– Я еще на службе, Лорко. Закончу лишь через двенадцать минут – тогда же вас оставлю. Если бы я знал раньше… Но меня сегодня ждут на обед в городе самое позднее к трем часам и двум триадам часа. Не хочу опаздывать…
– Еще и трех нет! – удивился Рагнер. – Задержись хоть на триаду часа.
– Мне надо привести себя в порядок… – улыбнулся своими чувственными губами Аргус.
– Дама!
– Ну… Я бы выпил за любовь, – поднял он чашу.
– А я нет, – нахмурился Рагнер.
– А я – да! – чокнулся Лорко своей чаркой с чашей Аргуса.
– Тоже мне друзья и братья, – проворчал Рагнер, глядя, как они пьют. – Айада, – погладил он собаку, лежавшую рядом, у боковины его скамьи. – Одна ты знаешь, что такое преданность и верность! Ладно, – поднялся он на ноги. – Сейчас будет то, ради чего мы все собрались…
Он зашел в свою спальню, погремел железом, отпирая и запирая навесные замки с кованого ларца, а после вернулся с холщевым мешком и опустил его на скамью рядом с Лорко.
– Открывай. Твоя доля выкупа, рыжий гном.
– Поржать, чё ли, надо мнаю удумал, а? – говорил Лорко, развязывая веревку мешка. – Камнёв небояся наклал… Я жа не дурааак, – достал он из мешка небольшой глиняный горшок с золотыми слитками. – Горшочак золоту! – нежно прижал он к груди горшок. – Моёйнай! Моёёё золоту…
– За нового гнома-богача, – опускаясь на скамью, сказал Рагнер и поднял чарку.
Лорко не сразу его понял. Бледный, испуганный, он сидел, обняв горшок, и озирался, думая, куда б его припрятать. Аргус в это время наполнил куренным вином чарку Лорко.
– Отставь горшок, а то ты смешон, как никогда, – заулыбался он. – Давай же, я тоже хочу за тебя выпить и порадоваться.
– Ахнер… – тихо и хрипло прошептал Лорко, опуская горшок на пол и устраивая его меж ног. – А скока тама рон, а?
– Будь это обычное монетное золото, то были бы две тысячи рон, но здесь где-то лишних пятьсот-шестьсот… Точно скажет или монетный двор, или банкир. Но банк сдерет с тебя за хранение где-то сотенную часть.
– А эта скока, а? – почесал макушку Лорко.
– Как договоришься с банкиром. Больше двадцати золотых не отдавай. Хм, – задумался Рагнер, – удивительная затея эти банки… Ты им золото – они тебе бумажку, – и ты счастлив!.. Ладно, ну давайте же пить!
Друзья шумно чокнулись, выпили, после чего Лорко стал выглядеть спокойнее, дружелюбнее и розовее.
– Рагнер, дча мне с ентим золотом теперя делавать, а?
– Вот бедствие-то у него! Не знаю, Лорко. Дом купи, скакуна приличного… Обязательно справь новый камзол! Не зеленый только… Здесь не так уж и много, когда во вкус войдешь. А остальное всё же в банк сдай.
– Вота уж нета! – расширил он мутные зеленоватые глаза. – Обайдуся без банкиру. Двацать монетов! И за дча, а? Уплотить им за то, дча я своёйное жа золото назад, как выкуп, ворочу, да?!
– Лорко, ты не прав, – заговорил Аргус. – Ты ведь всё равно потратишься на охрану. Тебе нужен замок, чтобы столько золота хранить – иначе прознают, обокрадут и убьют. Мертвецу золото ни к чему! Не жалей несколько золотых ради спокойного сна… Тысячу отнеси в банк и не живи на них. Пятьсот потрать на земли, дом и обстановку. Еще пятьсот пусти в то, что даст доход. Дома можно купить, к примеру, и сдавать их… И остаток тебе на сытую жизнь, женщин и уплату податей. Трать с умом.
– А вот Аргус, как всегда, прав, – кивнул Рагнер.
– Лорко, тебе просто так не выйти из Лодольца с золотом, – добавил Аргус. – Я могу выписать разрешение на вынос и даже дать тебе охрану. А еще лучше, если ты передашь золото мне – я отправлю его завтра в монетный двор. Через триаду получишь деньги, вместо слитков, а может, еще раньше, серебром. Серебро для мелких трат нужнее.
– Ну ладная…
– Лорко, – вступил Рагнер. – Я тоже могу дать охранителей – доставят тебя до Ордрё и банка.
– Тады лучшая – Рагнер. И я с им, с золотум, ащя не наобжимался!
– Да и про то, как золото дома хранить, – добавил Рагнер, – я тебе тоже могу дать дельный совет, но на всякий случай лишь тогда, когда Аргус нас покинет.
