========== ЧАСТЬ 1. ТОРГОВЕЦ ЖИЗНЬЮ. Глава 1. На твоей стороне ==========
Несколько раз в месяц крыша девятиэтажного дома, расположенного около реки Ева, становилась излюбленным местом посиделок братьев Корин. Это был один из немногих домов, чердак которого всегда оставался открытым, и на крышу можно было попасть без всяких препятствий. Неподалёку от него начинался мост, который уже долгое-долгое время оставался перекрытым. В доме мало кто жил. Большинство предпочли переехать на соседние улицы, особенно если их окна выходили к реке. С крыши были хорошо видны ярко-жёлтые ленты, натянутые поперёк дороги и закреплённые на поручнях моста. Необходимости в них было немного — жители Дуплекса и сами предпочитали обходить стороной не только мост, но и реку.
Там, на другой стороне, находился Старый город — ныне мёртвое место зарождения Дуплекса.
Для Кириана и Коди это было только плюсом. Никто не стремился им помешать — они могли совершенно свободно подняться по пыльной лестнице до самого последнего этажа, снять болтающийся замок с чердачной двери и выйти в пустое свободное пространство, где гулял ветер и были слышны крики птиц.
Кириан всегда останавливался, стоило ему переступить порог. Пусть он делал это уже не один десяток раз, но чувство полной свободы, от которого захватывало дух, посещало с завидным постоянством.
Около ветхого ограждения сердце замирало. Кириан старался не смотреть вниз, а только вдаль, на горизонт. Особенно красиво закат выглядел в момент, когда солнце исчезало ровно в той точке, где с горизонтом пересекалась убегающая к западу река.
Ведением графика закатов занимался Коди. Он купил специальный блокнот, куда заранее записывал точное время каждую неделю. Однажды Кириан увидел этот блокнот и поразился, с какой аккуратностью были выведены цифры и слова: в симметричных столбиках, цифра под цифрой, буква под буквой. Каждая дата выделялась ярким маркером.
Коди не был любителем задерживаться в школе. Ради этого он внимательно слушал учителей, таким же аккуратным почерком записывал каждый конспект, послушно отвечал на вопросы по домашнему заданию, а потом молча удалялся так быстро, что никто не замечал момент исчезновения.
Когда время позволяло, Кириан встречал его прямо около школьных ворот. Так случалось не каждый день, но достаточно часто. У Коди было много свободного времени, большую часть из которого он предпочитал проводить дома, лёжа на кровати с очередной книжкой. Мама раньше с криками выгоняла его на улицу погулять. Грозилась завести собаку и повесить уход за ней на Коди, чтобы тот хоть изредка поднимал голову и вспоминал, что жизнь течёт не только в его голове.
Проблему с прогулками Кириан взял на себя. Идея с собакой канула в небытие.
Улица была запорошена снегом. Изо рта вырывались клубы пара; лужи на дорогах покрылись тонкой коркой льда, а солнце надёжно спряталось за тяжёлыми серыми облаками.
На Дуплекс надвигалась ранняя зима.
Кириану она не нравилась, но он не мог отрицать, что именно зимой город выглядел намного гармоничнее, чем летом. Зима была правильным временем года для Дуплекса. Старые дома засыпали, а вдали от центра становилось тихо-тихо, лишь редкие автомобили проносились по пустой проезжей части. Именно поэтому Кириан предпочитал находиться около моста: там, где пустынно и практически безлюдно.
— Холодно сегодня, — глухо сказал Коди из-за натянутого до самого носа шарфа, когда в первый понедельник октября они встретились около ворот.
— Зато шума нет, — возразил Кириан.
— К шести часам нам нужно добраться до места, — напомнил Коди, предварительно заглянув в блокнот и недовольно поправив тут же съехавшую на брови шапку. Он ненавидел шарфы и шапки, но когда погода грозилась принести с собой простуду, не отказывался одеться теплее.
