и дверь сия закрыта.
–Не понял?
–А, чего здесь понимать?
Старик на глазах, песком ссыпался в траву, и тут же, песок из травы стрельнув вверх материализовался в нового персонажа. Перед Лиходеевым и Монзыревым стоял упитанный, зажравшийся человек в форме чиновника таможенного ведомства Российской Федерации. Самодовольно осклабившись, сочным баритоном объявил:
–Так, граждане, граница на замке! Период прохождения терминала начнется через семь лет, три месяца и восемнадцать дней.
Смотреть со стороны на Лихого было прикольно. Сам факт того, что в глухом уголке леса стоял труженник таможни, впечатлило подполковника. Нижняя челюсть самопроизвольно пошла вниз.
–Понятно, – вывел из ступора Лиходеева Монзырев. – Егор, поворачиваем оглобли, номер не прошел.
–А если послать его куда подальше?
–Можешь. Вот только результат этого, нулевой.
–Вот-вот, слушайся дядю, дядя умный! Он все на своей шкуре опробовал и больше не хочет. Так?
Работник таможни показательно издевался над ними, это сквозило с его наглой морды. Лиходеев знал такую породу людей, ненавидел их. Чисто на автомате провел удар пяткой в лоб наглецу. Нога не встречая сопротивления, прошла сквозь голову человека в форме.
–Ай-яй-яй, Лиходеев! Тебе же русским языком говорено, перед тобой голограмма. Ах-ха-ха-ха!
Смех внезапно оборвался. Преобразившимся голосом голографическое изображение человека проговорило:
–Пошутили и хватит. Напоследок скажу. Ты сейчас ближе к двери перехода, чем думаешь, только дверь твоя в другом месте находится. Успеешь ли воспользоваться?
Пучки электронов раздергали в стороны тело представителя информационного поля Земли, и он в одночасье пропал.
–Что, правда раздавит?
–Может, – односложно подтвердил Толик.
–Ну и хрен с ним! Двум смертям не бывать…
–Стой!
Лиходеев в один миг подхватил сумки, сцепив зубы, бросился к серой пелене перехода. Из горла рвался рык, бодрящий организм перед осознанной катастрофой или подвигом. Ну, это как кому покажется. Не слышал окрика Монзырева.
–…Дурак, спрячем тебя в Сибири у нашего друга, казака-характерника, ни одна собака не сыщет…
Нырнул в неизвестность, как ныряет человек в холодный источник.
Помнится, Монзырев довольно подробно объяснял, что может происходить с ним при переходе, какие ощущения будет испытывать, выскочив на «другую» сторону. Но такое…
Егору казалось, что он блуждает в тумане. Пелена была настолько плотной, что шаг в сторону мог привести к потере ориентации не только во времени, но и в пространстве. Ко всему прочему, в какой-то момент Лихому почудилось, что его тело сдавили тисками, а на плечи добавили еще килограмм пятьдесят веса. Он пошатнулся. Его повело в сторону. Ноги заплетаясь под навалившейся тяжестью, изменили направление движения.
Ох, и ни хрена ж себе! Может остановиться повернуть назад? Глядишь, полегчает? Как же хочется еще хоть раз увидеть синее небо над головой, услышать щебет птиц, коснуться босыми ногами зеленой травы на нагретой солнцем земле.
Душевная боль черной тенью закралась, заползла в душу, а следом шмыгнула и ее сестра – паническая тревога. Обе нашептывали в уши: «Вернись! Пропадешь!». Усилием воли прогнал обеих, как прогонял когда-то на войне не раз. Нет, шалишь! Назад он не повернет. Это как в бою – пошел на удар, добивай, не оставляй в живых того, кто может выстрелить тебе в спину.
Несмотря на плотность пелены и телесный дискомфорт, Лиходеев протиснулся дальше в сумерки. Вот сейчас он выйдет из темноты, и как рассказывал Монзырев, очутится на поляне, а там до реки рукой подать, остудит в воде уставшее тело. Еще шаг. Еще! Непонятная тяжесть исчезла с плечь, стало легче дышать. Еще шаг, еще, и сознание целиком и полностью отринуло страхи и подспудные мысли о возвращении. Ну-у!
Тело вывалилось из «перехода» в другой мир. Именно в другой, и именно вывалилось. Запнувшись ногами за корягу, он с размаху повалился в… снежный сугроб, мягко навернувшись теперь уже в белую холодную пелену.
«Мать т-твою так! Ну, почему зима?»
