Нафиг, что в оставшейся комнате?
Я заступаю туда на один шаг, второго не делаю. В квадрате оконного света – шикарная коробка пазлов. Дальше по паркету грязь, сумрак и звуки.
Давящийся кашель. Грызня собак, которая выходит из одного рта. Тяжёлое, стонущее дыхание.
---------------------
Мужчина спиной к двери, лицом к столу, заваленному едой. Возможно, примерно мужчина с чёрными, сальными волосами, на нём рваная мотоциклетная кожанка. Худой, голова вжата в плечи, тело подёргивается из стороны в сторону. Он громко ест, скрючившись над столом. Всюду пустые бутылки, тарелки… Фарфоровые, пластиковые, бумажные – вылизанные, битые, ломанные и обкусанные по краям. Вскрытые, смятые, раздавленные упаковки. Под столом, вокруг него, до середины комнаты валяются коробки от пиццы, от полуфабрикатов, надкусанные и полусгнившие фрукты.
Я вижу его сальный затылок и пальцы рук, перекрещенных на груди, – белые с выпирающими костяшками. Под воротником они до дыр впились в кожанку. Мужчина заглатывает что-то большое, давится и стонет.
Признаться… Бывало, снег в кулаке сожмёшь и держишь до боли, до ломоты. Вот до такого ледяного, грязного комка в груди, я боюсь, что зверь обернётся. Произнесёт что-нибудь абсолютно последнее, дальше смерти.
Пятясь за дверь, я едва не падаю. Жар поднимается и кружится голова. Значит, ровно половина двенадцатого. Время лечь спать. Здесь, в одной квартире с этим. Ну, не на лестнице же! С утра по живой луне я должен буду зайти в комнату, где никого не увижу.
Оно – Межич. Как и я. Немыслимо.
Ложусь на голый пол, вспоминаю… Поженившись, Мстислав с Катриной вместе приезжали к нам. Все радовались, поздравляли… Я не могу вызвать в памяти его лицо. Ступор. Воображение тоже отказывается рисовать морду над жратвой, слюни, остатки зубов. Там просто разодранная от уха до уха чёрная яма.
Утром я сделал то, зачем пришёл. Не через силу даже, а просто на одном выдохе: поднял коробку и прочь. ============================================================
12. Сестрёнка
– Почему не собираешь их, дорогой? – спросила ма Рая, с понятным недоумением. Начались бездельные школьные каникулы.
Сева Вячеславович добавил:
– …раз уж принёс.
Отец недоволен, всегда это знаю.
Не складываю по уважительной причине: руки трясутся! От ужаса и дикой надежды. По мёртвой луне Катрина теперь свободна… Катрина приедет сюда… Долго, долго, долго! Невозможно тянется время.
Её подарок – дорогущий пазл из рекламы: «…собери и прочти». То есть, покрой лаком и переверни, чтобы увидеть предсказание на обратной стороне. Чаще всего там смайлик и благоглупость в облачке, мол: «Будь хорошим и всё будет хорошо».
– Пусть лежат, есть не просят.
Бррр, зачем я так сказал!.. Опять вспомнил.
– Да мне коробка очень уж нравится, сынка.
– Ма, так возьми её себе, не всё ли равно! Могут и в пакете валяться.
Следующий день.
Большая коробка разрезана и превращена в постер…
Ещё день.
Куплена рамка с позолотой.
Ещё плюс день.
Ма Рая заменила зеркало у постели на постер в раме. Ко вторичному неудовольствию отца, в чем дело-то, не понимаю…
Впереди ещё бесконечных три дня.
Меня унесло в Баронский Парк и там гоняло по тропинкам, неизменно сдувая к пансионской ограде. Как тот кленовый лист, к тем самым воротам, что теперь в рамке висят. Я останавливался и смотрел на него, на его личное кованное солнце.
Э, так пазлы ради юбилея нашего городишки выпущены! Думаю, в честь этого факта мне и подарены.
---------------------
Мужчин в доме прибывало, а женщин отнюдь. Мать Рая засобиралась к невесткам знакомиться, в большом городе их по магазинам гулять. Провожая её, я обмолвился:
– Что-то я Польку не вижу. Вы её к племяшкам раньше с кем отослали?
Мать Рая смотрит неопределённо… В сторону говорит:
– Я думала, у тебя прошло это…
– Что это, ма?
– Воображаемая подружка твоя, сестрёнка. Давно не вспоминал.
