Отправляться в мир народа Ольх мне совсем было не по пути, а судя по тому, что уже распознавала маршрут и видела знакомые, после сегодняшней перебежки, места, именно туда парни и возвращались. Всадники скакали к дому ведьм, но в неожиданно поредевшем составе — их оставалось всего трое. Я понимаю: минус Геральт — ладно, допустим, они решили отдать его обратно, но где еще одно чудовищное рыло? Неужели наши эльфы расстарались и смогли завалить одного из этих хваленных Aen Elle?
— Хер тебе, а не спасение от Белого Хлада! — обижено пробормотала я, ни с того ни с сего получив еще один удар по лицу и чувствуя, что теперь мне разбили нос. — Весь Асгард на тебя натравлю! — пообещала я мстительно и со злости я пнула коня. Нога, очевидно, пришлась по нежному лошадиному боку, вызвав у животного прилив праведного негодования. Транспорт взбрыкнул, заржал от обиды и попытался встать на задние лапы, скидывая неблагодарных ездоков на жесткую землю. Не ожидавший такого подвоха эльф с трудом удержался в седле, ухватившись за гриву и поводья. А вот я в очередной раз повалилась полетела знакомиться с физикой твердых тел, с чувством, с расстановкой, рухнув в мутную болотную воду.
Пока я продирала глаза от тины, выстилавшей дно приютившей меня лужи, предводитель остроухих нелегалов решил, что пользы от меня не больше, чем от дорожной пыли и что-то скомандовал голубоглазому магу, заставляя того командным тоном бросить вылавливать меня из водоёма и отправиться домой. Прошипев мне что-то на прощание, эльф скрылся из виду и бросил меня одну в окружении квакающих пресмыкающихся, чтобы я в полной мере могла прочувствовать, насколько же я устала от такой жизни. Тело, решив, что на сегодня с него напряжения достаточно, принялось ныть каждой, даже самой маленькой и неприметной мышцей, новообразовавшиеся синяки ныли, вторя хору лейкоцитов, стремившихся залатать разбитые нос и губы. Мир действительно плыл перед глазами, следуя за Дикой Охотой в глубины космоса, а жрать хотелось так невыносимо, что я была согласна сожрать фаршированного курицей мамонта под соусом песто, с гарниром из тонны картошки-фри. И диетическую колу не забудьте, пожалуйста.
Понимая, что сил во мне осталось только дышать, да и тех как-то маловато, я попыталась снова рухнуть в воду и утонуть, чтобы не чувствовать себя боксерской грушей, от души отбитой офисным работником-садистом, мечтающим высказать начальству всё, что думает. Прохладная жидкость мгновенно освежила кожу, приводя в чувство и заставляя вспомнить о том, что конечная цель моего бездарного существования — абстрактные дети и внуки, которых я пока уже не завела. Прикладывая поистине титанические усилия, я уселась посреди болота, и тяжело дыша, принялась вытирать кровь с лица нестерильной, полной опасных бацилл, водой.
Пытаясь разглядеть собственное отражение, я не без самодовольства заметила, что вместе с личиной Цири с меня сползала и магия Локи, приводя лицо в родной до безобразия вид. В темноте из водного зеркала на меня рассеяно и крайне замученно смотрело знакомое лицо с бледно-голубыми глазами, глубоко посаженными, но большими и уставшими, зрачки которых расширились от расфокусировки — отрицательное зрение тоже вернулось, а очков под рукою не оказалось. Большеватый, хоть и прямой нос, оказался изгваздан в болотной грязи, смешанной с кровью, сочащейся из ноздрей и тонковатых, бледных губ. Правда, волосы, вопреки генетике, пока еще оставались серебряными, но местами уже проявлялись родные по цвету, темно-коричневые, пятна.
— Анна! — громом над болотом прошелся голос, гнусаво тянущий звуки одновременно свирепо и взыскательно. — АНИКА!
— Туточки я, туточки, — я подняла руку вверх и с трудом помахала ей, даже и не пытаясь сообразить, что в темноте этот жест бесполезен. Впрочем, я начала при этом баламутить воду и булькать, чем выдала своё местоположение скоя’таэлю.
