Которые всегда узнают о новых — глубоко скрытых от внешнего взгляда и радикально меняющих их жизнь — интересах своих детей последними.
Глава 9. Аффидевит сына Светы
По мере взросления присущая исполинам чрезвычайная изощренность в способах достижения поставленных ими перед собой целей и ожесточенное непризнание каких бы то ни было авторитетов многократно возрастает. В значительной степени этому способствует вполне оправданная в человеческом обществе тенденция к постепенному высвобождению детей из-под постоянной опеки их родителей и им навыков общения с более широким кругом других, зачастую более требовательных, людей. В случае исполинов, однако, такая направленность в воспитании приводит к крушению даже тех слабых барьеров, которые в их младенчестве хоть в какой-то степени сдерживали их анархическую натуру.
В результате, постоянно держать их под надежным контролем не удается даже их небесным родителям, необходимую осмотрительность которых в период пребывания на земле исполины воспринимают как ограничение своих исконных прав и свобод. И, поскольку результаты всех проведенных до сих пор исследований однозначно указывают на тот факт, что исполины неизменно наследуют от другого своего родителя присущее истинным обитателям земли коварство, они с настораживающей легкостью идут на обман, усыпляя бдительность своего непосредственного попечителя и используя тех попавших в сферу их влияния посланцев небесного сообщества, которые не несут за них прямой ответственности.
Что же касается окружающих их людей, то, осознав в самом юном возрасте свое превосходство над ними, исполины не испытывают ни малейших колебаний при необходимости воспользоваться им для привлечения на свою сторону отдельных их представителей в качестве своих агентов в человеческой среде или маскировочного заслона от своих небесных родителей. Особо следует отметить высочайшую виртуозность их управления людьми: попав под их влияние, последние демонстрируют непреходящую преданность им, что самым драматическим образом снижает вероятность как максимально раннего обнаружения симптомов подрывной деятельности исполинов, так и успешного эволюционного развития вышеупомянутых человеческих личностей.
(Из отчета ангела-наблюдателя)
Вообще-то, планировалось, чтобы эту часть написал мой Олег. Он в то время чаще всех нас с Игорем и Дарой виделся и не просто виделся, а оказался поверенным всех их тайн. Они как раз входили в тот возраст, когда дети перестают чувствовать себя исключительно частью своей семьи и пытаются создать себе свою собственную, отдельную от нее, часть жизни. Олег же, будучи старше их на четыре года, с одной стороны, этой стадией уже насытился, а с другой — еще не успел уйти от нее так далеко, чтобы относиться к ней с пренебрежением взрослого.
Именно поэтому, я думаю, он оказался для них идеальной аудиторией, перед которой они смогли развивать свои теории в отношении тех загадок, на которые они с какого-то момента стали обращать пристальное внимание. Они с готовностью выкладывали ему на рассмотрение все свои фантазии, не боясь, что он отмахнется от них, как от детского лепета, но и, одновременно, надеясь, что он оценит их более трезвым и опытным взглядом — что, естественно, чрезвычайно льстило его самолюбию.
Оттого-то мы с Мариной совершенно не ожидали, что он категорически и наотрез откажется изложить свои воспоминания о том времени на бумаге. Решительно заявив, что если нас интересует, о чем тогда думали Игорь с Дарой, то к ним нам и следует обратиться. И сколько я ему не объясняла, что, находясь в самом центре событий, они просто не смогут изобразить их объективно, он уперся, как баран — не буду за их спиной сплетничать, и все тут.
Не помогло даже то, что я Марину на него напрямую напустила. Выслушав ее, он прищурился и отчеканил, что если мы столько лет друг друга перед Игорем и Дарой покрывали, то не имеем никакого права требовать от него, чтобы он их секреты по первому свистку выбалтывал — еще и на бумаге. Я, честно говоря, растерялась, но Марину врасплох застать у него еще нос не дорос — она в ответ тоже прищурилась, но куда более впечатляюще, и вкрадчиво (лично у меня мороз по коже пошел) заметила, что эта история, в частности, и для них пишется. И исключительно сторонними наблюдателями, чтобы воссоздать наиболее объемную и панорамную картину произошедших событий. И если поступки их родителей изображаются со стороны, то будет только справедливо поступить точно также и с описанием их действий.