Аргус странно посмотрел на Рагнера – в его от природы томных, карих глазах читался вопрос: «Ты мне уже перестал доверять? Я еще ничего не сделал, а ты на меня смотришь так, словно я подлец. И более того – что могу украсть!»
– Тогда я пойду, – встал со скамьи Аргус.
– Не обижайся, – тоже встал Рагнер и удержал его. – Я ничего дурного не имел в виду. Просто это же тайна – где золото хранят, – и всё.
Раздался звон колоколов, оповестивший о начале четвертого часа.
– Теперь мне и правда пора, – вздохнул Аргус.
– Удачи с дамой. Надеюсь, красавица стоит давней мужской дружбы, – пошутил Рагнер и крепко обнял его.
В порыве чувств Лорко тоже крепко обнял Аргуса, чем разрядил грозовые тучи, что сгустились в гостиной. Но маленькие тучки будто остались. Одна ушла вместе с Аргусом, другая повисла над Рагнером.
– Не понимаю, – сказал он, возвращаясь на скамью и испивая добрый глоток вина. – Почему все вокруг стали обижаться? Я ведь всегда таким был.
– Ну Аргус-то помянялся, – ответил Лорко. – И ты теперя не егойный глава. А твоейный глава – дча радная голова.
– Даа, – протянул Рагнер, задумался и замолчал.
Лорко достал горшочек из-под стола, взял в руки узкий брусок – всего с палец в длину, и, уставившись на него, тоже задумался, поражаясь тому, что золото, оказывается, такой тяжелый металл. Их прервал Сиурт. Лорко так перепугался при его появлении, что накрыл свой горшок грудью.
– Ваш Светлость, можная мне в дозору? – спросил здоровяк. – Я в Ордрхону в дозору будусь…
Рагнер махнул рукой, и чуть более радостный Сиурт вышел из гостиной, а Лорко спрятал горшок под пурпурное покрывало.
– Куды ента он? – кивнул Лорко на дверь.
– Мирана пропала сразу после того, как Эорик по моей просьбе за ней последил. Она, Линдсп и Пенера Фрабвик куда-то переехали, и никто не знает куда. Я уж сам полагаю худшее… но Эгонна-хреногона нет в Брослосе. Я не знаю, где искать Мирану, и жду своего дядюшку Эгонна, чтобы прижать к стенке его золотой камзол. А Сиурт мается… Пойдет в Ордрхон, к дому хреногона, – пусть там померзнет, раз ему так легче.
– А у тя как? Кады под винца?
– Под венец. Сегодня говорил с епископом – он всё устроит. Меня вскоре пригласят в храм на церемонию развода. Сижу и этого тоже жду, – тяжело вздохнул он. – А Маргарита уже меня не ждет. И ладно…
– Другая баба!
– Не баба, а очень красивая красавица, – недовольно проговорил Рагнер. – И она тоже дама моего сердца, только никто об этом не знает…
– А Маргарита, а? Она ж мяне родней будёт! Ты как с моёйной мачахой, почти мамою, себя повел, да? Чаго тама за разлучняца, а?! Каго любвишь, а?
– Сам не знаю. Вроде сейчас Маргариту люблю. И когда ее вижу, то страшно сильно люблю. И даже ею горжусь за то, что бросила меня… и за то, что не прощает. А вторую, Лилию, я сейчас вроде люблю меньше, потому что дней пять как ее не вижу. Но знаю, если она появится, то я опять ее полюблю. Вот так вот, Лорко, – вновь наполнил он чарки. – Не могу понять, которая мне нужна и кого выбирать. Боюсь и той, и другой обещать. Бабуля мне вчера сказала, что раз я изменил – то это Маргарита виновата. И, думаю, бабуля права. Значит: Маргарита не давала мне всего того, ради чего я желал бы хранить ей верность. Не достойна она моей верности, потому что недостойная.
– Ну и ну, вота ента мысля! – покачал головой Лорко. – Вины со своейного хера не перелаживай на моёйную мачаху. Так послухать – все дамочки недостойнае нас! Мысля сладка́я, но врака. Да мы, мужаки, изменим самай стойной и дикай красе… Ну, ежаля гаворить по-твоейному: ляпёшка ляпёшкой, а пярожного хотится! А посля – сызнову тянет к родной ляпёшечке.
