– Э-э… Но я принимала ванну вчера вечером. Думаешь, за время ночного сна я успела испачкаться?
Она качает головой.
– Таково правило. Бумажные Девушки должны принимать ванну каждое утро. Госпожа Эйра говорит, что это важный символ очищения на грядущий день. Чтобы избавиться от негативной энергии ци, которая могла остаться от дурных сновидений.
– Для этого мне не хватило бы и целого озера, – шепчу я себе под нос.
Мы заворачиваем за угол, и меня обдает волной теплого воздуха. Я заслоняюсь рукой от солнца. Мы входим в круглый крытый двор, уставленный глубокими деревянными ваннами. Двор окружен живой изгородью из густого бамбука. Я чувствую запах розовой воды, масла иланг-иланга, морских водорослей. Некоторые ванны уже заняты девушками. Большинство погружено в воду по шею, но от каждого движения сквозь воду видны всполохи наготы, которая притягивает мой взгляд – вот обнаженная грудь, вот изгиб крутого бедра… К щекам приливает волна жара.
К счастью, Лилл ведет меня к самой дальней ванне, полускрытой от прочих облаками пара. Я раздеваюсь, и она помогает мне забраться в воду.
– Не волнуйтесь, – смеется она, когда я выныриваю из горячей воды, отдуваясь и часто моргая. – Вы привыкнете.
После ванны мы снова возвращаемся в мою комнату, и Лилл сушит мне волосы хлопковым полотенцем. А потом одевает меня в простое однотонное кимоно – темно-синее, как ночное небо. Она опускается на колени и помогает обуть башмачки – легкие, из тонкой ткани, больше похожие на носочки – такую обувь носят все женщины во дворце. Она уже заканчивает меня обувать, когда из-за двери слышится цоканье когтей по дощатому полу.
– Поторопись! – зовет из коридора мадам Химура. – Все уже ждут!
Лилл посылает мне последний ободряющий взгляд – и я, вскинув голову, выхожу в коридор… и немедленно спотыкаюсь о порог. Хватаюсь за дверной косяк, чтобы удержаться на ногах.
Девушки хихикают. Мадам Химура молча смотрит на меня.
– Это все… туфельки, – выдыхаю я, выпрямляясь. – Я к ним не привыкла.
– Еще бы, когда тебе было привыкнуть? – холодно отзывается мадам Химура – и со вздохом отворачивается, жестом приказывая нам следовать за ней. И шагает вперед, не дожидаясь нас. Даже стук ее трости по полу кажется неодобрительным.
Аоки быстро подходит ко мне и семенит рядом, подхватив под руку.
– Мне тоже ужасно неудобно в этой обуви, – шепчет она мне на ухо.
Большинство девушек уже проследовало за мадам, и только две медлят – это Блю и та самая девушка с замкнутым и гордым лицом и кошачьими глазами. Глаза девушки-кошки на миг встречаются с моими. Я не могу понять, что говорит ее взгляд, но кровь в жилах словно начинает течь быстрее, как будто тело прошивает разряд тока, и это, кажется, гнев. Я отвожу глаза, чувствуя, как горит лицо.
Девушка-кошка уходит вслед за прочими, и Блю, поравнявшись со мной, бросает мне через плечо:
– Знаешь, я передумала. Хорошо, что ты здесь среди нас, Девятая. – Ее голос звучит гладко, как шелк, но под шелком таится яд. – Ты прекрасно нас всех оттеняешь. В твоем присутствии даже крошка Аоки выглядит грациозной.
С этими словами, коротко рассмеявшись, она уходит.
Нас приводят в ту же самую приемную, где мы были вчера. Раздвижные двери широко открыты, впуская золотой солнечный свет и шум садовой листвы на ветру.
Мадам Химура приглашает нас внутрь и без каких-либо объяснений уходит. Мы сидим и ждем, пока цокот ее когтей по полу не затихает вдали, после чего дружно заговариваем – конечно же, о предстоящих испытаниях.
– Хотела бы я знать, в чем они будут заключаться, – вздыхает Аоки, прикусывая нижнюю губу. – Надеюсь, что не будет всяких… телесных осмотров. А то у меня есть несколько шрамов. Леи, как ты думаешь, меня не отошлют обратно, если найдут шрамы? – ее глаза наполняются слезами. – Как будет ужасно, если меня вышвырнут раньше, чем я хотя бы увижу Короля!
Я беру ее руку и ласково пожимаю.