У них оставалось ещё два часа, чтобы спокойно добраться до девятиэтажки, подняться на крышу и занять наиболее выгодное положение для любования закатом. Обычно они успевали зайти в закусочную, чтобы съесть по порции вкусного супа с чесночным хлебом и стаканом сока, а потом уже медленно начинали двигаться по знакомому пути. Кириан давно перестал замечать, как пустели улицы по мере приближения к реке. Городской шум оставался позади, и отпадала необходимость громко говорить. Когда до реки оставалось несколько десятков метров, он мог и вовсе перейти на шёпот — и Коди бы непременно его услышал. Здесь каждый шорох, каждый шелест крыльев взлетевшей птицы были подобны оглушающему хлопку.
Несмотря на свободные дороги, Коди боялся переходить их. Каждый раз, когда они приближались к переходу, он стискивал пальцами рукав куртки Кириана и не отпускал до тех пор, пока ноги вновь не ступали на тротуар.
Они не являлись родственниками по крови, но в то же время их связывало нечто большее, чем просто одинаковая фамилия, доставшаяся Коди от приёмных родителей. Коди был младше Кириана на пять лет. В подростковом возрасте эта разница кажется такой огромной, словно гигантская расщелина между горами. Месяцем больше, месяцем меньше — ещё не страшно, а вот год — это уже значительно. Ребята из соседних домов, которых Кириан знал, будучи совсем ребёнком, разбивались на возрастные группки, устраивали между собой сражения (пусть и шуточные), а старшие вечно попрекали младших тем, что те родились позже, а значит, они глупее и статус у них ниже.
Кириан мог бы стать одним из них: бегать по улице в бумажной шапке с крепкой сухой веткой, заменяющей меч, и выслеживать противника — какого-нибудь мальчика, младше него самого на пару или тройку лет, а потом с победным криком валить того на землю и гордо сообщать своей группе, что противник повержен. Возможно, так бы всё и было, даже если отбросить сложный характер и привычку задавать такие вопросы, которые страшно раздражали других людей.
Однако у Кириана был Коди. Он заменял ему всех, и всё свободное время они проводили вместе, не считая того, что периодически каждому нужно было уединение и тишина. Обычно в такие моменты они ссорились, после чего расходились по разным углам. Коди утыкался в книгу, стащенную из родительской комнаты (впоследствии в их комнате появились несколько полок с книгами, затем и целый стеллаж), а Кириан доставал старый плеер с наушниками и наугад выуживал из ящика диск. Этот плеер когда-то ему подарил отец, и до сих пор Кириан считал его самым важным подарком в своей жизни. Он помнил, как в тот момент у отца светились глаза теплотой и как он похлопал по плечу, бросив привычное сухое: «Поздравляю», сопровождаемое редкой улыбкой.
Тот момент Кириан запомнил слишком хорошо, а потому обращался с плеером настолько бережно, насколько это вообще было возможно.
Плеер остался тем немногим напоминанием об отце, которое удалось сохранить. Вещественное доказательство. То, что помогало помнить: отец существовал, он не выдумка и не воображение больной фантазии. С тех пор многое изменилось, как и отношение Кириана к отцу. Однако он не мог с полной уверенностью заявить, что стал ненавидеть его — слишком сложно было описать испытываемое чувство. Детское слепое обожание накладывалось на взросление и меняющееся мышление. Поэтому с годами Кириан просто предпочитал меньше об этом думать. Так было легче.
Исключениями становились те моменты, когда он закрывался в себе и доставал плеер. Минута, может, две, а потом начинала играть музыка и вытесняла собой только-только просыпающиеся мысли.
Музыка становилась спасением.
С Коди они мирились всегда быстро и спонтанно. Сложно долго оставаться в ссоре, когда приходится спать в одной комнате, ужинать за одним столом и постоянно сталкиваться в коридоре или на пороге ванной, чтобы утром почистить зубы.
— Что это за странный вкус у супа? — морщил нос Коди, помешивая ложкой еду.
— Не знаю, — Кириан не был кулинарным гением. — Кажется, мама переборщила с приправами. С перцем, например. — Он замолкал, пробуя ещё раз, и задумчиво добавлял: — А какой вообще перец на вкус?
Слово за слово. К причинам ссор почти никогда не возвращались. Говорить о таком всегда было неловко. Приходилось прятать глаза, появлялось чувство, что начинаешь невольно оправдываться, а заканчивалось тем, что для логического завершения разговора приходилось извиниться.