– Маргарита обижается, когда я зову ее лепешкой, – вздохнул Рагнер. – А еще Лилия – она тоже лепешка. Была когда-то пирожным, то теперь – лепешка. Я был бы рад и дальше ими двумя закусывать, но, честно говоря, уже объелся за последние дни. Я даже немного бы поголодал…
________________
Аргус не стал переодеваться для «званого обеда» – сделал вид, что только со службы. Зато он успел заехать в Ордрхон, где снимал дом, и появился в «Белой башенке» с бутылью желтого вина, сластями и двумя кулебяками, – его вклад в застолье. Марлена обиделась из-за чужих пирогов, а еще больше ее задело то, что Маргарита высоко оценила рыбную кулебяку с медом, изюмом, фигами и яблоками (о ужас, а не вкус!), да почти всю ее умяла (не всю, а три кусочка!). Вино едва пили – тогда Аргус сказал, что сам не любит вино из винограда, и пообещал завтра принести ягодное вино, очень легкое и сладкое. Так, ему даже не пришлось проситься на следующий обед – он просто сообщил, что придет. Отказать ему не посмели, ведь, помимо прочего, он принес восковые свечи, какие ярко осветили дом, и две тысячи сербров за жемчужные нити, что равнялось двум золотым ронам. Енриити, по его словам, лишь надула губки и отмахнулась веером, когда узнала, что ее мачеха в Брослосе, но Аргус обязался надоедать ей и далее. Ну как, после стольких хлопот и услуг, можно было ему отказать? Марлена не решилась, а Маргарита не хотела вовсе, потому что не видела ничего особенного в обедах с приятелем.
К часу Трезвения Аргус еще весело болтал с Маргаритой в гостиной «Белой башенки», а в сине-пурпурной гостиной Малого дворца Рагнер и Лорко тоже уже напились и наелись, но не наговорились.
– Бабам без нас никуды, – разглагольствовал Лорко, пьяненький, взъерошенный, снявший свой ярчущий камзол и оставшийся в белой рубахе.
Рагнер сидел среди двух подушек, вытянув ноги, а рядом с ним, на скамье, притихла Айада, сытая и сонная. Рагнер медленно проводил пальцами по ее атласной спине, лаская и собаку, и свои руки. Лорко же полулежал на другой скамье и любовно поглаживал горшочек с золотом, обернутый, как тряпичный ком, зеленым камзолом и перемещенный к его правому боку.
– Ента мы без их могём, а они без нас – неа! – умничал он. – Вона – священняки живутся и бед не знаат. Бабы жа всягда нашенский Огонь затушить Водой своейной норовят – вота и сбёгаем мы от их, как от воды! Как огонь от воды сбёгаем!
– Вообще-то, Лорко, согласно знанию: Огонь – это смерть, а Вода – жизненные силы. Получается, по твоим словам, дамы нас лечат, Смерть от нас отгоняют… А мы всё бегаем и отнекиваемся дураки…
– Ну не знаю… Дча жа тада бегаем, а? Ну хоть кто-то жа не дурак, да?
– Не дураки и женятся, наверно… Хотя… Не знаю тоже. Я видел мало счастливых супружеских пар, а те, кто с виду счастливы, на самом деле ссорятся или вовсе не счастливы. А ты что? Сам же под венец собрался… Или как всегда? Обманешь и вылезешь утром в окошко?
– Не знаю, но я на ей сперва жанюся, дчаб поутрям не сбёгнуть. Вродя как быкоглазая тожа мне пярожным казалась, но теперя – пярог она, рыбнай, как у мамочки… Пярожных уж неохота и тем боляе щас. Обдерут меня енти пярожные. Златовласка тожа всё норовила золу на золото подсменять…
– И что будешь делать? Так к часовне и продолжишь таскаться?
– Теперя – нет. Пойду лучшай в рыцарёв.
Рагнер расхохотался, а Лорко обиделся.
– Чаго, а? Я из воинов! Батюшка в Трицатьлетней войне ратовал, и я воин ащя с Бронтаи. Турнира скореча – победю всех… Впиши меня туды, а?
– Лорко… – перестал смеяться Рагнер, понимая, что тот серьезен. – Да ты себе хоть представляешь, что это такое – когда на тебя несется куча железа, куча коня и куча копья? Я не шучу – кажется, что к тебе с топотом летит не один всадник, а рать. И ты, такая же куча, трясешься ему навстречу! И страшно так, что обделаться можно. Вот так в первый раз. Потом привыкаешь.
– Значат: страшнае тока в первай раз?
– Нет. Потом тоже долго страшно. Так говорят, а я не знаю. Меня быстренько брат выбил из седла… А после Бальтина мне турнир уже забавой казался, причем глупой.
– Забавы я любвлю. Рагнер, ты не отговаривай, а лучшая подмаги, дчаб меня не прибили тама енти кучи. Чаго надобно куплять и в скока енто станятся?