Окончательно Олег не сдался — он хоть уже и не ребенок, но признать чьи-то аргументы неоспоримыми для него все еще равносильно полной капитуляции. В конечном итоге, мы сошлись на промежуточном варианте: он расскажет мне все, что помнит, а я потом изложу его слова в хронологическом порядке. Чтобы он не передумал, я в тот же вечер и выудила из него первую порцию и даже пометки делать по ходу не стала, чтобы не сбивать его с нужного настроения — уж не знаю, как все и запомнила!
Понадобился нам с ним не один такой вечер, конечно, да и у меня потом, когда я его воспоминания на бумагу переносила, вопросы возникали, но он упрямо придерживался буквы нашей договоренности — только те события, которым он был свидетелем и которые хорошо помнит, и никаких домыслов и толкований. Поэтому, когда в его рассказе встречались какие-то скачки во времени и логические нестыковки, пришлось мне самой пытаться увязать их в некую единую картину — а значит, все предположения и объяснения здесь принадлежат исключительно мне.
В колледж Олег пошел одновременно с Игорем и Дарой, но только они — в первый класс, а он — сразу же в пятый, в среднюю школу. Которая отличалась от начальной ничуть не меньше, чем та от садика — поэтому, несмотря на все мои обещания Татьяне, что Олег присмотрит за ними, в первые годы учебы никакого особого общения между ними не было.
Когда родилась Дара и мы сообщили Олегу, что она будет ему почти сестрой, он отнесся к ней с большим интересом. Но вскоре появился на свет Игорь, и они с Дарой сразу же, как это часто бывает у одногодков, сошлись характерами — и дружба их с каждым годом становилась все крепче. У Олега временами случались вспышки ревности, но не настолько сильные, как если бы Дара действительно была полноправным членом нашей семьи, а вскоре он вообще начал нарочито тяготиться обществом малышни и откровенно предпочитать ему компанию взрослых, в особенности, отца.
Затем, когда Игорь с Дарой пошли ко мне в садик, а Олег — в школу при нем, он большую часть времени после уроков проводил у меня, чтобы сделать уроки, и, таким образом, начал видеться с ними практически ежедневно. Особого его внимания они все также не удостаивались, поскольку легко довольствовались своим собственным обществом, но временами он вступался за них, одергивая тех детей, которые пытались их обидеть — я думаю, такие случаи давали ему возможность ощутить свою взрослость. Но с переходом в колледж ему снова стало не до них, пришлось завоевывать свое место в нем — с трудом, поскольку школа при садике, как выяснилось, не шла ни в какое сравнение с обычной в отношении опыта социальной жизни.
Даже учиться в том колледже Олегу оказалось совсем не просто — никаких выдающихся способностей ни по одному предмету у него никогда не было, и всех своих неплохих, в целом, отметок он добивался, как всякий середнячок, упорством и старанием. Не выделялся он ни талантами для участия во внешкольной жизни, ни силой или умением для того, чтобы блистать спортивными достижениями, ни притягательной внешностью, ни магнетизмом в общении. Поэтому у себя в классе он был почти невидимкой, не пользуясь ни авторитетом у мальчишек, ни популярностью у девчонок — и даже не задумывался об этом. Пока в среднюю школу не перешли Игорь с Дарой.
Для начала их пути вновь пересеклись территориально — младшая школа в колледже располагается в отдельном крыле и даже имеет свою столовую, спортзал и малый стадион, поэтому, будучи в ней, Игорь с Дарой даже не видели Олега. Но, оказавшись вместе с ним в средней, они начали постоянно, переходя из одного кабинета в другой, встречаться на переменах. Игорь с Дарой всякий раз с восторгом бросались к нему, преданно глядя на него снизу вверх — он к тому времени уже меня на полголовы перерос.