Я обошёл стол, и мы оказались лицом к лицу:
– Не понял, ма. Совсем-совсем не понял, объясни.
---------------------
Мать Рая села на табурет, вечным таким жестом сложила руки на коленях:
– Сына, когда мы взяли тебя, первое время, ты был не совсем в духе… Грустный был. С Яриком вы не ладили… Вот и придумал сестрёнку. Так я поняла. Сева Вячеславович позвонил брату, когда ты с ней разговаривать начал. Тот спокоен: «Ничего, ерунда. Это по первости лишь. Когда-если ленты сестричке покупать станет или воображаемые косы начнёт плести, тогда обсудим. А то авось пройдёт». Я думала, после смерти забылась. Или ты её недавно видел?
– Давно…
– Значит, и правда прошло. Не бери в ум, сына, ты с фантазией всегда был. Помнишь, для тебя ещё хор из Баронского Парка петь приходил! Я даже завидовала тебе. Спрашивала: про что поют, а ты отвечал, что слов не поют, а только музыку, вредный мальчишка!
– Ма, я правда их много раз видел… Они что, тоже не существуют? И Полька, и они? Кошмар… А, помнишь, сервиз тоже я перебил? И ты мне ни слова не сказала?
– Сервиз, важность какая! И не кошмар, нормальное детское воображение. Я не знаю, кого ты видел. Может хор царского времени. Или будущее. Про элитный пансион в Баронском Парке все эти годы слухи ходят, что может появиться… Вскоре, да вскоре… Болтовня пустая, кто в наше захолустье поедет. Сейчас за границами учатся.
Фигасе… Так сходу это и не переварить.
============================================================
13. Помолвка
Жар, сон… Утро. Ну, наконец-то!
– Ярик, она в самом деле приехала? Катрина здесь?
– На дворе, голубей кормит. Ой, и странная же она тётка: кто поклевал, те улетают и не возвращаются. А новые всё равно прилетают. Как-будто она при жизни всех голубей на свете знала!
– Может и так, они богатые, путешествовали, в Венеции жили… Ярик, я видел ад и мне не понравилось. Включи что-нить, песню из своих что ли…
Ярик недолго ищет, выкручивает громкость на колонке.
– Держи пять, – говорит он.
Я удивляюсь, но – держи.
Ярик смеётся:
– Композиция называется тэйк файв – «держи пять!», – и хлопает меня по плечу. – Не мой фаворит, но хорошо заходит вместо таблетки.
Помогло. Когда Катрина Межич заходит в дом и окликает Ярика, я уже боль-мень в порядке.
– Останься здесь. Нам с Катриной надо говорить наедине, – я редко замечаю, когда груб, но бывает. – Ярик, извини! Это личное.
– Да сколько угодно!
---------------------
Катрину Межич – вот кого надо было поместить на пазл. И на оборотную строну её же, вместо предсказания. Не лицо, а обещание вечного рая.
Рукой машет:
– Межка, здравствуй по мёртвой луне! Собрал?
– Нет ещё, – отвечаю.
– Собери здесь. Обещаешь? По живой луне пусть они так и лежат нераспечатанные. Обещай снова.
Я обещаю два раза подряд и улавливаю, что формальная часть на этом закончена. Уж не знаю, почему, но раз для Катрины это серьёзно, ок. Мне важно совсем другое.
Она опережает с темой:
– Ты, наверное, возненавидел меня за просьбу? За то, что тебе пришлось увидеть в моей квартире…
– Катрина, – я не сажусь, но стою ровно пред ней. – От лица всех Межичей я приношу свои бесконечные извинения за этого зверя.
– Ой, Межка, перестань! Зачем всегда так: извиняются те, кто не виновен? Я рада тебе. Давай о чём-нибудь другом. Как учёба, как проходят чудесные скитания между живой и мёртвой луной?
– Согласен, давайте о чудесах. Я наблюдал, и я подсчитал: самое позднее через шесть лет, но надеюсь, через три, если вы согласны…
– …что?
– Выходите за меня замуж по мёртвой луне, Катрина. Вы принимаете моё предложение?
Катрина смеётся. И смотрит мне в глаза.
Ок, я достаточно взрослый, чтобы увидеть да, которое женщина не произносит.
Мне нравится её способ ответить да. Он красивый. Когда такая женщина смеётся, она непобедима. Я ещё не знаю, что буду делать с этой силой, которая не уступает моей, но именно такую мне и надо, а второй такой нет.
