Домик оказался небольшим, рассчитанным явно на одного. Поэтому кухня нашлась быстро. Расположенная рядом со спальней, она вмещала в себя и маленькую столовую, и холодильный шкаф. Все это мозг анализировал, пока руки доставали большую железную кружку и прихватывали огни-камень из печи.
Потом добежать до комнаты и трясущимися руками сложить это все рядом с флаконами.
— Эмма! — окрик профессора подействовал лучше любой пощечины. Видимо сил он все же набирался, но я очень боялась, что скоро его скрутит еще один приступ, и что тогда делать мне? — Эмма, успокойтесь. Все нормально, не стоит так паниковать.
Медленно и неуклюже он повернулся на бок и приподнялся на локте. Весь бледный, с испариной на лбу и лихорадочно блестящими глазами, он казался беззащитным, а местами даже милым, по сравнению с тем сатрапом, что терроризировал меня на каждом уроке в академии.
Он одобрительно оглядел все, что я принесла, и начал командовать, вновь становясь тем самодуром, которого я так прекрасно знаю.
— Так, это вы правильно сделали, что принесли огни-камень, часть состава и вправду надо будет подогреть, но вот железная кружка тут не к месту. Если сиреневая жидкость вступит в реакцию с железом, то препарат перестанет действовать. Поэтому посмотрите, вон в том шкафу должны быть фужеры.
И взгляд на указанный шкаф. Без споров и промедления полезла в шкаф, точнее в бар. Тут было очень много разного алкоголя, а главное — все очень дорогое. Я-то знаю, у меня отец — тот еще ценитель редких и дорогих напитков. И да, среди всего этого благородного собрания обнаружилось два хрустальных пузатых бокала без ножки. На всякий случай прихватив оба, вернулась обратно к постели. Профессор кивнул, немного при этом поморщившись, все же ему было очень плохо, хоть и держался он молодцом.
— Вы молодец, Эмма. Теперь в один бокал налейте весь флакон сиреневой жидкости и поставьте на огни-камень подогреваться.
— Профессор, а хрусталь из-за таких манипуляций не треснет? — скептически посмотрела на бокал, который поставила на тумбочку, пока открывала флакон.
— Не должен, я их зачаровал, но, если все же беспокоитесь, положите огни-камень под железную кружку и в саму кружку опустите и бокал с жидкостью.
Сказано — сделано. Теперь нужно было аккуратно рассчитать силу так, чтобы при активации камень не загорелся, а спокойно тлел, как уголек. С этим у меня всегда была проблема на практических занятиях, а просить о таком профессора я не могу. Собрав всю волю в кулак и зажмурившись покрепче, направила поток силы к кружке.
Фух, хоть в этот раз не взорвалось.
— Только не говорите, что из-за вас я мог сейчас погибнуть долгой и мучительной смертью! — прошипел профессор, злобно сужая глаза. Но я не обратила внимания. У меня было еще одно задание.
— Профессор, успокоительное с обезболивающим у вас вот в этих флаконах? — продемонстрировала я искомое. Больной кивнул. — Их нужно будет смешать с той жидкостью в бокале? Я правильно вас поняла?
И снова кивок.
— Только учтите, Эммина, — мое имя было произнесено так, словно он уже тысячу раз пожалел, что именно я оказалась его спасительницей. Ничего, мы и не такое видели, и не таких раскалывали. — Не более десяти капель обезболивающего и семи капель успокоительного. Если вы случайно перепутаете или ошибетесь в дозировке, буду к вам во снах приходить и экзаменовать вас по ядам до конца ваших…
А потом он откинулся на подушки и застонал. Это выглядело жутко. Взрослый, здоровый мужчина, без видимых повреждений, лежит в постели, натянутый как струна, и тихонечко постанывает сквозь зубы, зажмурив глаза.
Пока длился момент агонии, из бокала начал доноситься сладковато-приторный запах… Даже трудно определить, чего именно. По идее, нужно было что-то делать дальше, но я сидела и смотрела то на профессора, то на бокал, в котором смешались семь капель успокоительного с десятью каплями обезболивающего.
Но мне помог сам профессор.
— Сейчас… — сквозь зубы, — перелить жидкость в…. Ыыынн… бокал с успок…оительным.