– Ну что ты, что ты! Все будет хорошо, Аоки. Тебя ведь уже выбрали в Бумажные Девушки. Значит, ты полностью подходишь.
– Но вдруг я сделаю что-то не так, и они изменят мнение? Вдруг они сравнят меня с остальными и поймут, что выбрать меня было ошибкой… Вдруг…
– Расскажи, как происходит процесс избрания, – перебиваю я ее. – В чем он заключается?
Аоки умолкает и недоуменно моргает.
– Так значит, ты… ты и правда не проходила всех этих процедур?
– Нет, конечно. Моя деревня очень далеко от королевской провинции и не принимает ни в чем участия. Просто мы живем… на отшибе.
Я предпочитаю не добавлять подробностей к своим объяснениям. Не упоминать, что мы просто не желаем иметь ничего общего с Королем и его двором. Что нам совершенно не хочется ничего знать о Короле, пока он нас не трогает.
Глаза Аоки расширяются.
– А я думала, в этих церемониях принимают участие все провинции! – она разражается долгой тирадой о процедуре выбора Бумажных Девушек – и ее, кажется, немного отпускает. Пока она говорит, то не так сильно волнуется.
Аоки рассказывает, что церемония избрания начинается каждый год в первый день шестого месяца. Она разделена на две половины. Первая часть длится около месяца: семьям предлагают представить своих дочерей – которые должны происходить только из Бумажной касты и быть не моложе пятнадцати лет – придворным распорядителям провинции. Задача распорядителей – отобрать кандидаток с учетом их родословной, социального положения и владения искусствами нюй, а также, разумеется, внешности. По всему королевству также рассылаются разведчики, призванные подыскивать подходящих кандидаток из семей, которые не хотят сами представлять девушек на суд распорядителей. Удивительно, сколь многие из Бумажных Девушек были отобраны именно таким путем – хотя, может быть, и не очень удивительно. Большинство Бумажных кланов не слишком любит Короля и не ищет способов выслужиться.
На исходе месяца распорядители составляют списки рекомендованных кандидаток, из которых выбирается сотня девушек. Этот список, в свою очередь, представляют Королю, и он вычеркивает тех, кто, по какой-либо причине, ему не подходит. А имена тех, кто кажется ему достойными, напротив, подчеркивает. В результате остается тридцать девушек, которых приглашают ко двору для финальных смотрин.
Аоки рассказывает, что ее родители – простые крестьяне, выращивающие рис на окраинах провинции Шому. Смотрины при дворе стали ее первым путешествием, когда она оставила родительский дом и свою деревню.
– Я была сама не своя – может, поэтому меня и выбрали! Я ведь обычно много болтаю, а тут была совсем тихая, и, наверное, они подумали, что это признак сдержанности и достоинства. Но на самом деле я просто все время сжимала зубы, чтобы меня не стошнило от страха! – Голос ее становится серьезным. – У меня дома никто поверить не мог, когда, в конце концов, нам пришло письмо о том, что я принята. Письмо с печатью самого Короля! Да что там, я до сих пор не могу в это поверить, – выдыхает она. – Все жду – вот кто-нибудь войдет и скажет, что это ошибка, и мне тут не место.
– Глупости, – твердо говорю я. – Тебе тут самое место, ты этого заслуживаешь. Как и остальные избранницы.
Девочка благодарно улыбается.
– И ты тоже, Леи! Ты даже больше прочих этого заслуживаешь – видишь, какое для тебя сделали исключение!
И, несмотря на то, что меня тошнит от себя самой за такие мысли, я чувствую себя польщенной.
Снова стук когтей. Дверь открывается, и служанка объявляет, что к нам пожаловала мадам Химура. Мы мгновенно замолкаем.
Мадам Химура раздраженно машет рукой.
– Блю! Ты идешь первой.
Блю поднимается с выражением превосходства на лице. «Конечно, я и должна во всем быть первой», написано на нем.
Мы с Аоки переглядываемся, борясь с подступившим смехом.
Я думала, инспекция не будет долгой, и мадам Химура вот-вот вернется за следующей девушкой, но проходит два часа, а ее все нет. Наконец вызывают вторую девушку – и снова два часа ожидания. Служанки приносят нам обед, и я набрасываюсь на него, как волчица, глотаю, почти не жуя. Последний раз я нормально ела ужасно давно, но дело не только в этом. Дворцовая еда исключительно вкусна. Нам принесли чашечки кокосового риса, нарезанные кусочками манго и перчики, маринованного угря, кеббе с острым соусом, угольную рыбу с орешками – и еще много разных блюд, которых я раньше никогда не пробовала.
