Пришлось срочно запретить себе вздыхать и вспоминать. Не о том думаешь. Сидишь голая в сыром месте. Сейчас из-под настила какие-нибудь пиявки полезут. Не в засаде же таимся. Ау, где тряпье обещанное? Сил уже нет про этого латинянина смуглого, да про его камеры наблюдения размышлять.
Сквозь циновку Катрин разглядела охранника. Эрго размашисто шагал к купальне, размахивая какими-то тряпками.
— Сидишь? Терпеливая. Это хорошо. Нам тут без терпения никак, — парень перекинул обновку через жердь купальни. — Одевайся.
Охранник дисциплинированно отвернулся, — циновки на стенах были довольно жиденькие. Мог бы и подглядеть — Катрин только проституция претила, к эксгибиционизму сиятельная леди относилась намного проще. Новый наряд оказался не очень новым, к тому же тесноватым в груди. Аккуратненькое светлое платье, подол доходил до середины икр.
— Это что, с Эрраты стянули? — с некоторым разочарованием поинтересовалась Катрин.
— Почему с Эрраты? Это еще до нее... Я в кладовой все облазил, едва нашел. А в Эрратино ты бы вообще не влезла, — резонно заметил охранник.
— Что, хозяин всех, м-м, служанок в одинаковые платья обряжает?
— А зачем в разные? — удивился Эрго. — Наш хозяин за порядком следит. Чтобы все было чисто, аккуратно и ровно. Здесь купальня, там умывальня, где мы с Дикси бреемся. С другой стороны дома отхожие места и это... купальня для женщин. Ну, ты понимаешь. И путать ничего не нужно. Чисто везде должно быть. Он тебе сам объяснит, а пока возьми флакон, да осторожнее. Там снадобье очень дорогое. Протрешь царапины. Вот специальная тряпочка. Щипать будет, зато заживет вмиг.
Флакон темного стекла, без надписей, явно фабричного производства. Не удивительно — здесь достижения стеклодувного производства с аналогичным периодом земной истории не сравнить. Зато тряпочка никакая не тряпочка — круглый ватный тампон для косметических и прочих процедур.
От снадобья царапины защипало. Эрго подсунул под циновку-ширму пару обуви. Катрин свирепо оглядела. Тоже обувь, — кожаная подошвы с двумя перемычками. В таких только полы мыть. Вероятно, бабы в этом доме для этого процесса и предназначены. Ночью скуку разгонять, днем чистоту наводить. Как же, наведем...
Втискивая ступни в тесноватые тапочки, Катрин вздрагивающим голоском поинтересовалась:
— Эрго, ты не скажешь, что со мной теперь будет?
— Что, да что... Ты что, девка неопытная? Раз глянулась, теперь угождай. Хозяин тебя еще проверит, чары наведет, — парень вновь явственно вздохнул. — И что б тебе, Кэтти, не погрести на своем корыте в другую сторону? Глядишь, и подобрала какая барка. Жили мы тихо, спокойно, теперь вот...
— Я вам никакого беспокойства причинять не хотела, — честно сказала Катрин. — А что за чары? Это больно?
— Не, не больно, — пробурчал охранник. — Если будешь сообразительной, так и забудешь, что на тебя колдовали. Вылезай из купальни. Хозяин решит, что долго возимся, накажет. И мне почему-то кажется, что я виноват окажусь.
— Зато спать будешь спокойно, — утешила Катрин.
Эрго хмыкнул:
— Взрослая ты баба, сразу видно. Не то, что девки слабоумные. Те как взглянут впервые на хозяина, так и в коленках и слабеют. До тебя медленнее доходит, — охранник оглядел наряд гостьи. — Ничего, аккуратно. По мне, то твое платье понаряднее было. Ну, хозяину виднее. Приказал сжечь тряпье. Пошли в дом.
Косясь по сторонам, Катрин последовала за проводником. Уже у дверей Эрго сказал:
— Красивая ты. Сразу видно, — городская. Небось, сказок много знаешь? У нас здесь скукота. Вот и врем друг другу. Эррата на своем хуторе мало чего слышала. Так что на тебя надеемся. Не бойся, на кухне мы тебе поможем. Нам же самим жрать, что сготовишь.
— А Эррата куда?
Эрго снова помрачнел:
— Отвезет ее хозяин, посадит на барку проходящую, проезд оплатит. Устроится девчонка где-нибудь. Жалование хозяин нам неплохое кладет.
