А потом словно что-то щелкнуло в голове. Не чувствуя ни страха, ни боли от ударов ногами, Ардус схватил с земли камень – треугольный ребристый и острый со всех сторон кусок скальника, – и с диким криком прыгнул на головореза.
Бросок вышел не таким удачным как хотелось, но сыграла внезапность. Бандит просто не ожидал что жертва попытается дать отпор, за что и поплатился. Удар пришел в висок. Головорез взвыл, схватился за окровавленную голову, упал на одно колено.
Но быстро пришел в себя, зарычал. Глаза его налились кровью. Ардус вдруг понял, что еще мгновение и его просто разорвут на части. Поэтому вновь атаковал первым. Неумело размахнулся, собираясь нанести второй удар. Но удара не получилось. Толстяк отклонился, камень пролетел в двух пальцах от подбородка головореза, задев острым краем тому лишь шею.
Бандит довольно улыбнулся. Попытался рассмеяться, но не смог – из горла вырвался только вороний клекот. А потом складки шеи разошлись, обнажая тонкую красную линию разреза. Острый скальник как лезвие рассек плоть, перебив артерию. Из раны фонтаном брызнула ярко алая кровь.
Парень так испугался, что едва успел погасить невольное желание подбежать к головорезу и помочь остановить кровь. Стоять! Тесак все еще находился в руке у бандита и выпускать он его не собирался. А дать еще отпор Ардус просто не сможет. Голову словно стянуло железным обручем. Вновь подкатила тошнота. Стало холодно и противно, словно наглотался слизней. Ноги едва не подкосились, потеряв всю прочность, разом одряхлев. Вдруг захотелось упасть и уснуть, откинув все. Проспать пару дней, а потом проснуться и понять, что это был всего лишь сон.
Но это был не сон. Ардус прекрасно это сейчас понимал.
На ране головореза вспучивались и с омерзительным чмоканьем лопались влажные липкие пузыри, кровь уже не хлестала. Бандит завалился на землю, удивлено посмотрел на парня, пытаясь что-то произнести, но лишь открыл и закрыл рот подобно рыбе. Потом дернулся, затих.
– Мать честная! Да ты убил его! – севшим голосом прошептал Куцый, схватившись за голову. – Ты чего наделал? Ты же убил его! – и словно осознавая смысл сказанных слов затряс головой. – Я не буду молчать – мне это ни к чему. Я не хочу на шахтах в Чернокрае всю оставшуюся жизнь уголь копать. Нет! Не дождешься! Я все расскажу, как было! Господин судья меня обязательно выслушает! Я расскажу ему как все было на самом деле! Что достопочтенный господин Гиафий хотел лишь только заглянуть внутрь телеги, как заносчивый юноша выхватил его оружие и прирезал как собаку! А я в этот время стоял далеко от телеги и не успел дать отпор. Просто не успел! Я ни в чем не виноват.
Слова испуганного старика подействовали на Ардуса как наркотик, что так любят шахтеры Чернокрая. Глаза застлал туман, в голове что-то вспыхнуло грязно-красным – то ли ненависть, то ли страх вперемешку с паникой. Еще до конца не осознавая, что он делает, парень подошел к старику, схватил трясущейся рукой за шиворот. Хотел закричать ему прямо в лицо чтобы тот не смел врать о случившемся и рассказал все как было на самом деле, но не смог произнести ни звука.
Старик не унимался и впал в истерику:
– Я все расскажу! Как было на самом деле! Мне нет резона на шахтах мучится. Это у тебя там отец надзирателем работает, тебе нечего боятся. А я не хочу дохнут! Не хочу быть покалеченным телегой. Мне моя шкура дорога. Все расскажу, как было. Пускать тебя судят. Ты молодой, тебя лет через двадцать отпустят, а я уже старый, мне спокойно свой век охота дожить!
Истерический трёп старика окончательно затмил разум Ардуса. Паника змей обвила горло, не давая опомниться. Рука, все это время державшая тесак, поднялась над головой.
– Что ты? – вытянулся в лице почтальон. – Что ты? А ну не дури! А то…
Договорит старик не успел. Тесак со свистом рассек воздух, с чавканьем глубоко вонзился в шею старика. Куцый взвизгнул, начал вырываться. Из раны хлестанула кровь, не так сильно, как у бандита, но хватило и этого чтобы обрызгать почтовый обоз. Куцый рванул в сторону, начал забираться в телегу, но быстро ослабел, обмяк, повиснув на борту. Лишь ноги его иногда трястись в предсмертных судорогах, от чего лошадь, все это время мирно стоявшая рядом, начала вздрагивать и фырчать.