Кириан ненавидел извиняться. Слово было настолько неприятным на вкус, что ради его избегания он частенько делал первый шаг к новому разговору после ссоры. Проще заговорить о приправах, чем о том, почему он уже несколько часов (или суток) не общался с Коди.
Окружающие редко задумывались о том, что никаких родственных связей между ними нет. Кириан и Коди оба были темноволосыми, с правильными чертами лица, даже слишком правильными, из-за чего соседские ребята порой нелестно отзывались о них. Разницу выдавали лишь глаза: Кириан, как и мать, был кареглазым, а вот Коди — голубоглазым. От его пронзительного взгляда, особенно когда он о чём-то тосковал или жалел, Кириану всегда становилось не по себе. Он начинал искать причину отвернуться или вовсе уйти, потому что выдержать такой взгляд было тяжелее всего.
Хозяйку закусочной, где они часто останавливались, звали Луизой. Кириан не знал её фамилии, поэтому привык всегда обращаться по имени на бейджике, а она и не возражала. Полноватая, с густыми светло-русыми волосами, всегда уложенными в аккуратную причёску, она одним своим присутствием умела поднимать настроение. С лица никогда не сходила улыбка. К постоянным клиентам Луиза была вежлива и доброжелательна, а вот грубиянов не боялась прогнать плохими словами. Один раз Кириан и Коди стали свидетелями такой сцены, со смехом наблюдая, как Луиза выпроваживала какого-то пьяницу с порога, замахнувшись на него металлическим ковшом. Зрелище оказалось скорее забавным, нежели пугающим.
В работе ей помогал молоденький паренёк — Малти. В отличие от Луизы он был очень худым и постоянно носил мешковатую одежду, а на голове вечно красовались банданы: однотонные, цветастые, с узорами и без, пошире и поуже, из-под которых торчали кончики многочисленных коротких косичек. С клиентами он практически не разговаривал. Сам Кириан слышал его голос лишь несколько раз, и только когда возникала необходимость что-то переспросить или уточнить. Малти подходил к гостю при условии вытянутой вверх руки, деловито доставал блокнот с ручкой и вставал так, чтобы отпадала необходимость произносить заученную фразу: «Готовы сделать заказ?».
Луизу, казалось, наоборот, устраивал такой работник. Она никогда не повышала голос, никогда не отчитывала, а если возникал конфликт, то непременно заступалась за Малти. Кириан поначалу вообще считал, что он был немым. Или глухим. Вариант насчёт немоты отпал сам собой, стоило Малти однажды обратиться к Коди:
— Что-нибудь ещё?
В тот момент у них состоялся долгий зрительный контакт, по крайней мере, так показалось Кириану. Малти немигающим взглядом уставился прямо на Коди, а Коди как-то затравленно сжался и вытаращился на него в ответ. Он и с Кирианом говорил мало, а в общественных местах вообще предпочитал не брать на себя роль оратора.
Скорее всего, Малти был ровесником Кириана, но он никогда не мог представить, чтобы они стали друзьями или хотя бы начали общаться. Малти, как и Коди, не производил впечатление человека с рвением к общению и дружбе. Он ответственно относился к работе, но выглядел таким же закрытым и зажатым.
Порой у Кириана возникало желание обратиться к нему, выйти за рамки привычного монолога с названием блюд и просто поинтересоваться, как у него дела. Он не знал, ответит ли Малти, поэтому молчал. Но вот с Коди слов и вовсе не потребовалось. Коди кивал ему, стоило Малти подойти к столику, и Малти кивал тоже. Немое приветствие.
— Вы дружите? — как-то раз спросил у брата Кириан по пути домой.
Коди задумчиво посмотрел на него, словно раздумывая над ответом, а потом медленно покачал головой.
— Нет. Мы просто киваем друг другу.
Мысленно Кириан назвал это особым видом общения, потому как даже кивками Коди ограничивался крайне редко.
На крышу они поднялись за пятнадцать минут до назначенного времени. Солнце неумолимо ползло к горизонту. Ощутимо холодало.
— После того, как последний лучик исчезнет, сразу домой, — пробубнил Коди, нервным движением убирая шарф ото рта. Он недовольно сопел и постоянно жмурился, когда тёмные волосы выбивались из-под шапки и начинали мешаться.
