— А еще потому, что управление и наш отдел наблюдают за этим местом около года, — добавил к сказанному Андрей.
— Тогда как, до сих пор, — продолжил объяснения Паков, — оттуда к нам заносило разве что отдельные предметы. Обычные предметы вроде ложек или старых ботинок… но обретшие в другой вселенной чудесные свойства. Ну, подобно тому, как вода в разных условиях либо в пар превращается, либо в лед. Эти предметы находят люди, и… слышали, к примеру, историю о леснике, умевшем передвигать предметы силой мысли? И этим распугавшем банду хулиганов, безобразничавших на вверенной ему территории?
— Извините, таблоиды не читаю, — Кожин в ответ пренебрежительно хмыкнул.
— А зря, — сказал Паков с укоризной. — Иногда жизнь похожа на статью в таблоиде. Не всегда же ей на лекцию по естествознанию походить. Но суть не в этом. Лесник тот не лично обладал даром, о котором писали, а добился такого эффекта с помощью… гвоздя. Обычного с виду, ржавого гвоздя, который подобрал во время одной из лесных прогулок с тем расчетом, что где-нибудь да сгодится. Жители деревень и, тем более, такие вот одиночки, обитающие вдали от цивилизации — они, знаете ли, куда практичнее, населения мегаполисов. Когда расстояние до ближайшего торгового центра исчисляется десятками километров, глупо мотаться туда по малейшему поводу. А когда лесник обнаружил, каким замечательным уменьем наделил его гвоздь, он тем более не допускал и мысли, чтобы с ним расстаться.
— Но вы, — начал Андрей, — ваши люди…
— Уговорили его, — просто сообщил Паков. — Только не спрашивайте, как. Просто такова уж задача отдела «А». Обнаружить артефакт и изъять его для исследований. А также для того, чтобы эти диковинки не попали в плохие руки. К гангстерам, террористам. По этой причине, собственно, наш отдел и его работа держится в секрете даже от коллег. Вам ли не знать, пан шеф, сколько в мире людей, не знающих недостатка в деньгах, но явно обделенных моральными качествами. Такие люди на все пойдут, чтобы завладеть каким-нибудь из подарочков «антимира», и тут даже стены управления не покажутся неприступными. Если кто-то из этой мрази разнюхает про нас и потянет руки к нашей коллекции, он своего добьется. Кого-то подкупит из нас, кого-то припугнет или даже уберет… чужими руками, понятно. Так что мы просто не можем позволить себе даже малейшую утечку.
— В общем, — сказал Кожин, — если я правильно понял, вас прикрепили ко мне чисто номинально. На самом же деле я делаю тут свою работу, а вы — свою.
— В общем-то, да, — было ему ответом. — Местная полиция обеспечивает мне прикрытие. Но я не отказываюсь от содействия… тем более, коллеге по ведомству. Другое дело, что содействие — не повод забывать о собственной миссии. Было бы очень странно, если б аномалия подобных размеров не принесла с собой хотя бы завалящего артефакта. Уверен, что находка меня здесь ждет. И отнюдь не завалящая.
— Прямо здесь? — не без скепсиса спросил Андрей.
— Представьте себе, — с подчеркнутым апломбом заявил Паков. — Чутье у меня… профессиональное. Как у охотничьей собаки. Или как у тех славных ребят, что воду с помощью лозы отыскивали. И вот на этот раз чутье привело меня сюда. Я, как в подвал спустился, и эту дверку в темноту заприметил, сразу понял, что на верном пути.
Наконец, лестница кончилась. Паков, а за ним Кожин миновали последние ступеньки, и вышли на небольшую площадку с земляным полом. Луч фонаря Пакова скользил по влажным щербатым каменным стенам.
— Ну, где же ты? — с растущим отчаянием, едва ли не разочарованием в голосе приговаривал сам Марьян, вглядываясь в темноту.
Затем, внезапно, земляной пол вспучился под ногами. Что Кожин, что Паков едва успели отпрянуть, когда в земле вырос пупырь размером с баскетбольный мяч.
— Вот оно! — вскричал, задыхаясь от восторга, псевдо-лейтенант.