К вечеру в комнате ожидания нас остается двое – я и девушка с кошачьим взглядом.
– Лучшее оставляют на закуску, верно? – пытаюсь я пошутить, обращаясь к ней.
Она моргает, бросает на меня взгляд – и снова молча отворачивается. На меня накатывает жар гнева, под которым что-то скрывается… да, жажда ее внимания. Не знаю, почему, но мне хочется, чтобы она на меня посмотрела, поговорила со мной.
Я злюсь на себя за такие глупости. Усилием воли отвожу взгляд, уставившись на поднос с чаем и рисовыми шариками моти. Я хватаю с подноса один шарик – и от неловкого движения блюдо сладостей переворачивается, шарики раскатываются по полу.
Девушка-кошка рядом со мной фыркает от смеха.
Я вскидываю на нее глаза. Наконец-то она смотрит на меня, приподняв свои идеальные брови, и улыбается уголками губ. А потом, будто спохватившись, снова придает лицу непроницаемое выражение.
– Должно быть, здешние палочки для еды отличаются от тех, что приняты в Сяньцзо, – говорит она холодным голосом.
Ее голос я слышу впервые. Он ниже, чем я ожидала, и чуть хрипловатый. В нем слышатся интонации, выдающие аристократку: подъем на гласных звуках, четкое произношение.
– Да, – бормочу я чуть слышно. – У нас другие палочки. Такие, которые удобно воткнуть в глаз любому, кто над тобой изде…
Глаза ее широко распахиваются.
– Что-что?
– Ничего! – огрызаюсь я.
К счастью, в следующую секунду открывается дверь, и мадам Химура вызывает мою собеседницу на инспекцию.
Через два часа, наконец, наступает моя очередь. Мадам Химура отводит меня в маленькую комнату, посреди которой стоит странный уродливый стол.
– Доктор Уо, – окликает мадам высокое существо, которое стоит у стола.
Я понимаю его природу по запаху раньше, чем он оборачивается ко мне. Острый животный мускусный запах. Демон-кабан. Он смотрит на меня черными маленькими глазками, на поросшем бурой, местами седой щетиной рыле рядом со ртом торчат два клыка.
– Это Леи-чжи, – указывает на меня мадам Химура. – Та самая девушка, которую привезли позже. Она не проходила официальную церемонию избрания, так что, пожалуйста, осмотрите ее еще тщательнее, чем остальных.
Она отходит в сторону, к низкому столику, и служанка спешит налить ей чаю.
Огромные ноздри на пятаке доктора слегка раздуваются.
– Конечно, мадам.
Он нагибается ко мне, внимательно вглядываясь, и я сжимаю зубы, противясь желанию отшатнуться. А потом – раньше, чем я успеваю понять, что происходит, – он развязывает мой пояс.
– Что… что вы делаете? – выдыхаю я. Воспоминание о прикосновении чешуйчатых лап Сита пронизывает меня насквозь, и я невольно пытаюсь запахнуть полы одежды.
– Не мешай доктору, девочка, – недовольно каркает мадам Химура. – Дай ему как следует тебя осмотреть.
– Но…
– Эйприкот! Иди и помоги.
Служанка подскакивает с места и бросается ко мне. Ее руки ласково обвивают мои запястья.
– Прошу вас, госпожа, – шепчет она чуть слышно. – Просто потерпите, скоро все кончится.
Но я не могу перестать бороться, вырываюсь, пока меня раздевают догола. Сперва одежда, потом белье. Наконец я остаюсь совершенно обнаженной и пытаюсь прикрыться руками, глаза мои горят от слез.
– Ложись на стол, – приказывает доктор.
Низко опустив голову, я подчиняюсь.
– Подержи ее, – бросает он служанке, и та прижимает мои руки к столу, хотя это совершенно не обязательно – я и так лежу спокойно, неважно, что руки доктора ощупывают меня в самых интимных местах. В ушах во время осмотра звенят слова госпожи Эйры: «Отныне ваши жизни принадлежат королевскому двору… И чем скорее вы это осознаете, тем лучше».
Похоже, на столе доктора я по-настоящему начинаю это осознавать.
Прочие части инспекции сливаются в сплошное мелькание. Предсказатель судьбы копается в моем будущем. Придворный астролог составляет гороскоп. Имперский шаман проверяет меня на предмет магии, которую я предположительно могла использовать, чтобы улучшить свою внешность. Потом следует еще один осмотр у доктора – на этот раз эксперта по энергии ци, который, к счастью, не требует от меня раздеться догола.