Заранее используя легкое заклинание стазиса, а точнее заморозки, лишила всю свою правую руку чувств. Осторожно вытащив бокал из кружки, перелила его содержимое во второй бокал. После чего аккуратно взболтала получившуюся жидкость болотистого цвета и с сомнением поглядела на профессора. Агония все не кончалась. А я была уверена, что выпить это все ему желательно сейчас. Но как его заставить? Стиснутые зубы, все тело дугой — на него смотреть-то было больно, а как в него что-то заливать?
И, по-моему, был единственно возможный вариант. Забравшись на постель и оседлав профессора, я залила себе в рот всю жидкость, а потом, схватив и зафиксировав лицо профессора ладонями, склонилась и впилась в его губы, заставляя разомкнуть сведшие в судороге челюсти, а как только мне это удалось, все зелье перекочевало в рот профессора.
Глупо, наверное, так думать, да и неромантично совсем, но мы же с ним тут практически целуемся. Это была необходимая мера, и как только профессор проглотил лекарство, я тут же слезла с него, поправила кофточку, подтянула теплые штаны, и только после этого взглянула на своего пациента.
А пациент, тем временем, кажется спал. Немного испугавшись, что это мог быть совсем не сон, и что я что-то перепутала в дозировке, я почти что залезла на него вновь, но тут он вздохнул облегченно, а после дыхание выровнялось и стало спокойным и размеренным.
Неужели так сразу подействовало лекарство? Очень хочется в это верить. Собрав посуду и отключив огне-камень, отнесла все на кухню, а по дороге обратно зашла в гостиную, и, увидев, который час, поняла, что проблемы мои только начались.
На часах было начало девятого, я сейчас должна быть дома. Поэтому, в той же гостиной найдя чистый лист, написала записку, оставила ее у кровати, и побежала выполнять сестринский долг.
Нет, я, конечно, собиралась вернуться, как только смогу, но вдруг профессор очнется раньше?
Бегом через лес, через выжженный круг. И тут меня осенило.
Ведь если профессор дрался вместе с остальными боевиками, они не могли не заметить, что с ним что-то не так. Так? Значит, они должны были его либо сами дотащить до медблока, либо потребовать, чтобы кто-то из врачей зашел и проведал профессора, раз тому нездоровится. Я пришла к профессору в шестом часу утра. Битва с монстрами состоялась примерно в полночь. И даже если профессор скрылся с дороги монстров раньше, чем патрульная группа появилась, по протоколу кто-то должен был зайти к профессору, чтобы поинтересоваться, все ли с тем в порядке. А ведь если бы я не пришла сейчас утром, то профессора убило бы не отравление, а обморожение, или и то, и другое. Неужели он столько часов мучился, лежа на полу спальни? Скорее всего, боли шли с нарастающей интенсивностью и периодичностью. И то, что застала я, было почти критической стадией. Тогда неудивительно, что он на меня рычал и оскорблял. Когда человеку плохо, он и не на такое способен.
[GS1]
Глава 2
Дорога от дома профессора до своего, показалась уже привычной. А как только я вошла, на меня налетел маленький ураган.
— Эми! Эми дома! — Маленькие ручки обвились вокруг меня насколько это возможно, а румяное личико уткнулось в живот. — Эми, я проснулся, а дома никого, ни тебя, ни мамы с папой. Я уже испугался что ты как они, ушла на работу. Где ты была? — Вопрошал братик разговаривая в мой живот, и бубнеж его можно было разобрать только потому, что он так поступал не впервые.
— Акари, что мы говорили, про разговоры в мой живот? — Не обнять это маленькое светлое чудо не получалось, да и ругать его порой было просто невозможно, что бы он ни натворил. Стоило только взглянуть в его ангельские глаза, как я тут же ему прощала любые шалости.
Пока я раздевалась, и мы вдвоем шли на кухню, мой шестилетний брат, рассказывал о том, чем же он таким интересным занимался в наше отсутствие. И как он «вот вообще» ни капельки не испугался.
— Я знал что ты все равно придешь. Не бросишь меня. Поэтому я сидел в библиотеке и читал. Вот сидел и читал, хотя есть хотелось очень.