Из-за кустов ко мне гордо вышагнул Йорвет, двигаясь легкой подиумной походкой, в сопровождении десятка остроухих подопечных, которых не было, инфа сотка, еще неделю назад. Удивляться я не стала, списывая все на природное обаяние моего драгоценного и любовь становиться родной мамочкой всем, неокрепшим умом, молодым эльфяткам. Поскольку свита любви всей моей жизни пришла с факелами, и для пущего устрашения им не хватало только вил, я недовольно поморщилась, и продолжила возиться в своей мокрой зоне комфорта, приводя себя в относительный порядок. «Наши» эльфы мгновенно потеряли это гордое звание и вновь опустились до состояния «гребаные ушастые ситхи». Командир скоя’таэлей, увидев, что сама я вставать точно не собираюсь, подошел ко мне, пафосно протягивая руку помощи. Выбора, как вернуть себе стоячее положение, у меня все равно не было, тем более, что поднявшись на свои две, я почти сразу рухнула к ногам любимого, и удержалась от нового мелководного дайвинга только потому что в последний момент эльф меня подхватил:
— Где всадники? — грозно спросил он, на удивление, не обрадовавшись моему быстрому падению.
— Ускакали, — я указала в сторону жилища ведьм. — Кажется, что они уже ускакали в свой мир, и догнать их не получится.
К нам подошёл эльф, чье лицо было искалечено даже больше, чем у моего благоверного. С правой стороны лба, через переносицу, грубо разрубленную почти пополам, и до левого уха через всё лицо проходил огромный, с рваными краями шрам. В том, что осталось от глаз, злобы не читалось, во всяком случае, по отношению ко мне. Было только безразличие. Абсолютное, стопроцентное, неопровержимое. Кинув короткий взгляд на вашу покорную слугу, и явственно отметив, что Йорвет меня-таки держит, он произнес, скорее из показной вежливости на Общем языке:
— Она права. Мы их не догоним. И нет смысла пытаться.
Йорвет кивнул, принимая мнение к сведению. Потом махнул свободной рукой, продолжая поддерживать меня, и скомандовал отбой остроухим бойцам. Все, как один, по очереди бросали на меня взгляд, полный или подозрения, или презрения, или любопытства, иногда сочетая все три эмоции в одном выражении, и уходили туда, откуда появились — в темноту. Я с трудом оперлась на своего ненаглядно, представляя, что это такой странный костыль и мы вместе потащились за остальными, едва шевелясь, замыкая процессию.
Это был долгий день. Тяжелее в моей жизни была только защита своего эго от посягательства родственников, которые всегда бьют без промаха по самым больным местам: «Почему не замужем?»; «Когда кавалера заведешь?»; «Найди хорошую работу!»; « Ты уже взрослая!» и так далее. Там вообще фиг знает, чего ожидать от этих тётушек и дядюшек, которые уже почти прожили свою жизнь и согласны прожить до кучи твою, а ты сидишь, весь красный, потому что посылать матом этих людей мама запрещает, и точно знаешь — эльфийский отряд спасать твою шкуру не явится. В принципе, и с Дикой Охотой я не была в этом уверена, потому что Йорвет, как бы, смылся и не планировал как-то рисковать собой или товарищами ради какой-то там Dh’oine, но до последнего надеялась, что он придет и защитит меня.
Он всегда приходит. Если это в его зоне доступа.
====== Глава 12. Обрывки разговоров. ======
ах если б всё начать сначала
я б снова выбрала тебя
чтоб с радостью и наслажденьем
опять тебе испортить жизнь©
з.ы. Привет всем, кто в танковых войсках
Оrfainne* – Чужак. В названии фанфика “orfainnа” заранее определяет и принадлежность Аники к ЖЕНСКОМУ полу. Внимательней к Сапковскому и его словообразованию в Старшей Речи, господа! Вспомните про этот дисклеймер прежде, чем тянуть свои ручки к “публичной бете”
Самой страшной пыткой, которой я подвергалась за всё время существования этого бренного тела, было воскресание в несусветную рань. Именно воскресание, потому что бодрым подъемом это назвать сложно. Никогда не угадаешь — то ли ты недоспал, то ли, наоборот, переспал, то ли просто отлежал себе всего себя, прожеванное состояние утреннего пробуждения всегда присутствовало. Но сегодня случился апогей. Поняв, что вроде бы уже не сплю, я поняла, что глаза открываться просто отказываются. Веки как будто прижали друг к другу суперклеем и они просто не могли подняться и показать мне окружающий мир. Но это было еще полбеды. Даже лежа в тепле, на чем-то относительно мягком и не раскрывая глаз, я ощущала, как всё тело ужасно ноет, представляя собой один сплошной синяк. Болело абсолютно всё от кончиков волос и до ногтей на ногах включительно. Вроде бы, я упала всего лишь пару раз — это нормально и даже, по-своему привычно, с моей-то неуклюжестью, а болят даже те участки меня, о существовании которых ваша покорная слуга и не догадывалась до сего момента. Лодыжка, как самая нагружаемая вчера часть тела, опухла так, что нога едва-едва помещалась в носок. Губы чесались, верхняя челюсть ныла, а нос я и вовсе боялась щупать, потому что уже тепло пальцев заставляло его предупреждающе саднить. В таком состоянии лежать было равносильно просьбе Степы Лиходеева расстрелять, а желающих, как вы понимаете, в округе может бродить слишком много. Поэтому я, совершая над собой титанические усилия и напрягая волю, села. Мозг, мгновенно включая двигатель внутреннего страдания, сразу же загудел, ударяясь боками о черепную коробку. Он просто отказывался воспринимать информацию, обрабатывать её, держать себя в тонусе, или, хотя бы, просто определить «Где я?», «Что я?» и «Какого, собственно, хуЯ?». Как-то плоховато я выгляжу для живого человека.
