Цензор уклонялся, пока затылок не уперся в ножку стола. Острие клинка почти касалось его глаза. Мужчина крепко зажмурился:
— Убери, ты мне глаз выколешь! С ума сошла?!
— Не сошла, но глаз выколю. Только один. Вторым ты еще посмотришь, как твои яйца на углях шипеть будут. Могу спорить, ты и не подозревал, что я способна поужинать свежими семенниками. А я могу, и даже с большим аппетитом.
— Ты бредишь?! Бредишь! — завизжал Цензор. — Что происходит, будь я проклят?!
— Ты уже проклят. Теперь заткнись. Единственную мысль в голове удержать способен? Запомни: ты не слушаешься — тебе больно. Теперь раздевайся.
Ударить пришлось дважды. Стиснув челюсти, мужчина начал раздеваться. От лорики он освободился не без труда, потом сбросил рубашку. Катрин покачала головой, — вот черт, он так ничего и не понял. Обнаженный, бывший хозяин Тихой гордо сел. Подбородок поднят, плечи гордо расправлены. О шишке на затылке уже и забыл. Герой, прямо хоть картину с него рисуй.
Катрин положила меч на стол, начала надевать на правую руку перстни. Мужчина наблюдал с озадаченным видом. Красивый, пустоголовый, — кому бы такого бычка на корриду продать? Все-таки до чего совершенная у него фигура.
Витиеватое серебро перстней обжимало пальцы один за другим. Шесть никчемных предметов роскоши. В основном камешки не стоящие больших денег. ТАМ не стоящие, ЗДЕСЬ еще не оценивались. Цензор все еще сидел на полу. Неужели не рискнет потрепыхаться? Статуй трусливый.
Когда мужчина рванулся с пола, Катрин лишь отступила на шаг. Наблюдала с интересом. Двигается быстро, — мускулатура и полное отсутствие жира позволяют, но до чего же движения нелепые. Похоже, он и в детстве не дрался, и даже в футбол не играл.
Схватив со стола меч, Цензор отпрыгнул к двери и замер в "боевой" стойке, отдаленно напоминающей классическую фехтовальную позицию.
— Дитя, ты совершила ошибку и сурово поплатишься за нее.
Давненько Катрин не доводилось слышать этакой патетики в звучном мужском голосе. Отставной сержант осторожно почесала подживающие порезы на руке:
— Частенько я в жизни ошибалась, да и платила за ошибки недешево. Но если насчет этого дурацкого меча, так это не ошибка. Это твой последний шанс. Сможешь мне голову отфигачить — останешься влачить свое патрицианское существование в этом болоте. Дрессировать крокодилов, снисходительно принимать поклонение Эрраты или еще какой пустоголовой дуры, и срать в тайном одиночестве. Не получится меня кончить — сдохнешь сам. На этот раз в полном сознании и медленно. До тебя за один раз не доходит. А мне очень хочется увидеть, как ты осознаешь, что с тобой всё кончено. Ты в аду, малыш.
Лицо Цензора исказилось:
— Как ты смеешь меня оскорблять?! После всего, что я для тебя сделал? Неблагодарная девка.
Катрин криво улыбнулась:
— Сейчас поблагодарю. Есть за что. Таким раздутым вонючим кондомом я никогда в жизни себя не чувствовала. Давай, телок, начинай.
Смуглый ангел неуверенно повел перед собой мечом:
— Ты думаешь, это будет весело? Это настоящая сталь, острей её в этом мире не найти. Что за игру ты затеяла, Кэтти? Кто ты такая? Постой, — ты назвала аванков крокодилами? Ты шпионка? Кто тебя послал? Не смей улыбаться!
— Что ты на меня громыхаешь? — поинтересовалась Катрин. — Я таких громогласных мужчинок троих за раз раком ставила. Тебе, как покойнику, надлежит вести себя поскромнее. Кончился Цензор. И Доклетиан в компании с Кассием, иссякли. Ты теперь просто красивая голенькая попа. И мечтать тебе лишь о том, чтобы я тебя в притон какой-нибудь мужеложский пристроила. Тебе ведь анальный секс по вкусу?
Кажется, Цензору стало трудно удерживать меч:
— Что за игра, будь ты проклята?! Не знаю, кто ты, но большего бреда я не слышал. Как ты смеешь, шлюха, распутница, потаскуха, смотреть мне в глаза и улыбаться?! Не ты ли сама валялась в ногах, умоляя о благосклонности?!
Катрин издала злобный смешок:
— Надо же, кажись, встает у него. Да ты за эти ночи жаркие весь остаток жизни расплачиваться будешь.