– Прости, прости! Вот сразу и наступила моя очередь извиняться! Настоящий Межич! Да, видно, такова уж моя судьба – носить вашу фамилию. Но я поставлю условие.
– Какое?
– Простое. Мне пора уходить, а время – ещё тот затейник, пошутить любит. Через эти шесть или три года ты повторишь своё предложение, и тогда я приму его.
– Да провалиться мне сквозь землю!
Чуть вздрогнув, Катрина прищуривается, откидывает голову и хохочет ещё веселей.
А раз так, то я поцелую её.
---------------------
– Ярик, я – царь вселенной. Ярррик! Мы поженимся! Стой, сядь, подряд всё расскажу…
============================================================
14. Пазл
Ноябрьский вечер – дно времени. Она уехала.
Всё оказалось не так просто…
Катрина уже собирала эти пазлы до меня. Потом разобрала и обратно упаковала. Тщательно запечатала голографическим скотчем пакет и коробку. Мне бы подумать…. Я бы их, кровь из носа, никому не показал по живой луне, а закопал в Баронском Парке! Да что теперь…
Собрал, намазал клеем, перевернул. На обороте – смайлик отвернувшийся, уходящий вдаль, показывающий окей на прощанье, и его реплика: «Всё сложится!» А поверх, размашистым почерком, от угла к углу, чтобы невозможно было прочитать, собрав лишь несколько штук, лесенкой написано это:
ОНИ
ЛГУТ
ПРО
БАРОНА
БЕГИ!
Всё мгновенно сошлось. На лице – клевета, на обороте – затылок самоубийцы.
---------------------
Какую предсмертную записку могла оставить девочка, едва взявшая в руки грифель? В доме ни бумаги, ни чернил. За воротами Баронского Парка они есть. Но ворота закрыты на ночь, а утро не настанет.
Тот зверь, от которого она даже не пыталась убежать, конечно, никакой не Барон. Это Межич – отец Агнешки. Зверь и самоубийца.
Барон показал девочке, что есть и другая жизнь. Что между людьми бывает чистое, равное уважительное обращение. Что рядом с ним не надо ждать оплеухи в ответ на слова или молчание.
Барон видел на ней синяки. Видел непреходящий страх. Наверняка, словом или жестом она предложила ему себя от испуга, посадив кляксу в тетрадь. Что угодно, только не бей. Как привыкла со зверем, как было всегда. Что дальше? Отойдя от шока, Барон пригрозил Межичам оглаской и расплатой. Он сделал бы это. Барон почти вернул девочке голос.
Зверь голос потерял. Молча жрёт. Всхлипывает, давится, заедает прошлое.
Это не плач. Зверь вовсе не раскаялся. Он испугался огласки: Агнешка пропала. Мёртвая? Живая? Где она и кого просит о возмездии? Ужасней всего для Межича – позор. Зверь представил, как его тащат на суд, и покончил всё разом.
Обычный для просветителя, злой рок Барона не миновал. Он рыжий, местные – чернявы… Он с манерами, они с простотой. Он умничает, книги с чужими буквами привёз, толстые сигары курит. Всё у него этакое, имя странное: Барон Эйб Десатурн? Это как надо понимать, эй?
---------------------
Отец вынул Агнешку из петли и закричал как зверь. В этот момент ему не надо было притворяться. Отрезать язык, запереть безвыходно в доме, последний раз вымучить наслаждение… – всё опоздал.
Минуты на размышление ему не понадобилось, чтобы развернуть гнев рода на чужака – прямым руслом к дому Барона, ненавидимого, мало-мальски не понятого в округе. Дай только повод, кинь спичку. Волна факелов за минуты превратилась в огненную сель. Что могло утолить её жажду? Смерть и ничто другое.
Межичи в одном не солгали: за горящей оградой Барон так и живёт по мёртвой луне. Там и Агнешка, под его крылом. Кто знает, не бегут ли к нему и поныне? Сколько их там ещё, за оградой Баронского Парка, маленьких пансионок, растерзанных своим диким временем.
---------------------
Стоп, вопрос: Катрина. Мы виделись, зачем она прямо не сказала, что к чему? Не нашла слов? Как женщина постеснялась прямо говорить? Нет, здесь что-то другое…
Ярик на раз сообразил:
– Межка, да ведь слышат они её. Нельзя ей было язык распускать ни по живой луне, ни по мёртвой. Вот и показала тебе положение вещей, как могла. Чтобы ты своими глазами, будто невзначай увидел. Собственно, и мне лучше бы помалкивать. Но ведь мы братья.