Ардус выронил оружие, сделал шаг назад. Все поплыло, земля накренилась, резко вырвалась из-под ног. Потеряв сознание, парень упал на землю.
Глава 4
Метель кончилась также внезапно, как и началась. Задремавший Корке вдруг понял, что не слышит привычного заунывного воя и всё вокруг объяла покойная тишина. Даже стало страшно – не умер ли он, замерзнув в своем убежище? Подскочил и тут же повалился вниз. После долгого сидения ноги совсем затекли и теперь стали как соломенные. Боль тысячью жал прошлась до самых бедер. Старик сморщился, едва сдержав стон, начал растирать мышцы.
«Это даже хорошо, – подумал он. – Болит – значит еще живой, помучаюсь немного на этом свете. Только мёртвые ни на что не жалуются».
В ожидании конца метели ему приснился сон: его аул, и вновь он стоит напротив всех, уже связанный, с кляпом во рту и ничего не может поделать, только смотрит на людей и слушает, что они говорят.
– Это из-за тебя на наши земли обрушился Песочный Шай-Нтан и выжег все добротные пастбища. Это из-за тебя на наш аул пришлись все несчастья, бандиты и мародеры, утащившие половину скота и убившие наших мужей. Это из-за тебя на наши земли пришла Долгая Зима и джут.
– Так ведь он и есть джут!
– А ну бей его! В морду ему!
– Джут! Джут!
– Джут!
Корке протер лицо снегом, сгоняя дурной сон. Боль в ногах отпустила, значит можно идти дальше.
Выбраться из убежища с первого раза не получилась – много снега намело. Пришлось долго откапываться. Но когда он вылез из укрытия как медведь из своей берлоги, лицо приятно обдало теплотой. Спокойная погода продержится до вечера – понял старик. А потом… уж лучше ему добраться до зимовья, иначе никакие ухищрения и прятки в сугробы не помогут.
Старик прочитал знаки. Он умел их видеть и расшифровывать с раннего детства – отец научил, и эти знаки – поведение птиц, вид и высота плывущих облаков, колыхание верхушек деревьев, шепот ветра, – четко говорили об одном – вечером в мир явятся «ледяные змеи». Корке едва слышно выругался. До Волчьей Гривы десять часов пути, можно не успеть до заката. Да даже если и сложилось бы все иначе, и не ожидалось бы «ледяных змей», быть в ночном лесу одному, без хорошего оружия – последнее дело. Волки, будь они не ладны, нынче голодные и злые как никогда. Разорвут на части за считанные мгновения.
Надо поспешить. Есть тропы – старик знал их, – по которым можно срезать путь. Там небезопасно, но рискнуть стоит.
О «ледяных змеях» Корке узнал пару лет назад. Путники с других аулов рассказывали о загадочных и жутких явлениях, происходящих зимой в их селениях. Говорили о злых духах, похожих по своей форме на змей, приходящих после заката с холодами. Призраки не нападали на людей, и даже не двигались, просто расстилались по дороге словно аспиды, вылезшие погреться на солнце. Они и вид-то имели едва заметный, полупрозрачный, похожий на кусок подтаявшего льда. Но стоило прикоснуться к ним, как их яд мгновенно проникал в тело жертвы и умерщвлял, не оставляя даже шанса на спасение.
Корке едва ли поверил в эти россказни захмелевших путников, если бы и сам однажды в одной из вылазок в город не увидел полупрозрачный трепыхающийся у дороги тонкий шнурок. Впереди идущая лошадь, едва задев его, тут же вздыбилась и упала. Потом уже, когда животное умерло, Корке обнаружил, что та часть тела, которая прошла сквозь «ледяную змею», промерзла до самой кости.
Пробираться сквозь снежные заносы было тяжело, но Корке, несмотря на усталость и боль в ноге, шел вперед, не забывая поглядывать по сторонам – не видать ли вдали волков или еще каких неприятностей? Волков не было. Степь, до самого горизонта, пустовала. И даже ветер затих. Не хороший знак. Если нет в степи ветра, пусть самого слабого поветрия – жди беды. Это древний знак, знакомый каждому степняку. Сама природа предупреждает об опасности – затевается что-то недоброе.
Корке насторожился, как мог ускорил шаг, но идти по заметенному насту было тяжело. Не мудрено, что через некоторое время он, тяжело дыша, едва не теряя сознание, повалился от усталости в снег.
