− Кто-то идет, − прошептала она, отчетливо слыша шаги в коридоре.
Ноктем беззвучно выругался сквозь зубы и выпрыгнул из-под покрывала, помогая Канелии спуститься глубже в кровать. Он спешно накрыл ее голову и глупо улыбнулся, глядя на открывающуюся дверь. Он не раз так прятал Канелию в своей спальне, зная, что сможет заявить, что просто защищает честь барышни. Теперь он сделал то же самое, и запоздало понял, что сегодня они не у него.
В дверях появился его помощник Анри Рино. Он отрицательно покачал головой и зашел в комнату, закрывая за собой дверь.
− Вы все перепутали, − сказал он, осмотрев комнату. – Вам, ваше высочество, надо было прятаться под кровать.
Ноктем ничего не ответил, а просто отвернул одеяло, давая понять, что Канелии прятаться нет смысла. Анри Рино все знал и не раз прикрывал их, даже дежурил в соседней комнате ночами, только бы их не застукал король.
− Владыка ищет вас, − сообщил Анри, кивнув Канелии, словно хорошо знакомому аристократу. – Я принес вам костюм и плащ, чтобы можно было выйти, не привлекая лишнего внимания. Советую поторопиться.
Он протянул Ноктему сверток, который принес. Принц его принял и спрятался за ширмой, словно в этой комнате был еще хоть кто-то, не видевший его голой задницы. Той, кто ее любила, и тому, кто ее прикрывал, и так было все о ней известно, но приличия нужно соблюдать. Кенли поправила задранную сорочку и поудобней устроилась на подушке.
Анри выудивал из ее постели рубашку, сброшенную принцем, и спокойно сообщил последние новости:
− Двор считает, что это вы причастны к покушению.
− Только не говори, что ты тоже так считаешь? – донесся недовольный голос принца.
− Если бы госпожа Канелия не пострадала, я бы именно так и подумал, − признался Анри, складывая рубашку как хорошо обученный слуга.
− Что за нелепость?! – возмутился Ноктем, выходя из-за ширмы. Бархатный костюм цвета спелой сливы подчеркивал его недовольство, а роскошная серебряная вышивка, изображавшая завитки и перья, опровергала его. – Зачем мне убивать короля?
Он взмахнул рукой, высвобождая из рукава кружевной манжет рубашки. По его манере можно было подумать, что в этой жизни его заботит только внешний вид, но стоило узнать его чуть ближе, и становилось ясно, что внешний вид принца не волнует вовсе, только имидж, и тот отчасти.
− Вы знали, что когда-то давно, в запале ссоры, ваша мать обвинила короля в чрезмерной расточительности и предрекла, что его пристрелят из золотого арбалета, спрятанного в шелках? – спросил Анри.
Ноктема передернуло. Он медленно выдохнул, нахмурился и все же признался:
− Я впервые об этом слышу.
− А при дворе это уже вспомнили, − пожал плечами граф и отвернулся, видя, как принц шагнул к Канелии.
− Или придумали, − ворчливо пробормотал Ноктем, но склонившись над Кен, нежно поцеловал ее в щеку. – Позаботься о себе, очень тебя прошу, − прошептал он, − а я узнаю, кто за этим стоит, обязательно.
Кенли кивнула, но когда он отступил, поймала его за руку. Теперь она была уверена, что Ноктем здесь ни при чем, но будет ли король думать так же?
− Будь осторожен, − попросила она.
− Кто бы говорил, − хохотнул принц, освобождая руку. – Да и что он мне сделает? Братика? Больше ничего мне угрожать просто не может.
Он засмеялся, но это был горький и болезненный смех. Если это покушение касалось памяти его матери, ничего хорошего в настроении короля быть не могло, но и медлить не стоило.
Ноктем набросил на плечи плащ и вышел первым, зная, что Анри пойдет своей дорогой и не станет выдавать его своим присутствием.
Стража остановила Ноктема у дверей королевских покоев.
− Простите, ваше высочество. Владыка велел никого с оружием не пускать, − дрогнувшим голосом пояснил мальчишка-паж. – Если оно у вас есть, сдайте, пожалуйста.
− У меня его нет, − разведя руками, ответил Ноктем. – Поверите или будете обыскивать?