Ну предположим что правдой это было только на половину, ведь как я зашла на кухню, то сразу приметила и черепки от посуды задвинутые под тумбочку, и разлитое молоко…
— Таааак…. А теперь давай-ка братик честно. Ты не поранился? — И вроде и вид грозный, и руки в бока уперла, а этот сорванец, стоит, ножкой шаркает, и мииило так, счастливо, улыбается.
— Пальчик чуть-чуть порезал. Но использовал то заклинание которому ты меня учила, и вот. — Мне демонстрируют здоровый большой палец. — Видишь? Уже ничего нет.
Хорошо, что я его не учила огни-камнем пользоваться, а то ведь могла вернуться и на пепелище. Покачав головой, принялась готовить завтрак.
Большая порция омлета, на троих, запеченное вчера мясо, и шарлотка, которую я могла делать уже и с закрытыми глазами.
Брат довольно притоптывал рядом, то пытаясь помочь разбить яйца для омлета, то хватая нож, чтоб нарезать хлеб, еле успевала отбирать у него все колюще режущее. Но все равно, каждая готовка с ним приносила радости намного больше чем неприятностей. В эти минуты я ощущала, что у меня есть семья, настоящая и любящая, и это при живых-то родителях под боком.
Все было готово достаточно быстро. Брат поел, и все поглядывал вопросительно на сковороду, в которой оставалась еще внушительная порция омлета, хотя я каждый раз готовила строго на двоих. Так же там же на плите варился куриный бульон. И вот его-то я ждала с нетерпением.
— Эмми, а для кого столько еды? Ты ведь никогда не готовишь для родителей. К нам что, кто-то приезжает, да? — Маленькие глазки пуговки смотрели на меня с серьезностью взрослого мужчины. Я не любила врать брату. Поэтому не собиралась этого делать и сейчас.
— Нет, солнышко, никто к нам не приедет, это уж скорее мы пойдем в гости, к дяде профессору. Он обучает меня ядам, но так получилось что ему самому сейчас очень плохо, а поухаживать за ним некому.
— Это тот злой дядя из-за которого ты плачешь иногда по вечерам, а потом сидишь ночами и переписываешь, и переписываешь, и переписываешь?
Потом не говорите, что дети ничего не видят и не замечают. Догадливости моего брата можно было только позавидовать. Да, в нашей с профессором практике случалось и не такое, да вот только я думала что никто этого не видел и не слышал, но у всего оказывается есть свидетели.
— Да это именно он… — ребенок уже набрал побольше воздуха в грудь, но я его остановила подняв руку и заговорив первая. — Но он так же сегодня ночью спас мне жизнь, при этом пострадав сам. Ему нужна моя помощь, понимаешь? И я надеюсь что ты пойдешь со мной и проследишь за тем чтоб твою сестру никто не обидел.
И это подействовало, протестов больше не поступало, и никто не собирался отговаривать меня идти к злому дяде. И все же…
— А я думал что тебя спас тот, другой, что на руках до дому донес и пригласил на свидание. — Невинно произнес ребенок облизывая вилку.
Свидание!!! А я и забыла. Я должна буду все успеть. Я точно успею.
— Он тоже меня спас, только немножко по-другому. Так, все, заканчивай разговоры и марш собираться, пока я убираю на кухне. А по дороге расскажешь почему не спал так поздно, и видел как меня донесли.
Ребенок вскочил с места, и побежал к себе переодеваться.
Я часто задумываюсь о том, что этот малыш ведет себя явно не по годам. Ему бы все еще коверкать некоторые слова, может в шутку, может чтоб казаться милее. Играть в игрушки, и беситься с ровесниками на улице, под присмотром мам и нянек. Но он был явно не таким. К своим шести годам, он прекрасно читал, писал и говорил. С книг со сказками мы перескочили на школьную программу, которую он усваивал быстрее чем кто либо мог себе представить. Порой я заставала его и за научными книгами. Он сидел пыхтел, ничего не понимая, но старался же.
Меня всегда беспокоит что детство этого ребенка проходит мимо него, а потом я вспоминаю себя. То как я в его возрасте могла приготовить пару блюд, вот ту же яичницу например. Сама бегала в булочную и убиралась по дому, и к сожалению игры сверстников проходили мимо, и были скучны. Зачем играть в то что ты итак делала каждый день, из-за того что родители вечно где-то пропадали, не удосуживаясь ребенку даже няню нанять.
