========== Глава 1 ==========
Вечность. Кажется, именно здесь, в горах, это слово приобретает смысл. Далекие заснеженные верхушки гор свысока взирают на протекающую внизу жизнь и остаются неизменными. Горы пониже, проигрывая им в элегантности, выигрывают в цвете. Зеленые, укрытые деревьями и кустарниками, буро–коричневые, с прорезью желтой, выгоревшей на солнце травы, они дышат энергией и жизнью.
Некоторым из них посчастливилось обзавестись не только растительностью, но и рукотворными строениями.
Впрочем, смотревшему на них Давиду было не совсем понятно, насколько уместно в данном случае само это слово – «рукотворные», учитывая, что возвела эти строения древняя, никому ныне не известная цивилизация.
«Может, это строили пришельцы с других планет, и рук у них вовсе не было», – усмехнулся Давид.
Он поднялся с неровного камня и окинул взглядом окрестности. Внизу, окруженный со всех сторон горами, ютился маленький городишко – Ольянтайтамбо. Жизнь в нем теплилась лишь благодаря нескончаемому потоку туристов. Желающих поглазеть на древние развалины из года в год лишь прибавлялось, что приносило неплохой доход местному населению. Но не только для того, чтобы посмотреть на руины в окрестностях Ольянтайтамбо, приезжал народ со всего света. Давиду случалось встречать здесь людей из Европы, Мексики, Бразилии, России и даже из Австралии. Вся эта пестрая толпа, словно магнитом, стягивалась в одну точку – Мачу-Пикчу. В Ольянтайтамбо разместилась станция, с которой отправлялся поезд, идущий к подножию гор этого уникального комплекса, поэтому недостатка в туристах городок никогда не испытывал. Непонятно кем и когда созданные на вершинах гор строения манили всех своей загадочностью и необычностью.
Давид приехал в Перу с интернациональной командой археологов по приглашению перуанского правительства: недалеко от города Куско планировались новые раскопки. Пока шли подготовительные работы, Давид успел осмотреть все древние строения, которые находились в пределах досягаемости. Но чаще всего он приезжал в Ольянтайтамбо. Мачу-Пикчу далеко, а до Ольянтайтамбо час на машине. Ему нравилось находиться на вершине древней крепости и любоваться открывающимся видом на горы и долину реки Урубамба.
В какой-то момент его внимание привлекла доносящаяся с нижнего яруса исковерканная английская речь. Гид-перуанец с чудовищным акцентом говорил доверчивым туристам о том, как доблестные и талантливые индейцы сначала построили эту крепость, а потом защищали ее от испанцев. Пожилая немка попыталась добиться от него ответа на вопрос, каким образом инки так искусно обрабатывали камни, составляющие ныне остатки крепости.
Давид лениво скользнул взглядом по стоявшим напротив идеально обработанным блокам из розового порфира, вес каждого из которых даже навскидку превышал десятки тонн. Ему стало интересно, как гид будет выкручиваться, отвечая на этот вопрос. Давиду было ясно, что сказать нечто вроде «Понятия не имею» и развести руками гид не сможет: профессия обязывает. Попытавшись объяснить, гид автоматически попадет в очень невыгодное положение, потому что придется противоречить здравому смыслу, и любого думающего человека подобные объяснения не устроят. Давид не ошибся.
– В природе существуют более твердые породы камня, вот ими и обрабатывали, – пустился в объяснения перуанец.
– Вы хотите сказать, что эти острые и ровные грани получились в результате обработки камнем о камень? – удивленно допытывалась немка.
– Нет, – сконфуженно ответил гид.
– Так чем же они, по-вашему, эти грани обрабатывали?
– Они их зубами грызли, – съязвил Давид, проходя мимо.
Немка подняла голову, бросила на него негодующий взгляд и снова повернулась к перуанцу. Тому оставалось лишь сдаться:
– Это по сегодняшний день остается тайной. Никто не знает, как они это делали. Вообще говорить «инки» неправильно: народ назывался «кечуа»…
Дальше Давид не слушал: ему было понятно, что загнанный в угол вопросами умной немки, гид предпочел ступить на более твердую «почву» и сменил тему разговора.