Свой вопрос он адресовал не мальчишке, а капитану стражников в черных доспехах, при этом его усмешка словно говорила, что все совсем не так просто, и речь далеко не об оружии.
«Вы хотите со мной ссоры?» − спрашивал принц.
«Нет», − жестом отвечал капитан и велел своим парням пустить принца внутрь без обыска и доклада.
К своему удивлению Ноктем застал короля в полном одиночестве. Виндор сидел в кресле, широко расставив ноги, упирался локтями в колени и держал в руках кубок, при этом смотрел в него и явно ничего не замечал. За ним все еще виднелось пятно крови. Видимо, его не позволили убрать, и теперь оно напоминало о ранении Канелии и злило, потому что виной всему был именно король. На полу лежала подушка и шелковая ткань, скрывавшая оружие. Сам арбалет лежал на столе, блестя своим позолоченным корпусом. Это было действительно слишком показательно.
Виндор поднял голову и посмотрел на сына, к удивлению Ноктема он оказался почти спокоен, только хмур.
− Тебя всегда нет, когда происходит что-то важное, − с укором заявил король.
− Не всегда твое «важное» совпадает с моим, − не задумываясь, ответил Ноктем, но тут же признал, что этот случай был не таким: − Сегодня мне стоило появится раньше.
Виндор кивнул, ему, видимо, не хотелось сегодня воспитывать сына, и он жестом указал на второе кресло.
− Что ты об этом думаешь? – спросил он и снова опустил голову, глядя на дно собственного кубка.
Ноктем не спешил отвечать. Ему было странно видеть отца таким, потому он взял арбалет и стал изучать его взглядом: быть может, на его корпусе были какие-то подсказки. Только их не было, как и идей. Хотелось спросить, кто именно мог желать отцу смерти, но разум подсказывал, что список был слишком велик.
− Стрелявший что-нибудь сказал? – спросил Ноктем, положив арбалет на стол.
Он только сейчас по-настоящему понял, что его отца пытались убить прямо тут, в замке, в самом безопасном, казалось бы, месте.
− Он нем от рождения − так заключил врач, и, судя по всему, не знает нашего языка, − сообщил Виндор тихо.
− Ясно, − глухо ответил Ноктем и всерьез задумался, кто был виноват в случившемся, если не в самом покушении, то хотя бы в появлении убийцы в этих покоях.
− Ты знаешь, что многие подозревают тебя? – спросил Виндор, не поднимая головы.
− Ты в это веришь? – спокойно спросил Ноктем.
Ему все еще казалось это сущим бредом, в который никто в своем уме просто не может поверить.
− Я думаю, что ты стрелял бы сам, − сообщил Виндор. – Просто твоя мать обещала мне именно такую смерть.
− Значит это правда, − задумчиво протянул Ноктем и тут же вскочил. – Ну и что с того? – спросил он зло. – Ты прекрасно знаешь, что ни она, ни ее родня не стоят за этим. Потому что это не я, а больше никого и не осталось. Соберись, может все это не ради твоей смерти, а только чтобы ты вот так сидел без сил и воли!
Виндор резко поднял голову и зло посмотрел на сына.
− Да! Какой-то арбалет выбил тебя из колеи, − продолжал ругаться Ноктем, не замечая отцовского гнева. – И это ты мне говоришь, что надо быть сильным! Возьми себя в руки и не позволяй никому давить на твою слабость.
− Об этом никто не знал, − прошептал Виндор.
Он был в явном смятении и никак не мог решить: стоит прислушиваться к словам наследника или лучше заткнуть его ударом кулака в кадык. Ему даже хотелось просто убить своего наследника, но это желание было короткой болезненной вспышкой, за которой пришло осознание собственной слабости.
− Весь двор говорит об этом, − спокойно сообщил Ноктем. – Кто мог об этом знать, и от каких дел тебя сейчас хотят отвлечь?
Виндор не ответил и вновь посмотрел в кубок, выпил и отставил его прочь, взяв себя в руки.
− Я не знаю ответа, поэтому и позвал тебя. Желать мне смерти может каждый, но зайти так далеко смогут не все.
Он встал и прошел в соседнюю комнату, чтобы принести и показать сыну донесение, полученное недавно.
