– Платья – это такая скука, – возразила Козима и метнулась прочь.
А потом до Серафины донесся чей-то приглушенный шепот:
– Так вот что ты наденешь на церемонию? Не стоит так явно пытаться затмить принцессу.
Раздался низкий, гортанный смешок, и красивый насмешливый голос произнес:
– Мне и не нужно пытаться. Это же не соревнование. Он будет приносить обет верности лишь потому, что обязан, и все это знают. Ему на все это наплевать. И на нее тоже.
Слова ранили, как зубы акулы. Серафина взяла неверную ноту и сбилась. Она смотрела прямо перед собой, в слюдяную панель. В гладкой поверхности отражались две фрейлины принцессы, Лючия Волнеро и Бьянка ди Ремора. Они находились в дальнем углу комнаты, держали в руках эффектное платье и шептались. Красавицы не знали, что сводчатый потолок комнаты отлично отражает звуки: слова, произнесенные в одном конце комнаты, отчетливо слышны в противоположной ее части. Не знали фрейлины и о том, что отражаются в слюдяных панелях.
Между тем Бьянка продолжала:
– Зато все знают, что ты сама не прочь его заполучить. Лучше тебе отказаться от этой затеи!
– С чего бы? – возразила Лючия. – Дочь герцогини тоже выгодная партия, не находишь? Особенно дочь такой герцогини. Он определенно считает так же.
– Что ты имеешь в виду?
– Вчера мы оказались в одной компании, тайком выбрались из дворца и отправились в Лагуну.
Серафина не поверила своим ушам. Лагуна, воды вокруг человеческого города Венеция, находилась недалеко от Миромары, но русалкам запрещалось там бывать. Это было очень опасное место: похожее на лабиринт, темное и кишащее всякими опасными созданиями. А еще оно кишело людьми – самыми опасными существами в мире.
– Быть того не может! – воскликнула Бьянка.
– Еще как может. Мы устроили настоящие гонки, плавали с косяками рыб всю ночь. Маталийцы, я и еще несколько русалочек. Это было потрясающе, – закончила Лючия.
– А там произошло что-нибудь? Между тобой и принцем?
Лючия гадко усмехнулась.
– Ну, принц знает толк в скоростном плавании. Он умеет так стремительно двигаться и…
Бьянка хихикнула.
– И? И что же?
В комнату вплыли горничные, неся многочисленные платья, и ответ Лючии утонул в их болтовне.
У Серафины горели щеки; она уставилась в пол. В душе у нее бушевали обида и ярость. Ей хотелось бросить Лючии в лицо, что она слышала весь этот мерзкий разговор до последнего слова, но так и не двинулась с места. Она принцесса, не пристало ей опускаться до крика, бить хвостом и терять самообладание. Ну уж нет. Как частенько говаривала ее мать: «Тот, кто собирается приказывать другим, должен прежде научиться управлять собой». Обычно это случалось, когда Серафина жаловалась, что ей придется сидеть рядом со скучным послом на официальном приеме, или когда попадалась за фехтованием в Большом зале вместе с Дезидерио.
Она снова быстро взглянула на Лючию. От нее одни неприятности, почему она, Серафина, вынуждена терпеть здесь эту девицу? Впрочем, ответ известен: Лючия происходит из благородного рода Волнеро, такого же древнего и почти настолько же могущественного, как ее собственный. Из поколения в поколение герцогини Волнеро имели право находиться при дворе, а их дочери обладали привилегией становиться фрейлинами принцессы.
Лючия. Сапфировые глаза, серебристая чешуя хвоста, иссиня-черные волосы, красиво струящиеся по плечам. Серафина подумала, что, обладая такой внешностью, можно брать неверные ноты хоть каждые пять минут, и никто не обратит на это никакого внимания. Впрочем, фальшивит Лючия редко, и у нее потрясающий голос. Говорили даже, будто Волнеро ведут свой род от сирен.
Правда это или нет, Серафина не знала, зато она знала, что когда-то Порция, мать Лючии, очаровала дядю Серафины, Валерио. Порция и Валерио собирались пожениться, однако королева Артемезия – мать Валерио и Изабеллы – запретила им вступить в брак. В роду Волнеро встречались предатели, и королева не желала, чтобы ее сын женился на девице с запятнанной родословной.