Его одноклассники вдруг с удивлением обнаружили, что у него есть младшие не то родственники, не то друзья-поклонники, для которых он является явным авторитетом. И пользуется он этим авторитетом не просто у какой-то мелюзги — Дара с Игорем к тому времени уже прочно заняли место местных знаменитостей, набросив и на него сияющий покров своей славы. Не говоря уже о выдающейся красоте Дары, которая каким-то чудесным образом обошла стадию неуклюжести девочки-подростка и как-то сразу превратилась из прелестного ребенка в очаровательную девушку, при одном взгляде на которую отваливалась челюсть не у одного парня существенно старше ее.
Не обзаведясь никакими прочными связями среди своих сверстников, Олег просто не мог устоять перед шансом приобщения к этой непревзойденной паре, выступив в роли их старшего брата и покровителя. Тем более что у них вдруг обнаружилась масса общих интересов — по уровню знаний Дара с Игорем нередко превосходили Олега и с удовольствием, в отличие от его одноклассников, делились ими с ним, не глядя на него, как на непроходимого тупицу.
Началось с французского. Олег пришел в колледж в пятом классе, в котором начиналось изучение второго иностранного языка, и мы выбрали, конечно, французский — с ним я ему хоть немного помочь могла. Но практики такой, как у Татьяны, у меня в нем никогда не было, а в садике мне вообще один только английский нужен был, и очень скоро запасы моих знаний исчерпались. Оставшись один на один с новым языком, которому в колледже уделялось отнюдь не столько внимания, как основному, Олег и в нем оказался на самом среднем уровне.
Игорь же с Дарой, прозанимавшись с Татьяной целый год до школы, и на курсах сразу попали в группу более старших детей, и затем пару уровней перескочили — так, что к началу своей средней школы занимались практически с одногодками Олега и ни в чем им не уступали. Однажды, проводив их на занятие, Олег из чистого любопытства напросился на него и вышел оттуда под большим впечатлением от атмосферы, радикально отличающейся от привычных ему школьных уроков. После чего он сообщил нам с Сергеем, что хотел бы улучшить свои знания французского, против чего мы, естественно, не возражали.
С бассейном вышло примерно также. Физкультуру Олег у нас никогда не любил, даже от обычного футбола-волейбола всегда увиливал — не было в нем ни состязательного, ни командного духа, да и типичные для мальчишек в игре грубоватые манеры он крайне болезненно переносил. Поэтому на плаванье его не любопытство привело — Игорь с Дарой его туда почти силком затащили. Но, увидев, что там ни от кого не требуют ни сдачи нормативов, ни ежедневного улучшения своих результатов, он и в бассейн записался — благо, в одно и то же время с группой Игоря и Дары и более старшие ребята занимались. И нужно сказать, что в отсутствие насмешек сверстников и разочарованных гримас тренера, он вдруг и в спорте оказался совсем не плох.
Так и получилось, что постепенно он проводил с Игорем и Дарой все больше и больше времени. Если Анатолию случалось задержаться на работе, они втроем или гуляли где-нибудь возле центра детского развития, или — если холодно было — дожидались его в кафе на первом этаже. Иногда он и на репетиции в театральную студию с ними ходил — большей частью в зале сидел, временами с Игорем, наблюдая за действиями актеров и обсуждая с ним естественность их жестов и мимики. Судя по тому, что вскоре он вдруг начал и за нашими с Сергеем движениями пристально следить, похоже, именно в то время он и начал увлекаться этой своей кинесикой.
А вот на занятия в художественную студию он с ними ходить не стал — по крайней мере, больше одного или двух раз. Сказал, что ему там делать нечего — они все с головой в свое творчество уходили, а через плечо заглядывать как-то неудобно было. Я, правда, думаю, что там, скорее, учитель посторонних у себя на занятиях не жаловал. Поскольку рисунки Игоря и Дары Олег рассматривал с интересом (уж рассказывал о них точно нередко!), я думаю, именно он и предложил им попробовать себя в совершенно новом направлении — в иллюстрациях к любимым книгам.
На самом деле, я практически уверена, что, возобновив знакомство на уже независимом от взрослых уровне, по-настоящему сдружились они как раз на основе чтения. Когда мой Олег пришел в колледж, он попал в сплоченный коллектив, в котором симпатии и антипатии уже давно установились. Самому чем-то выделиться ему тоже не удалось, и ни одна из компаний его одноклассников не стремилась заполучить его в свои ряды — так он ни с кем особо близко и не сошелся. Поэтому, общаясь со сверстниками только в школе и только по необходимости, дома он предпочитал читать.