Катрин дипломатично промолчала. Устроиться одинокой девушке в послевоенное время непросто. Тут и деньги не очень помогут.
Эрго усадил будущую кухарку в уже знакомой "зале":
— Жди. Он вызовет.
Катрин чинно сложила руки на коленях. Охранник уселся за другой край стола. С кухни, несмотря на закрытую дверь, опять тянуло съестным. Катрин решила, что еще одна миска фасоли не помешала бы. Черт знает что: берут сразу на две ставки — и в наложницы, и в поварихи, а накормить по-настоящему не удосужились.
— Эрго, — осторожно сказала она, — а хозяину обед отдельно подавать нужно? Возможно, он только деликатесы любит. А я только самое простое варить умею.
Охранник глянул изумленно:
— Ты что, какой обед? Доклетиан Кассий де Сильва, наш Цензор и Притонец — настоящий маг. Они, к твоему сведению, в пище человечьей вообще не нуждаются.
— Да ну?! Это ж какая экономия, — восхитилась Катрин, с ехидством отметившая, что полный шутовской титул здешнего латифундиста даже домочадцы не в силах точно воспроизвести.
— Не смейся так, — сердито зашептал Эрго. — ОН шуток вообще не любит. ОН, бабья твоя башка, — истинный маг, совсем не из тех, о ком глупые сказки рассказывает. ОН всегда все знает. Не ест, не пьет, не спит. Знает все, что произойдет, наперед. Ложь от правды в один миг отличает. Я у него почти три года служу, ни разу не видел, чтобы он мылся. Так разве ты видела более чистого человека? В смысле, чистого мага?
— Я магов вообще не видела, — призналась Катрин.
Одного мага она все-таки видела. Было это в городе Мариуполе в бурном 1919 году. Тамошний маг на Банковской площади на глазах нескольких тысяч человек буквально из воздуха извлек два пуда червонцев царской чеканки, разделил их между пролетариатом и интеллигенцией славного азовского города, вмиг собрал обратно и без промедления употребил на создание вольного анархического государства. Судя по восторгу вмиг разбогатевших и так же стремительно обобранных горожан, то был случай истиной и неподдельной революционной магии. На Катрин тот случай тоже произвел большое впечатление. Правда, тамошний маг был вопиюще нестрижен и баню давненько не посещал. Хотя, нужно признать, стоял студеный октябрь, и в целях экономии и избежания простуд не мылось большинство революционных и контрреволюционных мариупольцев.
— Ты учти, — прошептал Эрго, многозначительно возводя глаза к потолку, — таких магов разве найдешь? Таких магов в пору с богами ровнять. Я уже три года сыт каждый день, прилично одет, и ни одна тварь к нам, ни с зубами, ни с копьями не лезла. Понятно? Я уж не говорю, что дома нас ни один москит не кусает.
— Ой, твоя правда, — согласилась Катрин. — Я просто никак поверить не могу, что маги такими красавцами бывают. Вроде борода должна быть, шепелявость, на носу шишки...
— Какие еще шишки?! — оскорбился Эрго. — Ты глупая или опять шутишь? Не шути с магами — еще раз предупреждаю. Ты кожу нашего хозяина видела? Где ты еще такую гладко—опаленную увидишь? Это потому что маги из земного огня рождаются. Когда земля трескается, они из дыма выходят...
"Тьфу, — подумала Катрин, — Вроде разговариваешь с парнем как с человеком, даже убивать жалко, а потом оказывается, что парнишка то ли в бого-магов верит, то ли в цыплят-табака со сверхъестественными самоочищающимися способностями. В богов, положим, я и сама верю — не раз лично общаться приходилось. Но уж в то, что боги дистанционные камеры наблюдения используют и собственных наложниц заставляют челяди пайку готовить — тут уж великие сомнения берут и мерзким атеизмом искушают".
Из-за двери на миг высунулась голова Дикси:
— Пусть идет. Хозяин ждет.
Обращался охранник скорее к окну, но ждали в хозяйских покоях без сомнения Катрин.
— Иди, с магией познакомься, — Эрго заставил гостью подняться.
— Куда идти-то?
— По коридору. Дом у нас маленький. Не заблудишься.
— Мне сразу раздеваться?
Эрго даже побледнел:
— Ты что плетешь?! Для бесстыдного баловства ночь существует. Разве блудить при свете дня честным людям пристало? Хозяин порядок строго соблюдает. Сейчас он с тебя магическую клятву возьмет.