Валерио в гневе покинул Лазурию и провел несколько лет в Царно, городе-крепости на западе Миромары. Порция вышла замуж за другого, ее супругом стал Сиянус Адаро, отец Лючии. Злые языки утверждали, будто она выбрала его только потому, что он был похож на Валерио красивым лицом, серебристой чешуей и черными волосами. Сиянус умер спустя всего год после рождения дочери. Валерио же так и не женился, посвятив всего себя службе на благо королевства.
«Порция научила Лючию всем своим секретам», – с завистью подумала Серафина. Она вздохнула, вспоминая, как ее собственная мать обучала ее правильно обращаться к министру иностранных дел Атлантики и объясняла, что Парламент можно созывать только во время сизигийного прилива, а никак не квадратурного[5]. Если бы только мать хоть раз, один-единственный раз научила ее чему-то девчачьему, например, какую актинию нужно поцеловать, чтобы губы стали объемными и блестящими, или как навести блеск на хвостовой плавник.
«Перестань, Серафина, – одернула себя принцесса. – Не обращай внимания на Лючию. Нила наверняка знает, плавал Махди в Лагуну или нет. Просто повторяй заклинание».
Она утешалась мыслью о том, что лучшая подруга скоро будет здесь. Один только взгляд на нее поможет Серафине выдержать это суровое испытание.
Принцесса выпрямилась, села ровно и снова попыталась сосредоточиться на заклинании.
– Ваше Высочество, могу я похвалить ваше платье? – протянул голос у нее за спиной. – Надеюсь, вы наденете его сегодня вечером.
Серафина посмотрела на слюдяную панель, в ней отразилась Лючия. Она улыбалась, как барракуда.
– Не надену, но все равно спасибо, – осторожно сказала Серафина.
Не похоже это на Лючию – вот так лезть с комплиментами.
– Какая жалость. Вам бы стоило это сделать. Оно такое простое и неизбитое. Контраст – прекрасное решение в подобных ситуациях, – пропела Лючия.
– Контраст? – озадаченно переспросила Серафина и обернулась к фрейлине.
– Ваш наряд. Это просто поразительный контраст.
Серафина оглядела свое платье – однотонное, нежно-голубое, сделанное из морского шелка. Ничего особенного. Она переоделась в него второпях, перед тем как выплыть в вестибюль.
– Мой наряд выдержан в одном цвете – голубом. Мы ведь в море, Лючия, так что мое платье ни с чем не контрастирует.
– Ха! Как это забавно, Ваше Высочество. Так мило, что вы шутите на эту тему. Я рада, что вас это не задевает. Не придавайте этому значения, парни есть парни. Уверена, он уже ее бросил.
В комнате вдруг сделалось очень тихо. Все прервали свои занятия и обратились в слух. Двор обожал жестокие забавы.
– О ком вы говорите, Лючия? Кто «он» и кого «он» бросил? – непонимающе спросила Серафина.
Лючия округлила глаза и прижала руку к груди.
– Вы не знаете? Какая же я глупая. Думала, вы знаете, то есть все же знают. Простите меня. Это ерунда. Я совершила ошибку. – Фрейлина начала отплывать назад.
Лючия ни за что не призналась бы в том, что совершила ошибку. Серафина сообразила, что может обмануть нахалку, может отплатить ей за все те гадости, которые та наговорила. И хотя внутренний голос подсказывал, что делать этого не стоит, принцесса не удержалась.
– Какую ошибку вы сделали, Лючия? – спросила принцесса.
Лючия остановилась и, всем своим видом изображая смущение, пробормотала:
– По правде говоря, Ваше Высочество, я предпочла бы промолчать.
– Нет, скажите мне.
– Если вы настаиваете, – промямлила фрейлина.
– Я настаиваю.
Как только эти слова сорвались с губ Серафины, она поняла, что совершила ошибку. Лючия повернулась к принцессе, вновь улыбаясь, как барракуда. С нее мигом слетело показное смущение.
– Я говорила о наследном принце и его подружке, – проговорила она. – Ну, о его нынешней подружке.
– Подружке? – повторила Серафина. Она с трудом могла дышать.
– Достаточно, Лючия! – прошипела Бьянка. – Ты заходишь слишком далеко!