Улыбнувшись, Кириан стянул с него капюшон и ловким движением спрятал чёлку обратно под шапку.
— Что ты делаешь? — возмутился Коди, отбиваясь. — Я же не маленький, сам могу!
— Иногда мне кажется, что ты не против, когда за тебя это делаю я или мама.
Коди недовольно фыркнул.
— Твоё мнение, — и демонстративно поправил шапку сам, во второй раз.
— Что это у тебя?
Коди озадаченно взглянул на свою руку, которой только что пытался отмахнуться от брата. Маленькое чёрное пятнышко между большим и указательным пальцами выглядело так, словно он испачкался в какой-нибудь саже. Потерев его другой рукой, Коди равнодушно пожал плечами.
— Чернила, наверное. Дурацкие мажущиеся ручки… Как всегда на уроках.
Кириан прекрасно знал, что Коди не нравилось сидеть на занятиях. Вернее, учиться-то он любил, даже очень, но вот с одноклассниками и учителями никак не мог найти общий язык. По характеру он был спокойным ребёнком, неконфликтным, поэтому обходился без всяких стычек или драк, что было хорошо, ведь дела с проблемными подростками обычно заканчивались исключением из школы.
Разговор не клеился. Кириан, уставший после подработки, зябо втянул голову в плечи.
Как только солнце окончательно спряталось, они медленно зашагали к двери, прочь от края обледеневшей крыши.
— Зато в столовой вкусно кормят. Повар-то у вас не сменился?
— Если ты про ту тётку, которая вечно делает чай с сахаром, то нет.
Кириан улыбнулся.
— Может, будешь брать с собой бутылку с водой? У нас много пустых завалялось.
— И так рюкзак тяжёлый, — захныкал Коди. — Переживу.
Они спустились вниз и после нескольких минут пребывания в сухом тёплом подъезде вновь оказались на улице.
Дома ждала мама. В такие дни, когда Кириан с братом допоздна засиживались вместе, она встречала их с приготовленным ужином и двумя кружками апельсинового сока. Или чая. Мама — Майя Корин — выглядела куда моложе своих лет и постоянно делала укладку, даже если весь день находилась дома. Она всегда заводила будильник, просыпалась точно по звонку и перво-наперво приводила себя в порядок.
— А вот и мои мальчики! — радостно провозгласила мама, чмокнув каждого в щёку.
Кириан смиренно принял мамины поцелуи, в то время как Коди сморщился и снова забормотал что-то о своём возрасте.
— Я потушила картофель. А на закуску сделала фруктовый салат.
— Порадуй Коди, он ведь терпеть не может фрукты, — усмехнулся Кириан, ставя ботинки к стене.
— Только яблоки, — пожал он плечами.
— Поэтому там нет яблок, — подмигнула мама, и Коди сразу расплылся в довольной улыбке. — Мойте руки, и за стол!
Стол уже был накрыт. От свежеприготовленного картофеля шёл пар, и Коди, закинув ногу на ногу, старательно дул на тарелку, иногда помешивая содержимое ложкой.
Ужин не обошёлся без традиционных маминых расспросов. Втроём за одним столом они собирались редко: Кириану мешала подработка, а Коди был ярким представителем человека настроения. Если ему ни с кем не хотелось общаться (а случалось такое достаточно часто), то он закрывался в комнате и не высовывал оттуда носа до следующего дня, но только из-за того, что приходилось идти в школу.
Маму очень волновали учебные проблемы Коди. Её расспросы всегда начинались со стандартного: «Как дела в школе?» или же: «Надеюсь, ты написал контрольную по геометрии?». Коди кривился и отвечал односложно, начиная активно есть, чтобы рот постоянно был занят. Раньше мама любила задать и вовсе слишком сложный вопрос.
Подружился с кем-нибудь?
Коди вздрагивал так, словно его только что ударили плетью, начинал прятать глаза и неловко молчать до самой ночи.
Отец, когда ещё жил здесь, и вовсе не придавал значения такой ерунде. Единственный раз, когда мама попыталась завести разговор на эту тему, он отмахнулся, сурово взглянул на Кириана и бросил: «У него есть брат, неужели мало?», а после как ни в чём не бывало погряз в работе.