В свою комнату я возвращаюсь только после полуночи – и с изумлением обнаруживаю, что Лилл преданно меня ждет и не ложится спать. При виде меня она восторженно подскакивает.
– Госпожа, наконец-то! Я так волновалась!
– Что-то случилось?
Лилл опускает голову.
– Я думала, вы слышали, как и все остальные. Госпожа… одна из кандидаток не вернулась с инспекции. Похоже, она наложила на себя заклятие, чтобы попасть в число избранных, и имперский шаман его обнаружил. – Дрожащим голосом она добавляет: – Вы пропали так надолго, что я испугалась – вдруг и с вами что-то… пошло не так.
Я качаю головой.
– Все в порядке, просто меня инспектировали чуть дольше, я ведь не проходила церемонии выборов.
Я тут же думаю об Аоки. И о девушке-кошке. Что, если…
– Кто из девушек не вернулся?
– Госпожа Жюэ, – отвечает Лилл. – Та, что из провинции Китори. Она была такая милая.
Смазанное воспоминание вчерашнего вечера: миниатюрная девушка в бледно-голубом кимоно, сидящая на коленях у чайного столика. В животе у меня словно что-то переворачивается.
Я ведь даже не успела с ней словом перемолвиться.
– И что… с ней за это сделали? – спрашиваю я тихо, не уверенная, что и впрямь хочу знать ответ.
– Ничего хорошего, – так же тихо отзывается Лилл. Глаза ее странно блестят.
Больше мы с моей горничной никогда не говорили о Жюэ из провинции Китори.
Глава восьмая
Я надеялась, что Блю перестанет называть меня Девятой хотя бы теперь, когда нас снова традиционно восемь, однако при встрече следующим утром Блю первым делом окликает меня этим обидным прозвищем.
– Девятая, ты меня просто разоряешь, – медовым голосом произносит она, едва я вхожу в дворцовые бани. – Я ведь поспорила, что ты первой отсюда вылетишь.
Я замираю, но Лилл тянет меня за рукав.
– Госпожа, просто не обращайте на нее внимания, – шепчет она и пытается увести меня к свободной ванне, но я не двигаюсь с места.
Блю лежит в ванне на спине, вытянув руки вдоль тела. Груди ее всплыли на поверхность и торчат из воды. Я не хочу смотреть на них, но не могу оторвать глаз: они такие красивые, небольшие, совершенной формы, с розовыми выступающими сосками, которые кажутся острыми. Впрочем, Блю вся какая-то острая, состоящая из сплошных углов.
Да, и ум у нее такой же острый… и очень острый язык.
Я встречаюсь с ней взглядом, прищуриваюсь.
– Надеюсь, ты проиграла не слишком много. Потому что, судя по словам мадам Химуры, твой отец не очень-то собирается помогать тебе выплачивать долги.
Болтовня и смех, только что звеневшие в банном дворе, мигом утихают. Единственные звуки – это щебет птиц, гнездящихся в зарослях живой изгороди, и плеск воды, потому что девушки садятся в своих ваннах, желая посмотреть, что происходит.
Блю кривит губы.
– Не пытайся делать вид, что тебе хоть что-нибудь известно о моей жизни, Девятая. Откуда бы дочке мелкого лавочника из Сяньцзо знать о моей семье? Особенно дочке лавочника, чья жена сбежала из дома, чтобы стать шлюхой?
Я отшатываюсь от ее слов, как от пощечины.
– Что ты сказала?
– Ничего особенного. Слухи во дворце распространяются быстро. Привыкай.
Блю поднимается из ванны, словно забыв, что она совершенно голая. Впрочем, нет – не забыв: отлично осознавая, что она голая. Блю демонстрирует свою наготу с гордостью, глядя на меня с презрением, словно ждет, что я застесняюсь и отведу взгляд.
– Жаль, конечно, что твоя мамаша не может сейчас тебя видеть, – цедит она сквозь зубы. – Она бы гордилась, что дочка пошла по ее стопам, только куда лучше устроилась.
Сама того не осознавая, я бросаюсь на нее, рыча от ярости. Пальцы скрючиваются, превращаясь в подобие когтей, я почти успеваю ее достать, вцепиться ей в лицо, как вдруг пара сильных рук оттаскивает меня прочь и удерживает на месте.