– Бьянка, ты же не хочешь, чтобы я прекословила нашей принцессе? Ее Высочество желает, чтобы я все рассказала, – проворковала Лючия, не сводя с принцессы горящих азартом глаз. – Мне так жаль, что вы узнаете об этом от меня, Ваше Высочество, тем более что сегодня день вашего докими. Я пребывала в уверенности, что вам все известно, в противном случае никогда не решилась бы упомянуть такое. Я лишь хотела сделать вам комплимент, ведь ваш наряд так отличается от ее платья. Она ведь только внешностью и берет: блондинка, бирюзовая чешуя, кудри вьются, точно водоворот.
Лючия склонила голову, пряча взгляд победительницы. Серафина чувствовала себя униженной, но твердо решила этого не показывать. Она сама виновата: глупо угодила прямиком в расставленную Лючией ловушку и теперь должна как-то выплывать.
– Лючия, я так благодарна за то, что вы все мне рассказали, – улыбнулась принцесса. – Какое облегчение. Надеюсь, она хоть чему-то научит принца.
– Прошу прощения, Ваше Высочество?
– Послушайте, мы все знаем – это же не секрет, – что во время своего последнего визита наследный принц был увальнем и совершенно не умел обращаться с девушками, – пояснила Серафина.
– Так вы не расстроены?
– Вовсе нет! С чего мне расстраиваться? Я только надеюсь, что та русалка не тратила времени даром. Хоть бы она научила принца нескольким танцевальным движениям и правилам составления любовных каури. Кто-то же должен это сделать. Парни прямо как гиппокампы, вы не находите? Пока их не объездишь, никакого веселья. А теперь прошу меня извинить, мне действительно пора повторять заклинание.
Разочарованная Лючия развернулась на хвосте и поплыла прочь, а Серафина, натянуто улыбаясь, продолжила готовиться к докими. Эта сцена далась ей непросто, но никто не должен был этого заметить. Принцесса привыкла к обычаям двора, к его острым зубам и когтям и превосходно умела скрывать свои чувства.
А вот Сильвестр не умел.
Малиновый от злости осьминог поплыл следом за Лючией. Подобравшись к русалке поближе, он втянул в себя столько воды, сколько смог, и выстрелил ей в затылок мощной водяной струей. Высокая прическа фрейлины развалилась.
Лючия застыла как вкопанная, подняла руки к голове и, резко разворачиваясь, заверещала:
– Мои волосы!
– Сильвестр! – воскликнула охваченная ужасом Серафина. – Немедленно извинись!
Сильвестр изобразил притворное сожаление, а потом снова выстрелил в Лючию водяной струей – на этот раз в лицо.
– Ах ты, мелкая присоска! – заверещала фрейлина. – Аварус, взять его!
Ручная рыба-скорпион Лючии бросилась на осьминога. Сильвестр метнулся под столик, на котором стоял принесенный для Серафины поднос с завтраком. Аварус устремился следом. Сильвестр схватил водяное яблоко и метнул в Аваруса, но тот уклонился, кинулся в атаку и ужалил осьминога. Сильвестр взвыл, и несколько секунд спустя вестибюль Серафины заволокло мутным облаком темных чернил.
Серафина ничего не видела, зато слышала, как кашляют и пронзительно верещат ее фрейлины, с размаху врезаясь в столики, стулья и друг в друга. Когда чернильное облако наконец рассеялось, принцесса увидела, что Лючия и Бьянка стирают с лиц чернила, Джованна стряхивает чернила с волос, а Тавия грозится подвесить Сильвестра за щупальца.
А потом зазвучал новый голос, перекрывший все выкрики, величественный и наводящий страх:
– В прежние времена аристократов, докучавших членам королевской семьи, обезглавливали. Жаль, что мы отошли от этого обычая.
4
В голосе Талассы не было и намека на веселье.
Волшебница вплыла в вестибюль, сложив руки на внушительных размеров груди, рассекая воду сильными щупальцами. Ее седые волосы цвета неба во время урагана были уложены в элегантную прическу. Шею под затылком украшали похожие на розы красные анемоны. Довершали картину темно-красное платье и длинный черный плащ из раковин мидий. Волшебница щелкнула пальцами, и две каракатицы унесли плащ.