Следующие несколько секунд он, затаив дыхание, наблюдал, как под лучом фонаря пупырь поднимается, выступая из-под земли, затем воспаряет над ней, оказавшись шаром. Комья налипшей земли отваливались и соскальзывали с его поверхности, оказавшейся гладкой, металлической. В свете фонаря она отливала золотистым блеском.
— Вот оно!
Застыв в полутора метрах над землей, шар повис, в опоре явно не нуждаясь, и начал медленно, величественно, вращаться вокруг оси. Как крохотная планета. Или как выставленный на витрину дорогой товар, сулящий своему покупателю, помимо прочего, чувство превосходства над простыми смертными, столь замечательной вещицей не обладающими.
Нет, скорее, как главный приз лотереи. Лотереи под названием «жизнь».
— Вот оно-о-о! — вопил Паков торжествующе, тыча в направлении шара пальцем и хлопая в ладоши. Только что не подпрыгивал при этом как восторженный ребенок, получивший в подарок долгожданную игрушку.
Затем, опомнившись, возвращая себя к реальности, он повернулся к Андрею Кожину.
— Что ж. А теперь, пан шеф…
Пистолеты они достали одновременно.
8
Человек, проживавший в этих краях по паспорту на имя Марьяна Пакова, усвоил давно: чтобы в ложь поверили, ей вовсе не обязательно быть изощренной. Напротив, чем проще, тем лучше. А проще — значит, что называется, ближе к телу. Доступнее для адресата.
Во что в первую очередь поверит битый жизнью неудачник? В жалобы на нехватку денег, неверную или некрасивую супругу, на работу тяжелую или на работу же бесполезную, из уст собеседника.
А угрюмый или метущийся подросток — на что охотней всего клюнет? В то, что и у собеседника его имеются или имелись трудности в отношениях со сверстниками, с противоположным полом, с людьми постарше. И в то, что эти «постарше» его-де не понимали.
Мать-одиночка с готовностью проникнется доверием к тому, кто жалуется, как сложно растить детей, воспитывать и ставить на ноги. Пьянчуге ближе всего жалобы на похмелье. А, скажем, агенту Глобальной Безопасности — россказни про коллег, засекреченных до такой степени, что про них не знают даже в других отделах того же управления.
Оно и немудрено. Режим секретности для таких людей — что священная корова для индусов. Небось, и сами скрытничали между собой даже без всякого мифического отдела «А». Потому Пакову не пришлось долго думать, какую именно лапшу повесить на уши Андрею Кожину.
Но самый шик — это если в ложь добавить строго отмеренную порцию правды. И замешать ее с враньем в бульоне многословия.
А заключалась правда в данном случае в том, что, хотя никакого отдела «А» и не существовало на самом деле, зато действительно хватало людей, отягощенных лишними деньгами. И готовых расстаться с их частью ради обладания какой-нибудь чудодейственной штуковиной. Вроде «волшебной» шайбы, позволяющей читать мысли… а значит, узнавать о подлых замыслах конкурентов, партнеров по бизнесу; о недобросовестных сотрудниках.
За ценой такие люди не стояли, законы же вообще полагали нелепым архаизмом. И уж тем более не задавали вопросов. Откуда именно брались чудо-вещицы, их не интересовало, важным они считали исключительно результат.
Хватало и других людей. Таких, как полковник Радомилов — избытком дензнаков, напротив, не избалованных. А потому готовых на многое закрыть глаза по сходной цене. И даже пожертвовать пресловутой «честью мундира», позволив нацепить вышеназванный мундир человеку, даже в полицейской академии не проучившемуся ни одного дня.
А еще был Марьян Паков — будем до поры его звать именно так. Человек, одним из первых узнавший про неожиданные последствия применения гравитационного оружия. А именно, о подарочках, прилетавших из другой, сопряженной или, если угодно, потусторонней вселенной, которую Паков для краткости прозвал «антимиром».
И не просто узнавший. Но смекнувший, вдобавок, каким образом эти вещицы с необычными свойствами способны поправить его, Пакова, материальное положение. А главное: у Пакова был дар, чутье к обнаружению гостинцев из «антимира». Что-то вроде путеводной нити — невидимой, но раз за разом приводящей к чудо-находке. И признание об этом чутье стало еще одной ложкой правды в лживом вареве, которое Марьян теперь скармливал так некстати подвернувшемуся агенту Глобальной Безопасности.
