Энни стояла вместе с ним. Действительно, зачем? Всю грязную работу могут сделать за них. Мысль о том, что Энни трусиха нисколько не смущала ее, а наоборот, только в очередной раз заставляла усмехаться этому невероятному и жестокому миру.
Улыбчивый и полный большой мечты Марко, словно мимо ползущий муравей попался неожиданно под ноги большим и недовольным людям. Огромным и злым монстрам.
Энни думала, что ничего такого Райнер не успел сказать. Они обсудили Эрена, поделились предположениями о том, как он мог оказаться титаном, да и, собственно, все. Но Райнер набросился на Ботта, точно спущенный с цепей зверь.
Один в этом всем был плюс — Энни получит привод для убийства непригодных им подопытных титанов без лишней заморочки. Парни не любили усложнять себе задачу.
Энни, вот, любила. Всей душой любила создавать проблемы себе и другим людям. Она была в этом очень хороша.
И как ей только удавалось, с ее то эмоциональностью и говорящим прозвищем?
Энни стояла напротив Марко, широко улыбаясь и держа в руках один из клинков. Тело ее все дрожало, точно на морозе, ноги подкашивались, а сама она бешено кричала:
— Придурок, Райнер! Ты что творишь?!
Леонхарт сама и не понимала, в каком виде стоит. Бертольд за ее спиной изумленно глядел на нее, заведенную от эмоций, внутренней борьбы и постоянной мысли о ебаном солнечном мальчике, точно на сумасшедшую. Райнер не находил в ее поведении ничего такого.
Они хорошо понимали друг друга.
Когда Энни склонила клинок над его головой, Ботт истошно завопил, надеясь, что его все-таки кто-нибудь услышит:
— Не надо, прошу вас! Пожалуйста, Энни, не убивай меня. Что я вам, что я ТЕБЕ сделал?!
Райнер кричал о ее воинском, точно бирке на трупе, клейме, попросил поторопиться. К ним приближался среднего размера титан, казавшийся сейчас взвинченному Брауну слишком большим. Бертольд попросил Энни о том же, только более мягко и тихо.
Энни чудом сдержалась, чтобы не заорать на них обоих. Она только из-за Марко пыталась оправдать для него последний раз их любимое мужской половиной ее прозвище, все обнажая зубы в улыбке, в бешенстве крича Райнеру:
«ПОШЕЛ ТЫ!»
И абсолютно точно не понимая, что, собственно, творит.
Чудовище внутри громко ликовало, любуясь кровью, точно замершими до льда каплями на окне родного дома. Энни ткнула локтем в живот попытавшегося ее обнять Бертольда, прошла мимо Райнера, тщательно смотря на титана, пожирающего Марко и плача. Громко. Надрывно.
На зло и, в то же время, благо всему этому жестокому и несправедливому миру. Хотелось подержать библию в руках.
***
Впервые за несколько дней Энни почувствовала настоящее спокойствие. Под костром, в котором сгорали тела всех погибших за такое короткое время товарищей, Энни расслабленно вдыхала запах гари, как свежего черничного пирога, думая о том, что сегодня очень тепло.
Леонхарт стояла между Бертом и Райнером, как обычно, держала последнего за руку и думала, как же хорошо, наверно, гореть сейчас мирным трупом перед людьми, над которыми жизнь еще будет издеваться. Может — долго. Может — не очень. Энни не собиралась бы уточнять, даже если бы могла, потому что любое время было ценным.
Три года. Один месяц. Одна ночь. Все.
Энни слушала рыдания Спрингера, вспоминая о том, каким жизнерадостным, веселым и глупым был этот парень в течение всего обучения. И, порой, надоедливым. Как там Армин говорил? Чертов Конни?
Эх… Чертов Конни…
Браус оставила свои тщетные попытки его успокоить. Она молча стояла сзади, словно тихий ангел-хранитель и сжимала руки на худых плечах. За ее спиной Криста жалась к Имир, стремясь, кажется, исчезнуть прямо в ней, подальше от всего этого.
Эти сослуживцы, можно сказать, мнимые товарищи были слишком юные и не готовые встретить столько всего сразу.
Из огня вдруг искрой выскочила кость, будто издеваясь над всем ними. Конни с Сашей испуганно отскочили, Криста пискнула, Имир, кажется, промолчала. Они все трое тоже ничего не сказали. Не сдвинулись с места.