Не знаю почему, но этот дом для меня был чужим с тех пор, как поступив в академию, я сюда въехала. Он мне казался холодным, нелюдимым и до ужаса неуютным, как бы я ни пыталась привнести в него хоть толику тепла. Вот и сейчас, хотелось побыстрее уйти. Не оставаться. Не находиться. Уж лучше в промозглом доме профессора, чем тут. Поэтому, собиралась я как можно быстрей, словно убегая из этой обители.
Брат, появился из комнаты ровно в тот момент когда все сумки были собранны. Тепло одетый, в правильно подобранной одежде, он держал в руках альбом и несколько карандашей.
— Как я понимаю мы туда не на пять минут? — Серьезно сказал мой маленький мужчина.
Мой единственный лучик света в это темном и беспросветном мире. Моя маленькая радость, и большая гордость. И ведь понял все. И что мы туда надолго, что у меня на него не будет времени, что нужно будет занять себя чем-то. Мой брат, это наверное единственное за что я благодарна родителям.
***
И вот, в очередной раз я направляюсь к дому профессора, а рядом идет очень серьезный ребенок, насупившийся из-за того что я не разрешила себе помочь. И сопит он маленьким ежиком ровно до того момента пока мы не доходим до места ночной битвы. Ребенок остановился как вкопанный одновременно с восторгом и страхом, разглядывая дело рук нескольких боевиков.
Семь боевиков… Пятеро прибежали сразу, один привел меня домой, и еще один отправился за подмогой. К моменту схватки тут должно было находиться более дюжины взрослых мужчин. Они должны были отгонять монстров друг от друга, так как если те вместе, то они почти непобедимы, а значит, вокруг должны быть поломанные ветки, потревоженные кусты, или хотя бы следы ног. Не считая более хаотичных следов борьбы.
Отпустив руку Акари, я начала обходить выжженный круг по диаметру, все присматриваясь к кустам и листве. И вот что странно, кроме следов моих и профессора, ничего больше не было. Даже те кусты в которые я влетела, были потревожены лишь мной, вон, даже клочок моего махрового халата на ветках, и волосы…
Куда же они тогда могли отправиться? А дошли ли сюда патрульные?
— Эмми, что-то не так? — Встревожено спросил братик.
— Хотела бы я знать Акари… Мне все кажется что здесь что-то неправильно, но не могу понять что, и это не дает мне покоя.
— Я бы сказал что с кругом что-то не так. — начал выражать свою мысль ребенок. — Он слишком ровный.
И я впервые внимательно пригляделась к самому контуру. Да, он был слишком идеальным, словно его нарисовали а не выжгли изнутри.
— Может они поставили сдерживающий силовой барьер? — пожала я плечами.
— Не барьер, а скорее купол. — Указал ребенок пальчиком вверх. — Смотри, даже обгоревшие ветки деревьев образуют купол.
Я пригляделась, и действительно, если отрешиться, то можно увидеть как темные кончики обугленных веточек создавали купол, и хоть я ни разу не видела как работают патрульные отряды, даже для меня это показалось странным. А ведь когда я бежала за помощью раздавался взрыв…
Вернувшись к брату, я стояла, задумавшись над тем что же я здесь вижу. Стояла, и ни одной мысли не приходило в голову, пакеты нагруженные едой, начали оттягивать руки, когда за них дернули.
— Пошли скорее, а то я уже замерз.
И действительно, нос ребенка стал красным, щечки порозовели, а сам он нетерпеливо притоптывал на месте. Что ж, мы продолжили путь, ведь до дома оставалось не так уж и много.
На этот раз, дом встретил теплом. Закрытая дверь и зажженный камин, исправно делали свое черное дело. Ребенок тут же умчался исследовать чужую обитель, а я направилась на кухню, нужно было выложить всю снедь, что мы взяли с собой, и поставить подогреваться бульон. Хозяин дома, мог быть уже в сознании или скоро должен был бы очнуться, и лучше, ему сразу чего-нибудь поесть. После стольких часов мучений, организм должен быть истощен.