===========================================================
15. Тоска
Хорошо быть дураком. Майкрофтом Холмсом тоже неплохо. Серединка на половинку – капец. Я извёлся в догадках. Лего без инструкции по сборке.
И так…
Век за веком Агнешка мелькала в доме тревожным призраком, опасаясь и мёртвых, и живых. Секунду оглядится, минуту протанцует, и нет её. Это никого не волновало. Но затем появился я, который видел Агнешку постоянно, разговаривал с ней. Уверившись, что для воображаемого друга здесь лишку совпадений, Межичи отравили меня и полгорода заодно. Преступление остаётся семейной тайной.
Едва фундамент сложился, кладу блок первого этажа. Лего – шварк россыпью: вторично на мою жизнь никто не покушался. Почему? Заново босиком подбирай кирпичики, больно.
---------------------
Дальше. Так…
Я умер, но не умер. Больше того, я встретил Агнешку реально, как пансионку – в её настоящем возрасте, в теперешнем – Баронском доме. Про это Межичи тоже узнали. И бездействуют. Причина? Опять крушение лего. Отдельные блоки – боль, какая философия! Любые части стыкуются в любые дырки, пока не наступает очередное фатальное «почти».
---------------------
Значит, так…
У Межичей есть план сборки. Полагаю, что конкретно у Славы Румына. Моя роль там: блок лего шестёрка. Что ж, лучше Слава Румын, чем пустые догадки. Я выслушаю его, мне нужна общая картина. Когда увижу с его стороны, переверну, чтобы взглянуть со своей.
Хоть бы я и простой блок. В своём теперешнем двойственном качестве, я важен для рода. Не надо ориентироваться на дремучие суеверия и кошмарные сны. Чего хотят мёртвые? Что интересует живых? Они могут узнавать это прямо через меня. А если нет разлуки, если ушедший всегда может поговорить с оставшимся, где тогда смерть? Она потеряла свой главный рубеж. И всё-таки от меня ждут чего-то ещё.
---------------------
Мертвецам надо больше. Они хотят, как при жизни, своей рукой брать желаемое. Стопка водки в день поминовения слишком мало, даже если дед прикажет накрыть её поверх чёрного хлеба – имбирным пряником. Он хочет вернуться и взять сам. Выпить и закусить, и чтобы жена поднесла ему.
– Так я думаю, Ярик. А если не оправдаю их надежд… Пусть самый голодный из мертвецов сожрёт упрямого пацана.
– Потому что любой Межич принадлежит роду. Не как человек, значит, как мясо, – шепчет Ярик. – Беги. А кстати, не разумней ли подчиниться?
Да, действительно… Почему это я, неблагодарный, заранее обделяю свой род? Когда я успел его так возненавидеть?
– Не злись, я шучу… У тебя шансов не было, по тебе сразу всё решили, – тихо рассказывает Ярик. – Ты уши-то не развешивай, когда они льстят. Они тебя считают слабым, добрым.
– Ты догадался или подслушал?
– Сами сказали. Думаешь, им стыдно, или как-то так? Близко не лежало! Распорядиться чьей угодно жизнью – только в путь, они в этом греха не видят. А жену и вообще не считают за человека. Она ничего не решает у Межичей, женщина она… – радость для сердца, для ночной темноты, воскресного пирога и будне...
– Я взорвусь если ещё раз услышу эту присказку! Я весь дом к чертям сожгу! Ярик, мне дрянь как тошно, Ярик…
---------------------
Без слова он одел мне большие наушники. Глухая ночь встрепенулась и ухнула в них целиком, в сугроб лёгких, плотных звуков. Как сова за мышью, за дрожащей сердечной жилкой. Чёрно-белый джаз. Глубокое ретро. Весь квартет давно живёт по мёртвой луне, но нет же! И насколько нет…
Мокрые от пота негры, белый смешной контрабасист. Ярик, ты наркодилер, ты сутенёр. Это – лучше, чем порно. Как они угадывают? Как делают это?.. Ок, всё равно. Ядрёное соло на барабанах.
Под саксофон я перестаю думать. Рояль. Чёрная полировка бликует, подпрыгивают молоточки. Это бесстыжее публичное наслаждение. Перекидывают его друг другу, как мышь, а она всё пытается убежать куда-то. Пианист, святая жадность, подхватил и не отдаёт. Быстрые пальцы на клавишах, спина щедрого бога, стаккато... Благослови меня. Благослови, я совсем один.