Энни, смотря на эту кость, бывшую когда-то частью целого живого человека, вспомнила о том, как несколько минут назад от них ушел Жан, говоря, что встретить такую кончину — самое, пожалуй, херовое из всего.
И высокомерный горделивый конь зарыдал, как девчонка. Вытер потом рукавом сопли. Энни сейчас думала, зарыдал бы он еще больше, если бы эта кость выстрелила при нем. Как издевательский фейерверк. Точно финальная смертельная пуля.
Энни не обращала внимание на предостережения товарищей о том, что она, наверно, очень горячая, подняла эту кость с земли, сжала в руке. С интересом, наверно, чудовище внутри рассматривало ее, даже не морщась от высокой температуры.
К ней подошел Армин, заглядываясь на кость со спины. Энни услышала его где-то может еще за пару метров.
Чутье, наверно. Хотя она не уверена.
Армин пропустил вперед полностью спокойную Микасу, говоря, что догонит ее. Аккерман, перед уходом, взглядом намекнула Энни о том, что готова бросить в этот костер и ее. А Энни, в общем-то, не против.
Армин взял руку светлой девочки в свою, тихим шепотом начиная рассказывать обо всем, что у них с Эреном произошло. Энни положила кость в карман, шутливо подумав, что из него можно было бы сделать неплохой кулочник.
Как считал Эрен, светлая девочка не умеет шутить. Чудовище, в общем-то, тоже.
Армину нравятся ее шутки. Энни мысленно улыбается такой мысли, хватая крепко руку Арлерта в ответ.
Армин непонятливо шутит про Эрена, заставляя Леонхарт искренне тихо рассмеяться все равно. Краем глаза она смотрит на недовольных братьев по несчастью и кидает им взгляд, полный серьезности и уверенности в себе, в завтрашнем дне и всей их главной операции. Светлая девочка и чудовище, почему-то, обе молчат.
Пожалуй, это точно ненормально.
Комментарий к 11.
Два слова с небольшим предлогом - галопом по европам. Я охватила сразу все события, начиная с четвертой и заканчивая тринадцатой серией, добавив, при этом, начало шестнадцатой и момент не экранизированный момент из манги. Если кто не в курсе, Марко был убит этой компанией, когда с него стянули привод и столкнули к титану.
А сама эта глава, собственно, сосредоточена только вокруг Энни, ее мыслях и внутренней тяжелой борьбе. Мне кажется, что она может показаться слишком скучноватой. Но такая в любом случае должна была быть в моем фанфе, окончательно раскрывая персонажа. Спасибо за чтение!
========== 12. ==========
«Арлерт шел по коридору, изредка оглядываясь и проверяя, не присоединился ли к ним кто-нибудь. Не пошел ли в ту же сторону.
Энни, заметив его постоянные повороты головой, с раздражением велела успокоиться и не думать, что кто-то за ними решил шпионить.
— Я так не думаю, — сказал Армин, будто на зло еще раз оглянувшись, и долго задержав на чем-то взгляд. Энни очень хотелось, чтобы прямо сейчас на его пути появилась стена, что не галантно решит проблемы с его паранойей и вернет инстинкт самосохранения.
Армин, кажется, не волновался о том, что может куда-то врезаться. Может потому, что рядом с ним шла Энни и в случае чего рассказала бы о преграде на пути. Или просто воспоминания обо всем, что ему пришлось пройти до того момента, когда он сейчас мирно направлялся на улицу, будто никакого кошмара и не случилось, молча сообщали ему о том, что все остальные неприятности в жизни — не неприятности.
Если бы он врезался сейчас в стену, то, скажем, перекошенные ненавистью лица солдат, стоящих за пушками и направленных прямо в его сторону, вдруг перестанут уже казаться самыми страшными? Или титаны? Смерть Эрена, пусть и не настоящая или господи прости дальнейшее его появление из такого же титана?
В день падения Шиганшины Армин вблизи ни одного титана не увидел — только издалека макушки их голов или снизу огромные босые стопы. Но это не было особо страшным тогда, когда он находился за спинами солдат, прячась в большой толпе и крепко-крепко держа любимого дедушку за руку. Тогда даже почти дрожать не хотелось — только увидеть снова друзей и поспать чуток. Может именно поэтому ему удивительно легко далось решение выбрать путь разведчика.