– Много чего надо. Обычные доспехи для тренировки и турнирные, крупный рыцарский конь, какой обучен бою и не испугается, меч нужен добрый – но ты меч не покупай. Если дойдешь каким-то дьявольским чудом до последнего боя, то я, клянусь, тебе своего Ренгара доверю. Надо уж начинать готовиться – нанять учителя, какой натаскает тебя на чучелах. И два взноса нужно заплатить. Если ничего не изменилось, то отдашь золотую монету за участие как соискатель и золотой рон в приз победителю. И я должен буду подтвердить, что ты мой оруженосец. Обойдется всё, если не роскошествовать, где-то в двадцать рон. Но тебе еще герб нужен. Художника требуется нанять, может, даже живописца, а тот по полтора рона в день с тебя снимать будет.
– Герба у меня имется, – ответил довольный Лорко. – Я ужа всё придумал и имею картинку: саламандра в огню, моёйный славнай ножичак и всё енто на чернам – я же из твоейных воинов.
– Чтоб ты знал, – усмехнулся Рагнер, – Черное знамя – это позорный фон для рыцаря: ты как бы ты скрываешь имя, потому что наемник.
– Переделававать не буду. Вышла́ дика краса! И тобою я восхищась…
– Спасибо, – расторгался Рагнер и украдкой смахнул пьяную слезу. – Только не «восхищась», а «восхищаюсь». Тебе, друг, молю, не обижайся, надо учиться грамотно говорить. Дева Енриити лодэтского не понимает, но… Словом, рыцарь должен быть культурным. Я «Устав рыцарского братства» завтра тебе найду – почитай, что можно, а что нельзя. Придется от многого отказаться – вдруг передумаешь… Вот тебе, кстати, дельный совет: научись лучше играть на лютне – и всё. Всем дамам лютня нравится.
– Рагнер! Не хочу лютни, хочу в рыцарёв. Ежаля мне подмогёшь, то я и тябе подмагу – примирю тя с Маргаритою. Научу, дурака, дча делавать.
– Но… Лорко, – потормошил Рагнер ухо Айады, – я пока не знаю… не могу я выбрать – я же уже говорил. Вдруг Маргарита – это не она, а Лилия – она. Сама эта чертовая Божья воля ведь всё за меня порешила: Маргарита меня бросила, а Лилия – нет – ждет меня в Ларгосе. И Лилия даже кушает рыбу в водоросли, хотя толидонка, а Маргарита – опять нет. И Лилия вышивает – искусно, как и должно герцогине, Маргарита же… самая позорная, должно быть, вышивальщица в Меридее. И еще Лилия взрослая и очень умная, никогда не ведет себя глупо, смешно или недостойно… И не ревет мне без конца…
– Прям мячтааа, а не баба, – протянул Лорко. – Особлива ежаля любвит вашанскаю тухлаю рыбу в водорослях. Э-э, – передернуло его. – Тока вот скажи, коль Маргарита вся такая «нет», а ента Лилия – «да», чаго ты ащя обмысляшь? Не знаашь? Как по мне: маргаритка тябе любее ентих лилий, хотя она мельчае и прощае пахнит.
– Мне нравятся, как пахнут маргаритки, – задумался Рагнер. – А от благоуханий лилий голова болит… как в дурмане… Забавно… Но, Лорко, дамы это и не цветы тоже. Цветов можно любых в букет набрать и нюхать вволю всех сразу, а достойных дам – нет… только шлюх…
Он опять задумался.
– Значит: Маргарита – достойная дама, раз букеты не для нее… – произнес он. – И, выходит, Лилия – нет, раз пошла в мой букет…
– Или ты – козел, – весело добавил Лорко. – Насовращал красулек и желашь уж поутру в окошко смыться. Не тябе меня учивать цалмудрию, сластолюбвяц! И я те ащя морду начищу за моёйную мачаху, как жанюсь!
________________
Аргус покинул «Белую башенку» в середине часа Трезвения. Едва за ним и Магнусом закрылась дверь, Марлена села на скамью к Маргарите.
– И почему ты ему не сказала, что не стоит завтра приходить? – строго спросила она подругу. – И не говори мне ничего – я уже всё слышала, – прервала она возражения Маргариты. – Слышала про Совиннака. Он так же ходил обедать в мой дом, а потом брата моего убил да на тебе женился.
– Марлена… – оторопела Маргарита. – Я вовсе… Я съеду раз так, – расстроилась она. – Я не хочу всё это слышать: что я виновата в предательстве Рагнера, в убийстве Иама и твоей, – дрогнул ее голос, – загубленной душе.
– Но нет… – сразу сменила тон Марлена. – Я не хочу, чтобы ты съезжала. Я лишь желаю, чтобы ты думала о последствиях… Я же люблю тебя.