— Очнулась? — раздался совсем рядом голос магички. Трисс развалилась около меня, разглядывая нити тканевого, невысокого и грязного потолка. Ага, мы в палатке. Отлично.
— Дороу… Где мы? — сразу перешла к делу я, решив, что хуже, чем есть, уже быть не может.
— Ты не помнишь? — удивилась чародейка. — Ах, да, ты же упала в обморок, и Йорвет тебя сюда принес, — ой, как мило, блин. А он сам где? — Мы в лагере Фаоилитиарны, Железного Волка. Слышала о нем?
— Легендарный предводитель скоя’таэлей, — припомнила я. — Это тот, у которого от лица осталось одно название?
— Ага, — согласилась чародейка.
— А почему мы не в деревне?
— В Штейгерах случилась резня, — с ужасом сообщила чародейка шепотом. — Йорвет говорит, что перерезали всё население деревни. Даже собак. И Тузика тоже! — она всхлипнула. — Собственно, эльфы решили, что это Дикая Охота так позабавилась, поэтому… Ладно, это потом. Как ты себя чувствуешь?
— Как будто навернулась с телевышки, — призналась я. — У меня болит даже то, что в теории не может болеть — там нет нервных окончаний. Я вот думаю, может, пойти хлебнуть яду и не мучатся? — пошутила я и тут же прикусила язычок, понимая, как это кощунственно звучит, особенно, после новости про Штейгеры.
— Не говори глупостей, пожалуйста. У меня осталось немного магии, — чародейка тоже села, разминая затёкшие плечи. — Давай я немного тебя полечу. Ложись и постарайся не двигаться.
Я послушно улеглась обратно, радуясь официальной возможности находиться вновь в горизонтальном положении. Существовать сидя было тяжело — голова кружилась, как будто я только сошла с сумасшедшей, неконтролируемой карусели. Магичка, хриплым голосом произнесла нечто, издалека напоминающее латынь и, кашляя, сварганила маленький, желтоватый огонёк на ладони, разливающий приятное тепло по палатке. Приложив руку к распухшей лодыжке, она провела рукой вверх, вдоль туловища, не давая заклинанию погаснуть, прикасаясь языками пламени к коже, но не обжигая, а только согревая. В лодыжке защипало до противного щекотно, но боль и опухоль сразу решили, что делать на мне больше нечего и отступили.
— Ты сказала Йорвету, где мы, — не спросила, а утверждала я, глядя за магией Трисс. — Как ты это сделала?
— Я дала ему это, — рыжая свободной рукой залезла в карман и достала маленькую, гладкую гальку, едва заметную в хрупкой женской ладони. — У него есть такой же. Это переговорное устройство. Мы почти всё время держали связь, — призналась подруга, проверяя, как я реагирую на её слова. — И он, и я понимали, что с Дикой Охотой не справиться в одиночку. Йорвет решил убить двух зайцев — переманил Исенгрима на нашу сторону и смог отбиться от всадников.
— А мне вы забыли сказать, да? — лениво обиделась я. Предательница, блин. А я ей сочувствовала, думала, у ней там и вправду беда, диарея одолела и она страдает, из последних сил сдерживая себя от чрезмерного удобрения ландшафта! А она в кустах с проклятым эльфом скайпилась! Говорили мне: не бывает женской дружбы, бывает мирное сосуществование! Если две-три бабы и держаться группами, то только чтобы в минуту опасности собраться в одну мега-супер-бабу размером с хрущевскую девятиэтажку и привести одного-единственного мужчину, который порешает все их проблемы! Тьфу, блин!
— Йорвет запретил что-либо тебе рассказывать. Сказал, что это в воспитательных целях, — просто ответила магичка.
— Да уж, — я мысленно пригрозила скоя’таэлю кулаком. — Не так страшен мужик, как его самомнение. Попадись мне, сволочь остроухая, я тебе приведу ушки к стандартным размерам! И второй глаз выколю, в воспитательных, блин, целях, чтобы по сторонам не смотрел! — подруга закончила заклинание и собрала руку в кулак, прекращая изливать магию в окружающее пространство. Я хмуро посмотрела на Трисс. Злиться на чародейку бессмысленно, я-то знаю, что Йорвета хрен переспоришь, но могла бы хоть намекнуть, что эльф в курсе моих дел. Кстати. — Как Геральт? Ты его уже видела?