«Не загоняй себя, старик, – подумал старик, жуя снег. – Убежать от себя все равно не получится».
– От себя? Я не бегу от себя! – вдруг произнес он вслух. И рассмеялся тяжелым надрывным смехом. – Дожил – разговариваю сам с собой!
От себя. От себя, Корке. Ты бежишь от себя. Ты знал, что все так обернется. Знал, но боялся признаться в этом сам себе. Зачем народу немощный старый вожак, когда есть молодой, пышущий жаром и силой? За ним пойдут, пусть хоть на край бездны, и дальше. А за тобой уже нет, даже если этот путь единственный к спасению. Так устроены люди. Им нужна уверенность. А у тебя её нет. Растерял всю со смертью Агилы.
Корке схватил горсть снега и остервенело начал размазывать его по лицу и голове.
«Нет! Прочь мысли! Гнать взашей! Иначе пропаду! Надо идти вперед, не думая ни о чем. Позволить себе жить прошлым, все равно что прыгнуть в трясину – засосет и не заметишь. А нужна дорога, твердая и без ям. Неважно куда она приведет – конечной точки все равно нет. Важна сама дорога, если по ней приятно идти – значит это дорога твоего сердца».
Прежде чем исчезнуть, внутренний голос задал вопрос, который копьем пронзил Корке насквозь: та дорога, по которой ты сейчас идешь, является ли дорогой сердца?
Корке беззвучно заплакал. Воспоминания, так старательно забытые, припрятанные на самую дальнюю полку, вдруг с новой силой обрушились на него, царапаясь и раздирая едва зажившие раны.
За секунду до роковых последствий Корке понял ошибку, которую так беспечно допустил, но было уже слишком поздно.
Стрела вошла в плечо.
Старик дернулся, упал в снег. Попытался отползти, но от пронзительной нестерпимой боли в глазах потемнело, и он едва не потерял сознание.
Вновь свистнула стрела, но прошла мимо, со звоном вонзившись в ледяную глыбу.
«Держись!» – приказ он себе, с силой загоняя в легкие воздух. «Держись и не дергайся! В лежащего сложнее попасть. Да и к тому же меня закрывает сугроб»
Так он и сделал, притаился в снегу, с трудом заставил каменные мышцы расслабиться.
Стало чуток легче. Если лежать и не шевелиться, то вроде даже и боли нет, только ощущается как что-то теплое по плечу расползается и быстро остывает на холоде. Кровь.
Свистнула третья стрела, но ушла поверху.
«Вот тебе и поворот! Совсем ты, старик, одряхлел и мозг у тебя как простокваша стал! Не уследил охотника! Ошибка юнца. Какой позор! Какой позор! Не даром тебя погнали с аула!»
Плечо опять начало жечь, словно тысячи пчел вдруг разом ужалили его в одну точку. Вот ведь угораздило! Чуток левее – и можно читать поминальную молитву. А так есть шанс выкарабкаться. Только вот кровь надо остановить. Запах крови для многих здесь является сигналом выйти из спячки на охоту. А он слишком желанная добыча – ранен, но еще живой, мясо парное, не стылое, от такого обеда тепло долго в теле остается. Лакомый кусок.
«Старый я уже, какое там мясо? Жилы одни, да кости, не угрызёшь», – не весело подумал Корке и, скрипя зубами от боли, зажал ладонью рану. Стрела мешалась. Поэтому он решил обломать её. Едва не воя, перехватил удобнее стрежень и резким движением сломал. В глазах потемнело, а изо рта невольно вылетел стон.
По хрусту снега Корке понял, что охотник поменял позицию, затаился у дальнего холма. Будет терпеливо выжидать, когда жертва либо выйдет сама из своего укрытия, либо истечет кровью и умрет. Молод значит еще, не опытен. Не стал добивать наверняка, выбрал не самую лучшую тактику. Значит есть немного времени обдумать дальнейшие действия.
Корке умыл взмокшее лицо снегом, сделал глубокий вдох и перевернулся на живот. Боль пронзила руку, но старик, стиснув зубы, не проронил ни звука. Не шуметь. Оставить ложные метки, а самому уходить, на сколько хватит сил.
А на сколько их хватит? – возник резонный вопрос. В лучшем случае, если охотник его не заметит, удастся пройти до тех дальних торосов. Потом придется преодолевать их, а это, учитывая его раненую руку, будет весьма проблематично.