Лежа на снежной перине, отжался на руках, ощущая ладонями холод снежных колючек. Повернув шею, оглянулся за свое плечо, щурясь от залепивших глаза и нос снежных пробок. Пресловутая, не раз упомянутая Монзыревым мембрана, серо-стальным, зеркальным отливом, водной зыбью морщилась за спиной. Прямо на его глазах, ее сюрреалистическая поверхность проявила иероглиф руны, похожий на телесную татуировку. Короткая вспышка, заставившая зажмуриться, сморгнуть, и зыбь исчезла, будто ее и небыло.
Лиходеев перевалился на спину, черпанув белого крошева за шиворот. Слегка побарахтавшись, с трудом поднялся на ноги. Одежда и обувь, ранее такая удобная и разношенная, сейчас болталась, будто при переходе ее растянули, сделали размеров на пять больше. Прислушавшись к ощущениям, понял, что и с одеждой и с обувью, не все гладко.
«Мать честная! Что за…»
Взгляд чисто случайно зацепился за кисть своей же руки. Это не его рука! Худые, мальчишеские руки, покрасневшие от холодного, стаявшего с них снега, выглядывали из широких рукавов рубахи. Вся одежда обвисла на нем, как на огородном пугале. Повеявший зимней поземкой ветерок, ухватив горсть легкого морозного снежка, бросил в лицо, заставил сознание работать в нужном направлении.
Монзырев упоминал тот факт, что при переходе каждый из прошедших временной коридор, стал обладателем особого дара, умения, запредельного для обычного человека качества. Лихой и сам ожидал чего-то подобного. Оно, конечно хорошо сбросить с плечь энное количество лет, стать моложе. Но не настолько же! Интересно, сколько его телу сейчас биологических годков? Двенадцать, четырнадцать, может шестнадцать? Бр-р-р! Холодно как. Вот тебе бабушка и Юрьев день. Рассчитывал, что попадет в лето. Попал! Действительно попал. В какой же это год он загремел?
Не заморачиваясь на мыслях, руки самостоятельно проводили работу. От двух сумок с оружием, компом и шмотьем остались одни ручки, остальное сгинуло внутри прохода.
Определился с направлением движения, почапал, проваливаясь ногами в глубокий рыхлый снег, оставляя за собой пропаханную тропу. Шел стараясь не думать о том, что ждет его впереди. Стояла задача выжить в зимнем лесу, выйти к людям. Сам лес был густым, и Егору часто приходилось преодолевать бурелом, ну а ко всему прочему прибавлялись овраги и подъемы на возвышения, и все это по глубокому снегу. Лесной массив, за исключением снежного покрова, ничем не напоминал природу средней полосы России. Кое-где, на снежной целине встречались следы животных. Егор не раз натыкался на заячий след. Шел строго в одном направлении, перпендикулярно пересек следы, оставленные часа три назад волчьей стаей.
Полевой разведчик по прежней жизни, он знал, что зимой волки бродят по огромной территории, выходя на поиски добычи в сумерки и по ночам. Днем прячутся по оврагам. Если стая из схрона вышла днем, значит, припекло, значит оголодали. Сколько их в стае, сказать трудно. Пробежали трусцой друг за другом, ставя лапы точно след в след, как спецназовцы. Глубокий и рыхлый снег мешает преследованию добычи. Скорее всего, где-то неподалеку деревня. Видно, даже для них снежный покров настолько глубокий, что звери проделали в нем траншею. Егор и сам вымотался торить тропу, пот заливал лицо и мороз ощущался лишь слегка. Если он остановится, горячий пот покроет тело холодом влаги, мороз войдет в поры кожи, заставит мозг безразлично воспринимать окружающий мир, а глаза сами собой захотят слипнуться, погрузиться в отдых. Хренушки вам! Пусть его новое тело и не тренировано, пусть ему тяжело, но он молод, а мозги старого воина не допустят безразличия. Он выдержит любые нагрузки! Короткий привал. Отдышаться!
Двинулся дальше. Пушистые, первозданно чистые, лежат под деревьями сугробы. В этой действительности нет химических заводов, и выбросов в атмосферу таблицы Менделеева нет. На зелени исполинов повисли белые шапки снега, ветви опустились под их тяжестью. Эти высокие сосны, укрывшись одеялом, уснули до весны. В своем беспробудном сне, они лишь убаюканные ветром раскачивают тени на нетронутых сугробах. Молодые деревца, изредка попадавшиеся то тут, то там, по направлению движения, стволами согнулись под тяжестью белого кружева налипшего инея и снега на них. Протиснулся между кустарником и старой елью, чуть задел лесную красотку, и с ее высокой вершины, прямо на голову и плечи, сорвалась огромная белая шапка, рассыпаясь серебристой легкой пылью, погребла в снежном мареве.