Паков читал о так называемых лозоходцах, в старину находивших источники воды, и среди простых людей считавшихся чуть ли не колдунами. А, прочитав — не мог не провести параллель между этими людьми с их редким, но полезным умением, и собственным чутьем. Потому и ник сетевой себе выбрал: Лозоходец. И так же подписывал электронные письма.
Обычно дар Пакова проявлялся в форме неосознанных озарений, внезапных вспышек интуиции. Пойти налево, а не направо. Заглянуть в соответствующее издание или на сайт — как было в истории с лесником, овладевшим телекинезом. Зайти в кабак, на вывеску которого упал взгляд. Там подсесть к якобы случайно выбранному человеку и, не скупясь на оплату совместной выпивки, разговорить его, выуживая интересные слухи и сплетни. И все такое прочее.
Но не на этот раз. В истории с Гродницей, с самого ее начала, чутье Лозоходца не нашептывало ему потихоньку. Но возопило призывно и настойчиво, вызвав у Пакова бессонницу и раннее пробуждение. А следом — и подспудное желание обследовать глобальную сеть.
Стоило Пакову наткнуться на первые сообщения в сети о возвращении некогда затянутого в гравитационный коллапс городка; на снимки, сделанные отдыхающими со злополучной турбазы, как охотник на артефакты из иной вселенной понял: ему светит большой куш. Настолько большой, что все прочие находки покажутся на его фоне жалкими безделушками.
Но и этот призыв, приправленный озарением, не шел ни в какое сравнение с внутренним голосом, что Лозоходец слышал теперь. В Гроднице, в здании театра. Он-то и привел, в конце концов, Пакова в подвал, к двери в темную шахту с винтовой лестницей. Едва увидев эту неприметную дверь, Лозоходец понял: он у цели. Большой куш близок.
Именно ради этого момента торжества Паков сосредоточился на обследовании театра. Что до пресловутой цыганки, прабабушки Юлии Кранке, то она своими необъяснимыми появлениями и исчезновениями лишь послужила благовидным предлогом. Хотя стоило признать — подвернулась весьма удачно.
И уж тем более Лозоходца не остановило состояние самой Кранке. Отказываться от миссии, даже немного отложить встречу с большим кушем ради эвакуации едва знакомой, да еще и не вполне психически нормальной бабенки он считал верхом идиотизма. Хотя и пытался изображать из себя обходительного джентльмена. И, наверное, даже помог бы бедняжке Кранке… но не раньше, чем добрался до гродницкого артефакта.
Что до сотрудника отдела «Т», путавшегося у него под ногами, то Паков немного жалел, что не дал сожрать его твари, в которую превратилась дама-экстрасенс. Отказаться от этой идеи в свое время его заставили три обстоятельства.
Во-первых, Кожин мог и пережить то нападение. И тогда у него бы непременно возник вопрос: а почему бравый лейтенант, которого дали ему в сопровождение, не бросился на выручку?
Во-вторых, покончив с Андреем, тварь вполне могла накинуться и на Лозоходца. Вдвоем же противостоять ей было куда как сподручнее, чем поодиночке. Сразу вспоминалась старая притча про веник и прутики.
И в-третьих: две головы, пары глаз и пары рук вообще-то были всяко лучше одной. Хоть Кожин и не обладал тем же даром, что Лозоходец, но мог заметить что-то, что укрылось от взора Пакова. А если потребуется, то и оказать огневую поддержку. Лозоходец привык, выходя на дело, заключать такие вот временные союзы — к собственной выгоде и все равно с кем. Хоть с полковником полиции, хоть с агентом Глобальной Безопасности. Просто бизнес, ничего личного.
Лучше, конечно, чтобы союзник не догадывался, какое место ему отводит этот дюжий парень с простодушным лицом в своих темных делишках.
Но никакой союз не бывает вечным. И никакая ложь — Паков и это усвоил давно и надежно. А потому…
* * *
…Пистолеты они достали одновременно. Нацелили один на другого.
— И где на этот раз я прокололся? — с виноватым видом поинтересовался Паков. — Не подскажете?