− Сейчас мне нужно поехать на север. Так что ты будешь разбираться с этим сам.
Ноктем открыл бумагу и нахмурился.
− Ты не должен туда ехать, − уверенно заявил Ноктем. – Восстание в Асторе − проблема наемников, а не твоя. Если ты сейчас уедешь, народ воспримет это как трусость.
− Народ не узнает о покушении. Я так велел.
− Это значит, что говорить о нем будут очень тихо, но будут, − заключил Ноктем, разводя руками, − Неужели Гордархара просил твоей поддержки?
− Просил, и я дал слово, − ответил Виндор, отбирая депешу и меряя комнату шагами.
− Ты не обязан держать слово в данных обстоятельствах, − заключил Ноктем. – Мы не может исключить, что Гордархара причастен к покушению, тут не до благородных слов.
− Я не могу ему отказать, − признал Виндор и снова наполнил бокал вином.
Ноктем хмыкнул. Впервые король прямо говорил о своей слабости.
− Хорошо, ему откажу я от лица короны, − сообщил Ноктем. – Тебе надо прийти в себя как можно скорее, а если на север кому-то придется отправиться, то это сделаю я. Такой вариант всех устроит?
− Устроит? – спросил король и как-то грустно усмехнулся, а потом кивнул на кровавое пятно.
− Устроит, − уверенно сказал Ноктем, понимая, на что намекает отец.
Вот только он никак не мог понять, стоит ли Канелии знать о происходящем на ее родине. Что она выбрала бы? Быть может, это заставит ее вернуться на север и забыть о мести, но не забудет ли она тогда о своей любви? Почему-то Ноктему подумалось, что она способна убить и его самого, если это спасет Астор.
− Возьми это на себя, − попросил Виндор, ставя бокал и прижимая кулак к груди. – Мне нужно немного времени, чтобы прийти в себя.
− Позвать врача? – спросил Ноктем, кивая.
Ему не впервой было что-то решать. Став министром, он неожиданно действительно получил доступ ко всем государственным делам, порою даже чувствовал себя королем, пока не приходил отец и не напоминал о своей власти. Это было привычно и естественно, а жалобы отца на боли в груди все чаще тревожили.
− Не надо врача, − ответил Виндор. – Я просто отдохну. Пусть здесь все уберут.
− Хорошо, я распоряжусь.
Ноктем просто смотрел отцу вслед и с ужасом понимал, что Виндор успел состариться, а он сам не успел по-настоящему вырасти.
Глава 3 − Пустыня в столице
Обдумав все произошедшее, Ноктем решил сам взглянуть на стрелка. В глубине души он надеялся хоть что-то узнать, хотя не понимал, как подобное может быть возможно. Если уж королевские дознаватели не справились, то что мог он? Наверняка ничего, но порой в его голову приходили те идеи, которые других не трогали.
Зайдя к себе, он сменил костюм. Когда ему нужна была роль министра, он всегда предпочитал избавляться от своих павлиньих нарядов. Как бы это ни казалось нелепым, но стоило ему облачиться в строгий серый или черный костюм, статус в котором выдавали разве что пуговицы с чеканным гербовым рельефом, и придворные начинали смотреть на него иначе, будто и не знали улыбчивого сумасбродного принца. Ноктем хмурился и все чаще возражал отцу именно в сером одеянии, словно ожившая тень самого короля. Один неизвестный городской поэт даже пошутил, что в министра воплотилась королевская совесть, только песню его пели очень тихо и осторожно, боясь разгневать владыку. Они не догадывались, что тот улыбался, читая текст этой песенки, а Ноктем при этом хмурился и злился. Последние полгода сделали его ближе к отцу куда сильнее, чем вся предыдущая жизнь, только признавать это совсем не хотелось.
− Возможно, я был не прав, считая тебя недостойным, − как-то признался Виндор, а Ноктему от этого стало дурно.
Думать о том, что отец гордится им, не хотелось до боли в нервно сжатых зубах. На это не хотелось отвлекаться, но что-то внутри тихо тлело и жгло прямо под ребрами, когда первого министра сравнивали с королем, и неважно, шла речь о сходствах или различиях.