— Да, — ответила магичка задумчиво. — Вчера я его осмотрела, проверила, насколько сильно ты ему всыпала. Оказалось, Дикая Охота заблокировала ему часть воспоминаний. Он думал, очевидно, что вообще никогда от них не сбегал и лучше друзей у него, естественно, нет. Бабник! — вдруг вспылила Трисс. — Он даже про меня забыл, представляешь?! Я с ним разговариваю, а он изо всех сил делал вид, что незнаком со мной и видит в первый раз. Даже пытался затащить в постель!!! — задыхаясь от негодования заводилась подруга. — Зато про Йеннифер не забыл! Думал, что они просто расстались и она уехала в какой-то очередной Тир на…
— Спокойствие, только спокойствие, — голосом Карлсона выговорила я. — Мы ему еще раз булыжником по голове стукнем, и он всё вспомнит.
— Не стоит. Я сняла блок еще ночью, — горестно сообщила чародейка. — Но эльфы связали его на всякий случай, чтоб когда он проснулся — не буйствовал.
— Если Геральт еще прибывает в искусственной реальности и готов убивать во славу Короля Дикой Охоты, то когда мы выберемся из палатки, то услышим чудный аккомпанемент умирающих скоя’таэлей, — констатировала я.
— Пожалуй, ты права, дорогая. Он действительно был каким-то совсем агрессивным и не похожим на себя, — согласилась Трисс и помолчала, разглядывая меня. Я нарушать тишину тоже не хотела, физически ощущая, как кожа на губах стягивается и срастается обратно.– Кстати, ты знаешь, что к тебе вернулось именно твое лицо? Ты осталась такой же, какой я тебя запомнила.
— Угу, — я подняла прядь своих волос и придирчиво оглядела. Тёмно-коричневые, как полагается по исходным данным. — О, ты и дырку в зубе заделала? Спасибо, — я посмотрела в уставшие глаза Трисс и стыдливо спросила, понимая, что опять едва сдержала в себе эгоистичное чудовище: — Ты сама-то как? Сильно устала?
— Я почти на нуле в плане магии, — чародейка снова прилегла рядом. — Но в любом случае лучше, чем ты. Мне кажется, все в этом мире чувствуют себя лучше, чем ты. Правда. Представляю, что ты пережила вчера, — мы снова помолчали. — Теперь Геральт с нами, что ты будешь делать дальше? Вернешься домой?
— Вот уж хренушки. Теперь я должна разобраться с двумя вещами. С наступающим на вас апокалипсисом и своей личной жизнью, — я снова села, ощущая, что сейчас это сделать намного проще, чем десять минут назад. — Трисс, у меня к тебе есть длинный рассказ. Крепись, нытья будет много.
Магичка села напротив, удивленно оглядев меня с головы до ног, скрещенных по-турецки. В тесноте палатки оказались почти рядом, достаточно близко, чтобы я могла поведать чародейке… нет, всё же, близкой подруге, о том, что показал мне Дух. Смутные, зыбкие и совсем отрывочные воспоминания того, чего даже никогда не случалось… со мной и Йорветом. Я не знала, как описать своё состояние и шок, в котором прибывала, идущем в равных пропорциях с убежденностью, что видение было реальным. Я точно помнила, что этот эпизод с детьми должен был случиться годков через двенадцать от сего момента, но так, будто бы он уже остался в далеком прошлом. Трисс сначала мне не верила и пыталась списать на бред. Но поняв, что я абсолютно серьезно настроена доказать правдивость, пару минут размышляла про себя о чем-то, а потом, видимо, уяснив и уложив в своей голове весь этот бред, ужаснулась. Меригольд бледнела, зеленела, вскрикивала от удивления, но продолжала слушать мою околесицу, с трудом сдерживаясь от комментариев. Едва прозвучало последнее предложение, полное констатации факта, что я просто свихнулась и надо заканчивать общаться с разными Духами, магичка рассеяно уставилась на меня и неожиданно прижала к себе. Крепко, с нежностью, как мать, оглаживая спину и успокаивая.
— Маленькая моя, — шептала подруга, прижимая к себе. — Малышка моя несчастная, — если во время рассказа я держалась, чтобы не разреветься, то сейчас почувствовала, как начинаю всхлипывать и вот-вот затоплю палатку своими слезами. — Золото драгоценное. Почему всегда достается тебе, а? Ну, не плачь, милая, я с тобой.
— Думаешь, это правда? И дети, и Йорвет…- я совсем разрыдалась, давясь слезами и не в состоянии выговорить что-то членораздельное.