И вот, что интересно — несмотря на то, что книги он просто проглатывал, на уроках литературы он тоже никогда не блистал. Книги, необходимые по программе, он по диагонали пробегал — лишь бы к уроку в целом подготовиться, а по-настоящему читать предпочитал если и классику, то жанров, отнюдь не одобренных Министерством образования. К тому времени он уже прошел стадию увлечения и приключенческими романами, и научной фантастикой и по уши ушел в детективы — причем, в такие, где преступления раскрывают не по отпечаткам пальцев и анализу оброненной волосинки, а по неожиданному движению глаз или не вовремя дрогнувшим пальцам.
Игорь с Дарой тоже читали давно и много — это я уже в конце их пребывания у меня в садике заметила. Но от детских сказок они плавно перешли к фентези, и на ней же надолго и остановились — благо, там можно было найти что-то и романтически-возвышенное для Дары, и созидательно-героическое для Игоря. Олег, правда, говорит, что их обоих всегда больше интересовала возможность управления собой и окружающим миром с помощью силы воли, но я думаю, что это он их нынешние настроения на детские годы спроецировал.
Обнаружив однажды, что их, всех троих, объединяет общее увлечение, они с тех пор, разумеется, в основном, о книгах и говорили. И боюсь, что именно Олег — с его восторженными дифирамбами наблюдательности и дедуктивному методу — подтолкнул мысли Дары в направлении, которое чуть не увело ее от всех нас. Тем более, что слова Олега, как выяснилось, упали на уже взрыхленную сомнениями почву.
Дара всегда была очень красивой девочкой. Чего не мог не заметить ни один из встретившихся ей людей, и что все они, как один, отмечали. Как правило, вслух и нередко в ее присутствии. И поскольку такие комплименты в ее адрес говорящие поначалу высказывали Гале с Тошей, Дара вскоре начала обращать внимание на нотку удивления, сквозящую в них. И задумываться над тем, откуда взялось это удивление. И приглядываясь к родителям — скорее похожим друг на друга, чем на нее.
А когда у Гали с Тошей родилась Аленка, которая с каждым годом все больше походила на отца, сомнения Дары получили новый толчок. Уже к средней школе она, как выяснилось, четко осознала свою непохожесть на остальных членов своей семьи и задалась целью выяснить ее причины. И в немалой степени этому поспособствовало редкое умение Игоря чувствовать любую напряженность и недосказанность в отношениях между людьми.
К стыду своему признаюсь, я только сейчас, после рассказа Олега, начала понимать, сколь много видели эти дети из того, что происходило между нами, взрослыми — о чем мы, с одной стороны, не желали говорить напрямик, и не смогли, с другой, надежно похоронить в себе. Они, словно каким-то шестым чувством, уловили все наши подводные камни и течения — и с далеко не детской чуткостью поняли, что говорить о них прямо нельзя. Страшно себе представить, сколько времени они обходными путями, исподволь искали ответы на интересующие их вопросы — а мы, по крайней мере, я, ничего не замечали, упорно списывая озабоченность друг друга на особые черты характера. И нечего удивляться, что оставленные один на один со своими размышлениями, наши дети делали из них вообще ни в какие ворота не лезущие выводы.
Начав оглядываться по сторонам, они, разумеется, в первую очередь сосредоточились на своих семьях. Мы с их родителями столько лет дружили, что все особенности наших отношений стали уже их неотъемлемой частью. Мы на них и внимания не обращали, добродушно посмеиваясь по привычке над решительной прямолинейностью Марины, задумчивой молчаливостью Татьяны, театральным отчаянием Сергея, когда мы втроем брались за него. А впоследствии и над покровительственным отношением Анатолия к его младшему другу Тоше, и над постоянным стремлением того к роли самостоятельного и ответственного отца семейства, и над неизменным пикированием между Мариной и Анатолием, который с первой встречи возникшую неприязнь к ней и на все ее окружение с готовностью перенес.