Смуглый красавец поспешно прикрыл свободной рукой спонтанно возникшую реакцию:
— Ты неблагодарное чудовище! Я...
— Накажешь меня? Руби, чмо гладкокожее, или я первая начну. Ты у меня подыхать месяцами будешь. Мечтать, чтобы тебя из милости добили. Колдунишка нелицензированный, слабоумный. Фокусник комнатный.
— С тобой нужно поступить, как с ядовитой змеей, — заявил оскорбленный великий маг. — Честь не позволяет мне поднять меч на безоружную, сошедшую с ума, женщину, но сейчас придут охранники и...
— Не придут. Ты им приказал ждать. Они у тебя дрессированные, как белые мыши. Сам не справишься? Или без подсоса уже ни на что не годен? Что наш фаллос гордый головку повесил? Вдруг Эррата увидит? Как ей после такого разочарования отраву пить?
— Что ты знаешь про яд? — зарычал Цензор. — Я зарублю тебя за лживые домыслы! Проклятая ведьма! Если бы я не был преторианцем...
— Ах да, мы гвардейцы. Кто тебе титул дал, соплячок? В каком комиксе ты его вычитал? Или ты туристам у Капитолия попу подставлял? Ой, вот в это я, кажется, верить начинаю...
— Заткнись! Или я... — мужчина орал так, что вздрагивали стекла.
— Покричи! Я тебе сегодня же язык выдерну, — командный рык Катрин прозвучал, пожалуй, зычней мужского. — За меч держись, засранец. По-честному желаешь?! — молодая женщина подхватила со стола увесистую скалку. — Давай, карапуз. Я вооружена и жутко опасна. Ты скалку для этих случаев в доме держишь? Муки-то все равно нет. Голодом людей моришь, да еще и девчонок крокодилам скармливаешь. Душегуб девчачий.
Цензор рубанул мечом. Разъяренная Катрин уклонилась от клинка. Отшвырнув дурацкую скалку, скользнула вперед. Перехватить мужскую кисть, сжимающую рукоять меча, труда не составило. Ударом о колено, Катрин вышибла оружие. По-правде говоря, смуглый красавец держал клинок как зонтик.
Цензор ахнул. Свободной рукой машинально ухватился за платье противницы. Ткань громко затрещала, — неведомая сила рванула мужчину вниз, заставив покатиться по полу. Он, ошеломленный привстал на коленях — голову рвануло назад. Было ужасающе больно — особенно в носу. Его заставляли смотреть в потолок, удерживая за ноздри. Страшный голос прорычал:
— Ты умер. Теперь — слушай и выполняй. Понял?
Цензор закричал и слепо замахал руками, пытаясь оттолкнуть мучительницу. Тогда Катрин начала его бить...
…Стонал он жалобно, как брошенный хозяевами кутенок. Даже, кажется, поменьше ростом стал. Катрин, успокаивая дыхание, села на стол. Правый кулак довольно сильно ныл. Не привыкла. Убивать сколько угодно, а экзекуции устраивать — это другое дело. Перстни на воспитуемом оставляли устрашающие ссадины, но с ролью настоящего кастета не справлялись. Попробуй такой мышечный корсет пробить, как у этого аполлона. Больше бы нагайка подошла или обувь крепкая. Этими кожаными сандалиями пинать — садомазохистское представление получается. А по-настоящему калечить не хочется — вдруг это бестолковое создание не только сегодня-завтра понадобится?
Он, гад, и сейчас стонет с нотками обиды. Несправедливо, да? В полицию пожалуемся? В ООН? Родителям? Когда же он осознает? Может, настолько тупой, что и не сломается? Катрин на миг прикрыла глаза. Бить и издеваться уже совершенно не хотелось. Столько мечтала, и на тебе. Где твои садистские наклонности? Дома их даже Цуцик опасается, а когда нужно... Вот дерьмо. И ни тени возбуждения. Ведь так сладостно всё в подробностях представлялось. Время уходит, уходит...
— Ну, вша латинская, скажешь что-нибудь? На меня смотри, ублюдок!
Левый глаз у него уже заплыл, губы полопались и распухли. Из носа капает. Колени подтягивает к животу, самое ценное оберегает. Исцарапанный, как будто его не по полу валяли, а сквозь терновник прогнали. Фавн болотный.
— За что? Ты... ты бесчеловечна. Ты меня убиваешь.
Катрин слезла со стола. То, что утром было Цензором-Преторианцем, затряслось от ужаса. Собрался в комок, исцарапанные руки прикрыли голову.