Давиду казалось очевидным, что инки такой комплекс построить не могли. По его мнению, это строила очень развитая в техническом отношении цивилизация. В данном контексте даже не важно, была ли она земной или же инопланетной. Ему оставалось лишь удивляться тому, с каким упорством официальная наука отвергала факты, доказывающие ее существование.
Давид, конечно, догадывался, почему так происходит: пришлось бы переписывать всю историю человечества, выбросить в топку несметное количество научных трудов ученых, считающихся непререкаемыми авторитетами. Он и сам предпочитал молчать, зная, что стоит публично высказать мнение, противоположное официальному, и все вокруг перестанут воспринимать тебя всерьез. Так недолго и работу потерять.
Он не слишком надеялся на то, что начавшиеся раскопки помогут ему понять реальную картину того, что происходило в древности. Противоречия официальной истории он заметил еще со времен археологических изысканий в Египте, в которых он принимал участие. Вопросов было слишком много, а вразумительных ответов, основанных на фактах, мало. Приехав в Перу, Давид начал думать о том, что в Египте ситуация была не такой уж и плохой. Осмотрев известные перуанские руины, он понял, что еще до начала работ список его вопросов, касающихся древнего мира, утроился.
Обычно люди его профессии опирались в своих изысканиях на письменные источники, и если в Египте таковых было множество, то в Перу сохранились лишь предания об уничтожении письменности. Позже тут появилось узелковое письмо, но с приходом испанцев древние секреты этого способа передачи информации были забыты. Так что на появление письменных свидетельств того, кто возводил все эти невероятные строения, рассчитывать не стоило.
Давид в свойственной ему шутливо-язвительной манере как-то сказал, что в мире накопилось такое количество псевдоисторических выводов, что скоро мумии оживут, не выдержав таких издевательств над своим прошлым, и сами все расскажут. Историкам останется только записать. Друзья над шуткой смеялись от души, не чувствуя скрытой горечи в его словах.
Давид всегда мечтал обнаружить нечто важное, интересное, поражающее воображение. То, чем можно было бы гордиться. То, что смогло бы подтвердить его догадки.
В деревню в окрестностях Куско Давид вернулся затемно. Назвать строение, в которое он вошел, домом ни у кого бы не повернулся язык: собранные из необожженного кирпича и покрашенные в белый цвет стены производили жуткое впечатление, и строение скорее напоминало сарай. Однако когда встал вопрос, где предпочтут жить члены экспедиции – в таком вот сарае или в палаточном лагере, все единодушно проголосовали за сарай.
Коллеги Давида – немец Рихард, перуанец Хосе и соотечественник британец Эндрю – сидели за низким столом во внутреннем дворике.
Рихард разливал по рюмкам местный напиток писко.
– Давай к нам! – позвал Давида Хосе, махая руками. – Ты как раз вовремя!
Давид занял свободный стул.
– Ребята, я не пью. У меня завтра с утра дело есть.
– Ну так то же завтра, – нисколько не смутившись, ответил Хосе.
– А что за дело? – полюбопытствовал Рихард.
С немцем Рихардом, в отличие от других коллег, Давид был знаком давно и уважал его за ответственность и искреннюю любовь к профессии.
– Я тут с директором одного музея договорился, он меня в запасники пустит хранящийся там материал посмотреть.
– Это интересно, – кивнул Рихард. – Тебя что-то конкретное интересует?
Он прекрасно понимал, что просто так Давид в запасники не полезет, возможно, он рассчитывает там увидеть нечто действительно стоящее.
– Да так… Мелькнула информация, что год назад кувшины интересные нашли с изображением динозавров, а в музее их не выставили. Вот хочу посмотреть почему: просто не стоят особого внимания или «не соответствуют» по каким-то параметрам, – улыбнулся он.