Вся его маленькая, но все же уверенность в себе испарилась с концами также, как трупы этих чудовищ. Армин, увидев впервые слишком близко одного из них, подумал о том, что такими созданием даже ребенка на ночь нельзя пугать, говоря, что он живет у него под кроватью. Все монстры, выдуманные детским воображением, больше и не казались монстрами. Но может потому, что Армин читал о них только в книгах, хотя ему даже так было страшно.
— Опять вспоминаешь? — тихо спросила Энни. Глупый, столько же очевидный и, в то же время, некрасивый был вопрос. Леонхарт не хотела лишний раз напоминать Арлерту обо всем, что он прошел.»
***
У костра он сначала просто рассказал ей об операции, что проводили с Эреном. Потом пошутил что-то про безмозглого титана — грубо, непонятно, но смешно. Когда они отошли в сторону, и когда опустилась на землю ночь, Армин, плача навзрыд, уткнулся Энни лицом куда-то в районе макушки и попросил остаться сегодня ночевать с ним.
По традиции, громко вдохнул запах ее волос и тут же еще больше расстроился, поскольку мыло теперь она покупала сама. И Леонхарт не любила ромашки. Нынешнее мыло ничем не пахло, лишь немного дегтем и мхом, еще сильней сушило кожу. Энни, проводя по той рукой, оставляла на пальцах ее частички и иронично думала, что вместе с ней, может, как-нибудь слезет чувство вины и прочих невзгод.
Чудовище, правда, не менее иронично напомнило ей о том, что на ней все заживает слишком быстро, и Энни ударила кулаком по стене, с большим желанием, правда, хотевшая запустить его себе в лицо. И не дожидаясь, когда солома на голове высохнет, пошла к Армину.
Она лежали вместе, прижимаясь к друг другу и накрытые одним одеялом, которое было чудовищно колючим и внешне не очень приятным. Армин уже не плакал — иногда только шмыгал носом, но твердо говорил, что это просто какая-то простуда. Энни шутила, не заразит ли он ее, на что Арлерт уверенно качал головой, поглаживал ее по голове, оставляя иногда один из больных волосков на пальцах и заботливо говорил, что она гораздо сильней его.
Никто не думал ни о каких обязательствах. Не вспоминал ночь после выпуска, неприятное утро и весь оставшийся день после. Нельзя сказать, что эти картины вдруг выбросились из головы. Армин постоянно четко видел, как безразличная и холодная Энни бросила его следующим утром, а Энни не могла перестать дотрагиваться до своей ключицы, след с которой, к сожалению, сошел. Остальные тоже.
Одним моментом ночью, когда Армин отлучился в туалет, накидывая по пути рубашку, Энни вдруг заметила, что все это время он лежал без нее. Одеяло было тонким и предназначенное, кажется, только для вида, и светлая девочка внутри подумала, что он действительно солнечный мальчик. Армин вернулся со стаканом воды, возмущаясь простым вопросам Энни о том, где он ее взял.
— На кухне, конечно же! Между прочим, это было нелегко, так что пей. Не помню, чтобы ты перед отбоем пила.
Он протянул ей стакан, и Энни вдруг захотелось побыть тем самым привередливым птенчиком, о котором она подозрительно часто в последнее время вспоминала. Но блондинка лишь молча приняла стакан в руки. Она действительно вечером не пила. Не пила воды, не пила чего-нибудь покрепче вместе с большим количеством других курсантов. Те пытались, очевидно, утопить в себе всю боль.
— Встретил Жана, — сообщил Арлерт, ставя пустые стаканы на прикроватную тумбочку. Энни перевернулась на бок, закинув одну руку за голову. Армин повернулся к ней с очень печальным и разочарованным лицом, покачал головой, — Лучше бы не встречал. Не знаю, как он к завтрашнему дню оклемается.
— Молча, — сухо ответила Энни, — Просто ему будет очень плохо.
— Куда уж больше-то? — закатил глаза Армин, ложась назад. Кровать была очень узкой — Энни сильно прижималась спиной к стене, а Армин, ели держась, чтобы не упасть, лежал с краю. Саму комнату можно было обойти за два шага. Стены еще в темноте были слишком черные, отчего казалось, что они неприятно давят.