— Уши не закрывай, — буркнула Катрин. — Сказать есть что умное?
Протяжно всхлипнул и вдруг бросился на четвереньках к двери. Попытка бегства номер шесть. И тупой, и упрямый. Катрин одним прыжком догнала, пинком под ребра опрокинула. Завизжал, выставляя руки...
Окончательно он перестал быть Доклетианом Кассием де Сильва, магом и цензором-преторианцем после седьмой попытки удрать.
…От последней серии ударов по почкам его все еще тошнило. Катрин пришлось сходить на кухню. Вылила на голову голому окровавленному существу ведро воды. Мужчина вздрагивал, лежа в луже, но рвотные позывы прекратились.
— Ну, есть что сказать?
— Слушаю и выполняю, — неразборчиво прохрипел он.
— Ответ засчитывается, — Катрин и саму подташнивало. — Сел, рожу вытер.
Повинуется, хотя и с трудом. Да, личико наше классическое сейчас узнать трудновато. Ничего, глаза целы, а красоты нам больше не требуется. Катрин шагнула ближе. Затрясся сильнее, но в сторону двери больше не дергается. Неужели готов? Катрин посмотрела на меч, сиротливо лежащий под стеной. После первой попытки к помощи оружия бывший маг прибегнуть уже не пытался. И понять это было невозможно. Ну, видимо, не было бойцов в предках у нашего преторианца. Но куда деваться, если убивают? Бежать на четвереньках? Таракан.
— Ты меня слышишь?
— Да, леди.
— Хорошо. Еще раз — что ты хочешь сказать?
— Слушаю и выполняю.
— Еще короче. Слушаю. Выполняю. И ни единого лишнего звука. Ну?
— Слушаю. Выполняю.
— Хорошо. Попробуем на практике. Мне хочется врезать тебе по яйцам. Ноги раздвинул. Руки за голову.
Заплакал. Колени затряслись, но раздвинулись. Руки, правда, за голову не попали, криво задрались куда-то вверх. Ладно, сойдет в классическом стиле "гитлер-капут".
Катрин несильно пнула мокрые гениталии подошвой сандалии. Существо застонало, слезы потекли сильнее.
— Тихо! Вот сразу послушался и не так больно.
Закивал, слезы капают на гладкую смуглую грудь.
— Теперь встал и пошел к себе.
Цепляясь за стену, поднялся. Трясущийся, ссутулившийся, мокрый. Обезьяна недобитая.
— Что стоим? Что-то забыл?
— Сандалии...
От пинка под колено снова грохнулся на пол. Заскулил, прикрывая голову.
— Голая тварь на голой земле. Навсегда. Понял? Встать!
Катрин шла следом за пошатывающимся и старчески шаркающим босыми ногами пленником. Как-то не по себе — за час из статуи ореховокожей реликтового питекантропа сделала. Вон, даже следы нечеловеческие оставляет. Питекантроп с надеждой покосился в приоткрытую дверь "зеркальной" комнаты. Нет здесь никого, ископаемое. Да и от кого тебе помощи ждать?
В своей комнате бывший Цензор приободрился:
— Кэтти, возможно, нам...
Сгиб локтя мгновенно захватил за горло, удар по почкам заставил ноги обмякнуть.
— Ты, урод, что вспомнил? Вот это?!
Срывая шторы, мужчина полетел на кровать. Перелетел, с глухим стоном шлепнулся с другой стороны.
Катрин скрипнула зубами:
— Забудь, гнида. Ты сдох. Навсегда. Встать!
Стоял он с трудом. Боль в почках заставляла сгибаться. Катрин, взяв за волосы, выпрямила:
— Открывай дверь!
Он в ужасе скосил глаза:
— Я не понимаю...
Катрин била его и одновременно пыталась удержать на ногах. Не удалось — сполз по стене. Кровь из носа обильно капала, пачкая светлые циновки. Пытался закрыться локтями:
— Из-за этого?! Ты грабишь, да? Я мог бы с ног до головы завалить тебя серебром. Кэтти...
— Заткнись! Ты даже жрать давал не больше, чем болонке поддиванной. Дешевка, фраер поганый, — мучительница пустила в ход ноги...
Он выл, пытаясь прижаться к стене. Потом затих. Катрин заставила себя отойти к кровати. Плохо, не удержалась. Это из-за этой проклятой спальни.
От похлопывания по щекам он пришел в себя. Глаза безумные, но, едва сообразив, кто присел над ним, снова задергался:
— Не бей! Я умоляю! Ты меня искалечила. Я умираю. Пожалуйста...