Рихард понял, о чем говорил Давид, и кивнул. Кому как не археологам было знать, что лишь десятая часть всего, что когда-либо было найдено, выставлена на обозрение. Все остальное хранилось в бездонных хранилищах. Некоторые вещи, безусловно, были бы попросту неинтересны посетителям. Но были и те, о которых широкая общественность никогда не узнает хотя бы потому, что эти «неудобные» находки никак не желали вписываться в официальную версию науки.
– Ну да, – согласился с ними Эндрю. – Камни Ики же объявили подделкой, потому что «не вписываются». Я слышал, что и музей, в котором они хранились, закрыли недавно. А тут находки, видно, решили и совсем не выставлять напоказ.
Эндрю вздохнул и потянулся.
– Давайте выпьем, – сказал он.
– Я же говорю, мне вставать завтра рано, – снова запротестовал Давид, глядя, как Хосе подвигает к нему наполненную рюмку.
– Нет, нет, за это нужно выпить, – загадочно улыбнулся Рихард. – Просто нельзя отказаться.
Давид приподнял бровь и улыбнулся в ответ.
– Ну?
– Чтобы искать – так Эльдорадо, чтоб откопать – так Атлантиду! – пошутил тот.
Давид рассмеялся и взял предложенную рюмку.
– Ладно, чуть-чуть можно. Ход твоих мыслей мне определенно нравится, – подмигнул он и выпил.
========== Глава 2 ==========
Поскольку застолье накануне вечером одной рюмкой не ограничилось, сон Давида был весьма беспокойным. Он ворочался с боку на бок и даже просыпался, чтобы выпить воды. Крепкий сон пришел под утро.
Давид сидел на берегу океана. Небольшие волны с шумом ударялись о берег и отбегали назад, обдавая брызгами крупную гальку и оставляя в воздухе запах соли и йода. Вокруг, насколько хватало глаз, не было ни души, но его это не беспокоило. Он сидел, с восхищением глядя на вылезающее из-за горизонта солнце.
– Здравствуй, Давид, – раздался сзади приятный женский голос.
Давид не слышал шагов и поэтому обернулся с некоторой тревогой.
– Привет, – ответил он возвышавшейся над ним незнакомке.
Он с интересом обвел взглядом изящную фигуру, облаченную в белую полупрозрачную ткань.
– Откуда ты знаешь мое имя? – улыбнулся он.
– Я знаю о тебе все. Я выбрала тебя, – голос незнакомки был ласковым, а взгляд внимательным, пронизывающим.
Давид, услышав это, мечтательно улыбнулся. Он даже не знал, какой из вопросов ему хочется задать больше, поэтому он решил пока не спрашивать ничего вообще.
Давид молча наблюдал за ней, разглядывая правильные, но резкие черты лица, смотрел, как ветер играет с ее длинными темно–коричневыми волосами, а восходящее утреннее солнце, запутавшись в локонах, придает им легкий рыжеватый оттенок. Лишь умные, полные неведомого знания глаза портили романтический настрой и заставляли задуматься.
Незнакомка решила прервать затянувшуюся паузу.
– Можешь называть меня Вецена. У меня много имен, но это одно из тех, которые люди могут произнести правильно.
– Я рад встретить тебя, Вецена, – постарался быть вежливым Давид, понимая, что молчать дальше просто неприлично.
В данный момент его почему-то не волновало, что она, судя по ее заявлению, себя к людям не относила. Он встал и протянул ей руку. Вецена никак не отреагировала на его жест. Давиду оставалось лишь сконфуженно улыбнуться.
– Я тоже рада. Мне наконец-то повезло найти человека, сознание которого способно выдержать мое присутствие.
– О чем ты? – Давид посмотрел на нее с недоверием, слегка прищурив глаза.
– Ты сейчас спишь, а я проецирую свой образ в твое сознание. Я разговариваю с тобой, используя привычные тебе понятия и названия. Так тебе будет легче понимать меня. Подобный контакт наладить довольно тяжело, но у меня не было другого выхода, – объяснила Вецена. – Во сне некоторые люди воспринимали мое присутствие нормально, но когда я касалась их сознания во время бодрствования, они лишались рассудка или же просто думали, что начинают сходить с ума. Я чувствую, что ты справишься.