Отгоняя все эти мысли прочь, Ноктем прикрепил к своему поясу меч и поспешил в крепость. Нынешний смотритель был человеком, поставленный им, верный и вдумчивый. Это был высокий мужчина с острым вытянутым лицом. Под его одеянием читалась стать старого воина, а по выправке стражи – вера в дисциплину и устав. Ему Ноктем мог доверить главную тюрьму королевства.
− Мне нужен стрелявший из арбалета, − сразу сказал ему Ноктем, отдавая коня слугам.
Смотритель только кивнул и без лишних неуместных церемоний взял на себя роль проводника.
− Мы все еще ничего о нем не знаем, но я должен предупредить, что и врач и палач сошлись во мнении: больше пыток он просто не вынесет.
Ноктем кивнул. Если этот человек действительно был нем, то и задавать вопросы ему нет никакого смысла, а если он не понимает языка, то и любые пытки просто нелепы, потому Ноктем лишь кивнул и без малейшей заминки шагнул в пыточную.
Полное отсутствие страха, брезгливости и даже сострадания порой его пугало. Он не испытывал ничего, глядя на чужую боль, если считал, что это правильно. В нем было обостренное чувство справедливости, но ни намека на жалость. Сам Ноктем это понимал и все чаще задумывался, верна ли его справедливость, теперь он забыл спросить себя об этом и окинул взглядом мужчину, связанного веревками. Он ничком лежал на полу. Его спина была изуродована глубокими грубыми полосами, оставшимися после хлыста, пальцы на заломленных за спину руках сломлены. Они посинели, на вывернутый фалангах можно было заметить вмятины от бранш щипцов.
Ноктем почти с разочарованием понял, что не злится, хоть и понимает, что этот человек пытался убить его отца и ранил любимую женщину. Присев на край высокого стола с разложенными пыточными инструментами, Ноктем приказал:
− Посадите его на стул и приведите в чувство хоть немного. Я хочу видеть его глаза.
Стража под командованием смотрителя тут же засуетилась. Помощник палача окатил схваченного холодной водой, а сам палач учтиво посоветовал принцу присесть.
− Вымажетесь же, ваше высочество. Простите, но лучше бы вам сесть за стол дознавателя в таком дорогом костюме.
Ноктем окинул его взглядом, затем обернулся на стол, осмотрел все еще окровавленные инструменты и просто отмахнулся. Испачкать костюм кровью он никогда не боялся.
Стрелка действительно усадили, привязали его к стулу. Он невнятно мычал, но уже не сопротивлялся.
− Поднимите его голову и держите, − приказал Ноктем, щурясь.
Палач схватил пленника за подбородок и поднял его голову. Глаза у стрелка были влажными, затравленными и молящими, только это не тронуло принца.
− Итак, ты меня не понимаешь, верно? – спросил Ноктем.
В широко распахнутых от ужаса глазах ничего не изменилось. Смуглый мужчина дрожал, но явно никак не реагировал. Тогда принц, приближаясь, стал задавать тот же вопрос на других языках, глядя на пленника. С каждым его шагом дрожь стрелка усиливалась, а понимания во взгляде не прибавлялось. Понимая, что этот человек явно его не понимает, Ноктем замер и зло выругался:
− И какой Драхвар тебе меня послал!
От этих слов в глазах пленника что-то дрогнуло, а Ноктем присмотрелся к нему. «Драхвар» всплыл в его памяти только потому, что речь шла об иноземце, а главным иноземцем в его жизни был наставник Аберхара, Канелия в счет не шла. Она выросла в Тиндоре и для Ноктема была своей.
− Тебе знакомо слово «Драхвар»? – переспросил принц только чтобы убедиться, что пленник вздрагивает при упоминании духа пустыни. – Интересно.
Ноктем походил кругами по пыточной. Можно было подумать, что он ищет что-то на столах или выбирает инструмент страшнее. Его поступь и взгляд были зловещими, если бы Канелия увидела его теперь, то непременно сказала бы, что король воронья все же не Виндор. В действительности Ноктем пытался вспомнить слова пословицы, которую часто назидательно произносил Аберхара.
Берегись тихой воды − гласила она, напоминая, что самое страшное всегда вершится в тишине, как этот заговор против короля. Суть Ноктем запомнил так хорошо, что она стала основой любой его мысли, но звучание…