Катрин ударила его по губам:
— Уйми язык. Еще не умираешь. Но обещаю — если мы через минуту не войдем в твою берлогу, я откручу тебе яйца. По очереди. Прямо ногтями. Я не брезглива. Есть желание подискутировать?
— Нет! Слушаю. Исполняю.
Смотреть на обезображенное искаженное лицо было странно. Неужели он красивым казался? Ангел, модель, идеал. Падаль.
Пришлось подать ему пульт. Хлюпая кровью и слезами, бывший мужчина путался в сенсорной клавиатуре. Катрин насторожилась, но фокусов не последовало — просто стена совершенно беззвучно раздвинулась. Впереди короткий проход уводил вниз. Пахнуло речной сыростью. Впереди горел блеклый свет.
— Сырая у тебя берлога. Пошел вперед.
Спустились на несколько ступенек. Пол короткого коридорчика был залит водой. Катрин посмотрела на струйки воды, бегущие по стене, на мокрый колпак светильника, под которым тлела тусклая электрическая лампа.
— Это еще что за канализация? Отвечай.
— Трещина в перекрытии. Река близко. Заливает. Нужно откачивать...
— Понятно. Заткнись и веди дальше.
Через несколько шагов уперлись в глухую дверь. Голый проводник решительно присел на корточки и заслонил голову локтями.
— Убивай. Дверь я не открою. Можешь пытать меня огнем. Я не открою.
— Чего это вдруг? — полюбопытствовала Катрин.
— Ты меня ограбишь и убьешь. Или бросишь умирать от голода. Или меня разорвут аванки. Мне все равно — убей меня сразу. Но ты ничего, ничего не получишь! Дверь зачарована. Нет ни замков, ни запоров. Ее не взломать. Ты ничего не получишь!
— Вот ты жадюга, — удивилась Катрин.
Мужчина завопил от сильнейшей боли в голени, повалился боком в холодную воду.
— Ты мне ногу сломала!
Катрин добавила по второй ноге. В тесном помещении вопли несчастного преторианца оглушали.
— Да что ж ты так вопишь? Еще раз говорю — покойникам надлежит вести себя скромнее. У меня терпение заканчивается. Жадность тебя, мага-самоучку, обуяла? Двери у тебя заколдованные? Если я у тебя руку отрублю и к вот той рамке на двери ладошкой приложу, случайно никакого чуда не произойдет? Какую руку? Левую или правую? С какой начнем?
— Нет! — завизжал несчастный. — Маг должен быть жив! Обязательно жив! Так ты никогда не откроешь.
— Да, собственно, мне уже и не надо. Я и так всё увидела.
Мужчина, утирая кровь, пытался рассмотреть выражение ее лица:
— Лжешь! Ты воровка. Обычная воровка и грабительница. Ты меня соблазнила, воспользовалась моим великодушием и наивностью...
Катрин ударила его по-настоящему.
— Я тебя, умник, не буду убивать. Я тебя здесь оставлю, перед дверью твоей драгоценной. Будешь лежать связанный "козлом" и сокровищницей любоваться. Открыть ее ты, правда, не сможешь, но это не беда. Суток трое ты будешь дышать. И гнить. Потом к тебе придут те мертвые девчонки. Согреют убийцу...
— Я никого не убивал! — прокашлял мужчина. — Они просто заснули. Они ничего не чувствовали. Я оставлял их на острове...
— И потом приходили аванки? Ну, ты и сука.
— Не убивай, — бывший Цензор со стоном перевернулся на живот. — Я, я... раскаялся.
Катрин невесело засмеялась:
— Уже? Кому нужно раскаяние покойника? Боги о тебе давно забыли. Ты труп. Все еще не понял?
— Я жив, жив, жив!!! — мертвец протестующее заерзал в воде, снова застонал.
"Кажется, я ему пару ребер сломала", — без особого раскаяния догадалась Катрин и выпрямилась.
— Ты куда? — перепугано прохрипел мужчина.
— Я домой поплыву. В смысле — к родственникам. Кораблик заберу, он тебе все равно не нужен. А тебе сейчас веревку принесу. Отдохнешь здесь в тишине, тщательной цензурой своей жизни займешься.
— Не-ет! Кэтти, нет! Без меня ты не уплывешь. "Квадро" полон магии. Корабль слушается только меня.
— Нужен индивидуальный опечаток твоих потных ручонок? Твоя сетчатка глаза? Восьмизначный пароль? Не смеши. Справлюсь без тебя. В крайнем случае, прихвачу с собой твои лапки.