Энни неприятно себя чувствовала, а Армин, на ее вопрос о том, комфортно ли ему тут находится, удивленно приподнял брови и ответил, что вполне. Это же впервые за все время только его личная комната. Остальные спали, как обычно, по четыре-пять человек на двухъярусных койках. Только Микасе и Эрену, особо отличившимся в последнее время, сделали такой, скажем, подарок. Арлерт был очень доволен.
— Завтра суд, — погрустнел солнечный мальчик. И, точно последний дезертир, добавил, — Эрена будут судить.
Энни распахнула глаза, полностью пораженная и приподнялась на локтях, заглядывая в лицо Армину. Тот лежал абсолютно спокойный, кажется, даже не понимая, чему она так удивляется.
— Судить будут Эрена? — блондин уверенно кивнул головой, — Его могут посадить? — кивнул уже грустно, — Или казнить, да? — Арлерт кивнул с особо обреченным видом, укладывая Энни силой назад, говоря, что еще ничего не точно и не надо загадывать заранее.
— Я считаю, что они этого не сделают, — сказал он, — на его стороне будет сам командор легиона, лучший воин человечества и, может, кто-нибудь еще.
Воодушевленность в голосе Арлерта сменилась мрачностью, когда Энни спросила, кто выйдет против.
— Культ стен, — точно выплюнул эти слова Армин, излишне сильно сжимая руку на талии Энни. Больно, вообще-то.
Энни водила пальчиком по голой груди Армина, выводя на ней только ей известные узоры. Армин был, как она уже поняла, не дохляком — не слишком перекаченным и не слишком недокаченным. Она бы назвала его телосложение практически идеальным, поскольку не любила слишком много мышц, почти всю жизнь имея их при себе. И небольшие, едва заметные, кубики на его животе, вполне широкая грудь, в меру накаченные руки и даже не очень к месту выпирающие ребра создавали в целом картину, которая ей была очень приятна.
— Ты красивый, — сказала Энни. Той ночью, кстати, она этого не делала.
Армин с недоверием взглянул на нее, вскинув бровью.
— Ты тоже, — и добавил абсолютно без тени улыбки, будто это самая серьезная и правдивая вещь на свете. Энни только усмехнулась.
Хорошо было вот так лежать вдвоем. Спать, правда, надо было, потому что та же Энни по своим особым внутренним часам, приобретенным ранними тренировками с детства, знала, что на сон оставалось слишком мало времени. Хотя, завтра был не очень тяжелый день…
Во времена обучения они тоже, порой, засиживались в библиотеке слишком допоздна, или один Армин читал всю ночь, пуская утром слюни на парту. Но только факт того, что сейчас она спокойно лежала рядом, в комнате, предназначенной только Арлерту, Энни, даже без постоянных издевательских шуток чудовища, понимала, что учеба-то закончилась.
Это, собственно, совсем скоро закончится тоже. Леонхарт подумала, что бы было, если бы Армин в день атаки обиделся на нее с концами и больше бы никогда не заговаривал? Было бы так лучше?
Ощущая на себе такие же ласковые прикосновения, скажем, от мягкосердечного монстра? А огромная рука Райнера, может, такая же теплая?
Нет. Чудовище внутри ясно помнило о том, что держать слишком перекаченную руку Брауна было неприятно и холодно даже тогда, когда погода наладилась. Но в тот день она не жаловалась, принимая молча то, что есть. Главное, что было не одиноко.
Армин вдруг взял ладонь Энни в свою и поцеловал. Легко, невинно и как-то по-детски. Энни вспомнила о его безграничном желании постоянно казаться взрослым. Он уже в тринадцать лет чувствовал себя таким, думая, что папиросы от обделенных умом товарищей, ругательства и похабные шутки, сказанные с глупым и очень красным лицом, сделают из него настоящего взрослого.
Энни, правда, не думала никогда, что он действительно взрослый. Особенно сейчас, когда Арлерт рыдал ей поздним вечером в плечо; когда попросил остаться с ним на ночь, потому что одному страшно; когда глупо и наивно выдал секретные подробности касательно Йегера; и когда целовал ей руку, почти неосязаемым поцелуем.
Леонхарт до утра вслушивалась в тихое дыхание Армина, лежа на его груди, все продолжая водить по той пальцами и думая, зачем вообще пришла. Как же дальше со всем этим разобраться?