– Кто ты? И что тебе от меня нужно? – спросил он.
В глазах Давида потух огонек восхищения и появилась настороженность.
То, что начиналось как волшебная, романтическая сказка, грозило обернуться сумасшествием. Подобная перспектива его совсем не радовала.
– Мне нужна твоя помощь. Обещаю, награда будет щедрой. Сверх любых твоих ожиданий…
Кто-то тряс Давида за плечо и начал стягивать покрывало.
– Давид, просыпайся! Сам вчера бурчал, что у тебя дела с утра, а будильник поставить забыл?
– А! – Давид открыл глаза, а затем сел на кровати, беспокойно оглядываясь.
– Вставай, говорю, встречу свою проспишь, – широко улыбнулся Хосе. – Что с тобой?
– Да так… Приснится же такое… – Давид помотал головой.
Голова в «благодарность» отозвалась болью.
***
День был изнуряюще–жарким, в небе не было ни одной тучки, чтобы хоть на мгновение скрыть палящее солнце. Давид и Рихард из-под натянутого тента наблюдали за рабочими. Низкорослые загорелые перуанцы копали землю, просеивали ее, выискивая мелкие предметы. В углу тента сидел Эндрю, и, сдвинув очки на кончик носа, зарисовывал первые находки: маленькую глиняную статуэтку и осколок большой чаши.
Вернувшись из музея, Давид рассказал друзьям, что его ожидания не оправдались. Теперь он сидел с выражением некоторого разочарования на лице и делал необходимые записи. Его никак не хотели покидать воспоминания о виденном сне, и он периодически откладывал рабочий журнал и возвращался мыслями к темноволосой красавице. Его удивляла необычность этого сна: он был очень ярким и живым. Присутствие же девушки в этом сне было как раз таки очень даже естественным. Давид подумал, что начинает сказываться отсутствие женского внимания.
Месяц назад, когда он еще находился в Лондоне, его бросила девушка. Сейчас Давид старался не вспоминать о последней неделе их совместной жизни. Узнав о том, что он собирается в Перу, Кэрри расстроилась и пыталась отговорить его участвовать в этой экспедиции. Это время запомнилось ему слезами и ультиматумами.
Думая о Кэрри, Давид предпочитал вынимать из памяти более приятные эпизоды. Он любил вспоминать, как зимними вечерами они сидели возле камина, и пили глинтвейн. Давид любил прилечь на диван и положить голову ей на колени. Он наслаждался тем, как она перебирает пальцами его волосы. Кэрри с удовольствием слушала его рассказы о разных исторических событиях, делилась с ним своими надеждами и творческими планами.
В этот раз планы Давида шли вразрез с ее собственными. В итоге, после двухлетнего совместного проживания, она просто собрала вещи и ушла, на прощание сказав, что не собирается его ждать из очередной поездки. Кэрри считала, что ей, как художнице, для того чтобы творить, нужна страсть и эмоции, а он, по ее мнению, мог предложить лишь виртуальное общение и долгие месяцы ожидания.
Местные, перуанские, девушки Давида не привлекали, а знакомиться с симпатичными туристками он не торопился.
Давид выпил воды из фляги, намочил платок и протер лицо, затем провел мокрой рукой по темным коротким волосам. Ему начинало казаться, что он потихоньку привыкает к такой погоде. Поменьше двигаться и побольше пить: если следовать этим советам, то жара переставала казаться пыткой. Поначалу на высоте около трех с половиной тысяч метров над уровнем моря ко всем «прелестям» добавлялась еще и нехватка кислорода, но постепенно организм адаптировался.
Спустя некоторое время Давид обратил внимание, что рабочие побросали лопаты и собрались в одном месте, с интересом что-то рассматривая. Один из них повернулся и крикнул на испанском. Давид знал этот язык плохо и слов не разобрал, но понял, что они что-то нашли. Он толкнул в бок задремавшего на жаре Рихарда.