Коридор шагов десять. В конце распахнутая дверь. Справа еще одна дверь — надо думать, туда и нырнул сердитый Дикси. Этот парень, похоже, за судьбу Эрраты всерьез переживает. Ну, тут уж конкуренция так конкуренция. У кого бюст соблазнительнее, у того и кораблик. Впрочем, Эррата еще свое возьмет, бывшего судовладельца на досуге утешая.
Пока еще не подозревающий о будущих горестях судовладелец восседал в кресле-троне. Поза продуманная, Катрин могла бы поспорить, что позаимствована у какой-то классической статуи или картины. Типа "Гай Юлий Цезарь считает лягушек в акватории р. Рубикон".
— Стань передо мной, дитя, — мягко, но властно молвил Цензор—Преторианец.
Катрин стало смешно. Пошел ты в жопу, маг ватный. "Дитя". Старше разве что лет на десять. В свое время леди Медвежьей долины на "ты" с королями и генералами разговаривала. Ладно, мы же сейчас покорные, податливые. Гни выю, юмористка малоумная.
Катрин опустилась на колени в трех шагах перед креслом. Болотный помещик смотрел благосклонно.
— Ты переоделась и выглядишь более пристойно. Теперь расскажи мне свою историю.
Катрин рассказала. Вопреки ее ожиданиям, хозяин ее не останавливал и не прерывал каверзными вопросами. На допросы, коим Катрин подвергали довольно часто, сей монолог похож не был. Так — женская болтовня, которую из вежливости слушает мудрый хозяин дома.
Катрин красочно описала свои мучения с лодкой (тут и выдумывать особенно не пришлось) и замолкла.
Цензор сменил позу на другую, не менее грациозную. Двигался он, нужно признать, весьма пластично.
— Мне жаль, дитя, твоих родных и близких. Но ты молода, и у тебя вся жизнь впереди. Желаешь ли ты принести мне клятву верности и найти защиту в этом доме?
Катрин прижала кулаки к груди:
— Я была бы счастлива получить покровительство такого благородного господина, милорд Цензор-Претрианец.
— Цензор-Преторианец, — строго поправил смуглокожий хозяин.
— Я больше не перепутаю, клянусь! — истово пообещала Катрин.
Возможно, удастся ограничиться этой клятвой? К клятвам и обещаниям Катрин за свою жизнь так и не научилась относиться легкомысленно.
Хозяин встал и задумчиво сделал несколько шагов по тонкому паласу, застилающему пол поверх циновок. Опять этот высокий красивый мужчина кого-то копировал: и гордо развернутые плечи, и мудрое выражение лица выглядели довольно нелепо. Катрин заметила, что к коленопреклоненной гостье хозяин не приближается — то ли заразы опасается, то ли он вообще самый подозрительный индивид в данном доме. Возможно, у латинянина хорошо развитая интуиция.
— Встань и сними платье, — неожиданно сказал Цензор.
Катрин несколько удивилась. А как же ночь, добродетельная темнота и прочие атрибуты благонравия? Впрочем, чего тянуть? Знала, куда шла. В последние дни любые сексуальные позывы у Катрин напрочь отсутствовали, так что трудно ожидать, что они вдруг зашевелятся к нынешнему вечеру. Давай, путь к кораблику прокладывай. Катрин потянула с себя платье.
Хозяин уловил паузу:
— Не сомневайся, дитя — в моей голове нет непристойных мыслей. Я всего лишь хочу осмотреть твою рану на руке и прочие повреждения.
Ага, как будто повязку нельзя снять без общего разоблачения. Повязку на руке Катрин перемотала в купальне. Смыла потеки крови. Нельзя клиента безобразными деталями пугать.
Стоять оголенной перед мужчиной было не то чтобы стыдно, но неприятно. Катрин стояла так перед уймой докторов, перед товарищами по оружию, да и перед врагами красоваться в малоодетом виде приходилось. Обычно даже пошутить по этому поводу было некогда.
Между тем смотрел на гостью Доклетиан Кассий де Сильва вполне нормально. Заинтересованно. Алчно. Катрин, даже скромно потупив взгляд, вполне это чувствовала. Флоранс всегда уверяла, что может не глядя рассчитать силу своего воздействия на конкретного мужчину. А тут и рассчитывать нечего — хочет этот красавчик, Древним Римом по голове трахнутый, испробовать сержантского загорелого тела...