В комнате воцарилась тишина. Таласса, хранительница магии Миромары, была самой могущественной волшебницей в королевстве. В ее присутствии никто и никогда не отваживался плохо себя вести. Даже Изабелла сильнее выпрямляла спину, стоило Талассе появиться в комнате.
– Опять доставляешь неприятности, Лючия? – спросила наконец волшебница. – Ничего другого я от Волнеро и не ожидала. Ты помнишь, чего стоило дурное поведение твоему предку Калумнусу? Нет? Позволь, я тебе напомню: оно стоило ему головы, как и твоей двоюродной бабушке Ливилле. На твоем месте я бы следила за тем, что говоришь и делаешь.
Услышав напоминание о темных делишках своих предков, Лючия злобно сверкнула глазами. Калумнус пытался убить Мерроу, чтобы править вместо нее. Его поймали и обезглавили, а семью предателя отправили в ссылку. Две тысячи лет спустя Ливилла Волнеро попыталась собрать армию и напасть на Мерровингов. Ее тоже казнили. Хотя эти события произошли столетия назад, к Волнеро по-прежнему относились с подозрением, ибо репутация их оказалась запятнана.
– Что же до тебя, Бьянка, – продолжала Таласса, – ты истинная ди Ремора. Всегда следуешь за большой рыбой. Возможно, тебе надо бы задуматься, кому стоит хранить верность. Мерровинги – это и есть Миромара, и так будет всегда. Алитея это подтверждает. – Волшебница взмахнула унизанной тяжелыми перстнями рукой и приказала: – Вон, немедленно. Все вон, кроме принцессы.
Серафина знала: Таласса явилась, чтобы «погонять» ее по заклинанию. Ведь именно Таласса обучала принцессу.
– До твоего докими остается всего несколько часов. Что касается вчерашнего, та трель в пятом такте звучала совершенно неправильно. Она должна быть быстрой и яркой, как прыжок дельфина, а не тяжелой, точно китовая акула. У нас есть над чем поработать, – сказала Таласса.
– Да, магистра, – вздохнула Серафина.
– С самого начала, пожалуйста.
Серафина запела… и немедленно сбилась.
– Еще раз, – потребовала волшебница. – И на этот раз никаких ошибок. Заклинание должно продемонстрировать твою совершенную технику, а ты пока даже до «приемлемо» недотягиваешь!
Серафина начала снова. На этот раз получилось хорошо – она пропела сложную трель без ошибок. Принцесса быстро перевела взгляд со стены (на которой она выбрала точку, чтобы сосредоточиться на ней) на Талассу.
– Хорошо, хорошо, только перестань выплевывать слова, – проворчала волшебница. – Легато, легато, легато![6]
Серафина кивнула, показывая, что все поняла, и попыталась заставить свой голос звучать мягче, плавно переходя от фразы к фразе. Теперь она не просто пела, она сплетала высшее заклинание.
Заклинание Мерроу – если спеть его правильно – рассказывало слушателям о происхождении русалок. Как и все остальные принцессы до нее, Серафина должна была сотворить само заклинание и добавить несколько строк от себя, в которых следовало рассказать о жизни русалок после правления Мерроу. Она должна была спеть о своей роли в этой жизни и о своем обручении, использовав цвет, свет и движение. Чем лучше русалка владеет магией, тем ярче получается заклинание.
Принцесса как раз начала создавать образ Мерроу, как вдруг Таласса замахала руками и закричала:
– Нет, нет, нет! Стоп!
– Что такое? Что случилось? – спросила Серафина.
– Образы получаются слишком невыразительными. В них нет жизни!
– Я… я не понимаю, магистра. Я сделала ударение на каждой ноте. Я пропела ту фразу совершенно правильно.
– В том-то и дело, Серафина! Ты слишком сильно концентрируешься на правилах, на технике. У тебя всегда с этим проблемы. Мне нужны эмоции и страсть. Я жду волнения, а не спокойствия. Еще раз!
Серафина сделала глубокий вдох и продолжила петь с того места, где ее остановила Таласса. Принцесса пела, а волшебница кружила вокруг, понукая, требуя, придираясь то к одному, то к другому. Когда Серафина приступила к особо мудреной части заклинания, посвященной ее будущему мужу, Таласса подплыла ближе, быстро рассекая воду сильными щупальцами.