— Отчего же, — сухо и без тени дружелюбия начал Андрей. — Итак, первое: ваша трактовка понятия «антимир» вопиюще дилетантская. Под этим термином вообще-то принято понимать гипотетическое место во вселенной, где сконцентрировано так называемое антивещество, а не какая-то другая вселенная с иной физикой. Сомневаюсь, чтобы под такое безграмотное толкование научного термина кто-то создал бы отдел, выделил финансирование и все такое прочее. Второе: если так называемый отдел «А» до того боится утечек, что скрывает свое существование даже от коллег из других отделов… то почему он решился открыться Радомилову? Простому полковнику полиции, который якобы должен был вас прикрывать. Полковник узнал — и вот она, утечка. Можно кусать локти и вопить от ужаса. Слышали пословицу: «Знает один, знает и свинья»? И третье: напрасно вы проговорились. Ну, насчет лозы. Коллега из отдела «Л» (что значит «легальность») обмолвился мне как-то, что в разработке у них числится некий тип по кличке Лозоходец, которого подозревают в мошенничестве, а также в незаконной торговле и финансовых операциях.
— Ну, прямо унизили меня, — вздохнул Паков, а лицо его, простодушное, омрачилось выражением чуть ли не детской обиды. — Такому уникальному в своем роде… хм, специалисту — и такие заурядные обвинения. Еще бы в угоне аэромобилей меня заподозрили, чес-слово.
На это Кожин только плечами пожал, не опуская ствола. За что мол, купил, за то и продаю. Не виноват.
— А хотите, — осторожным, даже вкрадчивым тоном предложил Лозоходец, — я тоже объясню вам ваши ошибки… пан агент? Ну, типа услуга за услугу?
И, не дожидаясь ответа, выпалил с металлом в голосе:
— Зря вы не прикончили меня раньше. Могли ведь хотя бы с лестницы столкнуть. И уж совсем зря забыли о моем… преимуществе!
С этими словами Паков резким движением нацелил фонарь в лицо Андрею. Тот зажмурился, ослепленный ярким светом — особенно ярким в подземной темноте. И попробовал заслонить глаза свободной рукой.
В следующий миг ударом ноги Лозоходец выбил пистолет из руки Кожина. Отлетев прочь, оружие скрылось в темноте.
Однако выстрелить в упор Паков уже не успел. Кожин метнулся следом за потерянным оружием, уходя из-под луча фонаря. Так что первый выстрел Лозоходца пропал втуне — пуля улетела в темноту.
Уходя от следующего выстрела, Андрей завернул за винтовую лестницу. Пуля Пакова ударила об одну из ступенек, высекая крохотную искорку.
И лишь третий выстрел достиг цели. В свете фонаря Лозоходец видел, как Кожин скорчился у лестницы, держась руками за живот. Как будто мог остановить ладонями кровь или удержать внутри себя собственные внутренности.
— Это тебе за «мальчика», — мрачно проговорил Паков, вспоминая разговор в доме с мумией.
Лозоходец уже начал обходить вокруг лестницы, намереваясь добить проклятущего агента — он привык завершать расправу выстрелом в голову — когда в голове его собственной зазвучал внутренний голос… оказавшийся, похоже, вовсе не внутренним.
«Остановись! Не трать время! Этот человек обречен и больше не опасен для тебя».
— Кто это говорит? — вслух спросил Лозоходец, про себя разговаривать не привыкший.
«Золотой Шар», — отозвалось в его голове, и Паков с ходу понял, что именно так, с обеих заглавных букв, надлежит писать название этого артефакта.
Лозоходец резко повернулся в сторону находки. Шар был на прежнем месте. Все также вращался, вися в воздухе, и поблескивая в свете фонаря.
«Подойди ближе, — попросил Шар, — положи на меня обе ладони. Мне нужно установить контакт с новым хозяином».
— Хозяином? — не понял Паков, но к Шару все-таки подошел.
«Конечно, — отвечал голос в голове. — Ты нашел меня, и поэтому я принадлежу тебе… больше никому».
— Увы, — Лозоходец вздохнул. — Я нахожу артефакты не для себя. На продажу. Причем насчет тебя я вообще-то не знаю… что ты умеешь, кроме как в моей голове разговаривать. И чем можешь быть полезен.
«Что умею? — переспросил Золотой Шар, и сам же себе ответил. — Да все! Любое твое желание, новый хозяин. И теперь, когда у тебя есть я, тебе не придется больше рисковать свободой и жизнью ради циферок на банковских счетах. Стоит тебе только пожелать…»