...Цензор опустился в кресло. Гостья была красива — такая не похожая на местных уроженок, зеленоглазая блондинка. Еще одна метиска — след свежей крови, случайно вспрыснутой в практически безлюдный, почти не заселенный мир. Случайность — изумруд, неожиданно сверкнувший среди мелких агатов, яшмы и прочего разноцветного забавного сора. Светловолосая драгоценность, которую судьба-насмешница вырвала из заточения душного купеческого дома. И вот она — существо, не сознающее своей прелести, обреченное рожать детей разбогатевшему на торговых спекуляциях жирному дикарю — стоит здесь, перед Изгнанником. Да, эту кошечку можно научить многому. Естественно, она отнюдь не невинна — какая чувственная и капризная форма губ, какие знающие глаза. Порок — он бурно процветает в шумных варварских городах, что редчайшими гнойными ранами уродуют просторы этой планеты. Благо, что их мало, этих отвратительных очагов-гнойников. Как жаль, что белокурая дева не взросла на уединенном хуторе, вдали от людей, чистым, нетронутым и невинным цветком. Наверняка супруг требовал от нее тех же гадостей, что ему охотно предоставляли бесстыдные шлюхи в грязных портовых борделях. Но эта зеленоглазая кошечка лишь жертва. Ее нельзя строго судить. Не всё потерянно. В ее возрасте у нее уже должно быть двое-трое сопливых детей, но, к счастью, она явно не рожала. Стоит только взглянуть на изумительную фигуру. Вероятно, муж купил такую красавицу исключительно из тщеславия.
Цензор откинулся в кресле. О, Венера Весенняя, несущая милость богов, — какая же у оборванки грудь! Поверить невозможно, что подобная упругость и форма всего лишь игра природы. Такого результата и заблаговременное генное программирование не дает. Тело чересчур поджаро, но великолепно, нет, истинно великолепно. Подарок богов. И талия безупречна. Щиколотки изящны, как будто необразованная купеческая вдова наследует породу тысячелетней аристократической фамилии. Возможно, и так. Блуд туземцев разносит гены самыми причудливыми путями. Хотя загар вульгарен. Как она не обгорела до отвратительных пузырей за дни этих блужданий? Бедняжка. Какая гладкая ранимая кожа. Ах, как портит ее безобразная тряпка на руке. Цензор поморщился...
Он был брезглив, этот безупречно выполненный генетической программой, и подправленный несколькими пластическими операциями супермужчина. Брезглив и осторожен, как всякий узник, приговоренный к пожизненному заключению. Изгой. Ссыльный. Но он сделал ошибку, столь поспешно раздев зеленоглазую бродяжку. Теперь он ее желал. Взять за эту густоту волос, опрокинуть на палас, ощутить трепет предвкушения сильного, уже не девичьего тела. Увидеть в изумрудной зелени глаза покорность и восторг...
Варварство какое. Цензор брезгливо размял свои холеные пальцы. Нельзя уподобляться обезьяньему самцу. Тем более, она ранена. Кто знает, что за заразу можно подцепить в болотах? Пусть судебные исполнители Лиги и уверяли, что осужденный привит от любых местных болезней, этот мир по-настоящему никто не исследовал. Следует проявлять крайнюю осторожность.
...Катрин так и не поняла, почему он на нее не полез. Маг он или архимаг — с эрекцией у него явно нет проблем. Вон как колени забавно сдвинул. Ох, недокармливала его ночами бедняжка Эррата. Такую ореховую статую ублажить, это вам не соус к фасоли сварганить.
— Ты способна снять повязку самостоятельно?
— Да, лорд цензор-преторианец.
Остался доволен, козел, что не напутала, даже "лорда" великодушно простил. Ха, да он никак крови побаивается?
Мужчина, выпрямившись и сдвинув брови, глянул на росчерк запекшейся крови, потом увидел татуировку. Такой бурной реакции Катрин не ожидала.
— Да ты шлюха! Клейменая шлюха! — взвыл любитель латыни.
Пришлось брякнуться на колени.
— Мой лорд! Простите глупую женщину. Это оберег. В нашей семье его всем девочкам рисуют, дабы будущие роды прошли благополучно. Он отводит сглаз и...
— Ты лжешь! Ты работала в борделе? Я не выношу шлюх! Не выношу!