«А может, воспользоваться «хватом»?» – проскользнула вдруг шальная мысль.
«Нет! Ты же обещал людям и самому себе, что никогда не будешь использовать свой дар и свое проклятье. Или забыл, что случается, когда ты используешь его?»
Нет, он не забыл. Помнил, слишком хорошо все помнил, словно вчерашний день. Помнил испуганное лицо Баура, все испачканное в крови, помнил ободранные черные руки Сатха, помнил истошные крики Укарта. И помнил прежде всего глаза Агилы, смотрящие будто бы сквозь него, в небо, и остывающие. Помнил он и свою беспомощность, и злость на самого себя, что никак не может помочь своей жене. Он все помнил, слишком хорошо помнил. А так хотел забыть.
Со стороны Козьей Сопки раздался женский крик.
Корке встрепенулся, едва не подскочил на ноги. Но пронзающая плечо боль быстра привела его мысли в порядок. Старик ткнулся лицом в снег, глухо застонал. Что? Женский крик? Ты в своем уме? Откуда тут…
Крик повторился, уже отчетливей. Уже можно было различить отдельные слова. «Помогите» – было одним из них.
Здесь нет сел, на лиги вокруг – мертвое белое безмолвие. И лишь охотники, чей промысел охотиться на зверье, изредка заглядывают сюда. Но женщины.... не может этого быть.
– Помогите! Помогите!
Корке вновь дернулся, интуитивно, не отдавая себе даже отчета в этом.
«Стой!» – завопил в голове голос разума. – «Это галлюцинация. Еще одна ловушка».
Ловушка? Но чья? Охотника? Это что же получается, охотник – девушка? Верится с трудом.
Корке скривился, сплюнул густую слюну в снег. Кого же это там черти принесли?
«Беги!» – вновь ожил разум. – «Со всех ног беги. А девушка, что тебе с нее? Ты не охотник, человечиной не промышляешь, да и насчет остального поздновато уже».
А с ней что же станет? Пропадет ведь!
«Да и шут с ней! Тебе-то что с того? Сама ошиблась, пусть теперь и расплачивается сполна».
– Помогите!
Корке приподнялся на колени, отдышался, пережидая пока спадет первая волна боли.
«Как ты собрался ее спасать? Ведь даже оружия нет…»
Старик стиснул зубы, тряхнул головой, отбрасывая все мысли прочь. Они теперь ни к чему, могут только помещать. Выбор сделан – иди и действуй, думать будешь потом, когда все исполнишь.
Шаг. Два быстрых выдоха. Глубокий вдох. Еще шаг. Вдох. Выдох. Все, боли нет, она ушла на второй план. Потом она вернется с утроенной силой, но это будет потом. Теперь важно только одно. Шаг. Два быстрых выдоха. Вдох.
Корке точнее определил откуда доносится крик, учел место, где сидел охотник, выбрал оптимальный маршрут. В два прыжка добрался до точки откуда доносились крики о помощи. Уже в последний момент обратил внимание на путанные следы, ведущие с той стороны, где укрывался стреляющий.
– Меня потерял? – игриво спросил женский голос из-за спины. Корке хотел ответить, но приставленное к самому горлу лезвие меча к беседе не располагало. – А я вот тебя долго искала.
«Вот ведь попался как пацан! И ведь говорил же сам себе – ловушка! Глупости нет твоей предела, старик»
Корке шумно сглотнул, стараясь не напороться на лезвие, осторожно спросил:
– Кто ты?
– Я та, кто убьёт тебя. Считай смерть твоя.
– Почему ты хочешь убить меня?
– А сам как думаешь?
«Совсем еще молодая, – подумал старик, вслушиваясь в голос незнакомки. – Лет тринадцать, наверное. Ловко она меня подловила. Сначала с лука подбила, потом выманила в засаду».
– Не буду гадать, – устало ответил старик. – Если есть за что, то говори.
– Скажу, – ледяным голосом ответила девочка. – Но сначала повернись. Хочу видеть твои глаза, когда буду отрубать тебе голову.
Старик осторожно повернулся. Не пряча взгляда, разглядел стоящую перед ним. И вправду совсем юная особа. Милое еще детское личико с огромными сапфировыми глазами, срезанное слева длинной спадающей челкой черных как смоль волос. Одежда с чужого плеча, аккуратно подшитая и подогнанная под нужный размер. На шее толстый длинный шарф, похожий на удава, обернутого в пять колец.