Эльдар Сафин
Ктулху Питерский
Тьма рухнула на Петербург по-декабрьски безжалостно, принеся с собой мороз и легкий скрипучий снег. А ведь только утром прошел дождь — и ледяные дороги наверняка добавили бы работы автомастерским, но в городе почти не осталось бензина.
По центру же ходили только бесплатные троллейбусы и трамваи, машины сюда не пускали.
— Мыш, может к себе возьмешь?
Котенок — Непотопляемый Сэм — сидел за пазухой. Его подхватили во дворе на Миллионной с картонного ящика, окруженного вконец охамевшими в последнее время крысами, которых расплодилось видимо-невидимо.
— Паучище, ну как я его возьму, мать же сразу его в подъезд выставит! А у тебя бабка старая, она его даже и не заметит!
Мыша, чернявого и плотного пацана, звали Михаилом, и до начала всего он учился не только в обычной школе, но еще и в художественной. Он умел рисовать комиксы, машины и боевую технику, но лучше всего у него получался Бэтмен. А для Паука — который так-то был длинным и белобрысым Вовкой — он рисовал Спайдермена.
Обоим им недавно исполнилось одиннадцать — первому в октябре, второму в ноябре. Оба они оказались запертыми в городе совершенно случайно — у Мишки мать вывихнула ногу и «сотрясла» голову, а у Вовки родители уехали в Таиланд и там застряли, когда отменили все рейсы.
Бабушка, конечно, котенка не заметит. А потом наступит на него или сядет — и Вовка был в этом совершенно уверен.
— Мыш! Я придумал! Надо его кому-то подарить! — Вовка толкнул приятеля в бок.
Они даже остановились. Мысль подарить котенка показалась здравой и едва ли не гениальной. Вдалеке раздался едва слышимый грохот трамвая с Садовой — с тех пор как город обезлюдел и лишился машин, звуки расходились далеко.
Но тут возник вопрос — кому? Людей-то почти не осталось. В школе всего три класса — четвертый, седьмой и одиннадцатый, причем пятиклассники Вовка и Мишка вынуждены были учиться в четвертом. Программу они оба отлично знали, и потому у них не было домашки, а в дневниках стояли частые пятерки за учебу, перемежаемые редкими единицами за поведение.
Построить отношений с другими учениками они оба так и не смогли — не сложилось. Те были или мелюзгой, или психами, как Светка, к примеру. Учителя ходили тихие и напряженные, сторож все время или пил, или спал.
— Давай рассуждать логично, — сказал Вовка.
— Логически, — поправил его Мишка.
— Да хоть логистически! — взвился Вовка, но тут же успокоился. — Итак, надо придумать, кому подарить Сэма. Какие у него есть достоинства?
Мальчишки к этому моменту стояли на краю Марсова поля, неподалеку от древнеримского Суворова. Они собирались дойти до Вечного огня — он не гаснул даже в самые тяжелые дни и до сих пор продолжал гореть, и было в этом что-то правильное, надежное. И сейчас у Вечного огня стояло человек десять взрослых.
— Ну, котенок — он теплый и пушистый, — начал неуверенно сам Вовка.
— Нет, нет, — сразу же перебил его Мишка. — Котенок — он успокаивает. Значит, для нервных хорошо.
Мальчишки задумались. Нервных вокруг было много. Да почти все. Когда Штука вылезла на Английскую набережную, все в городе стали нервными. Большая часть сбежала в первые два дня, когда военные еще пытались как-то разобраться со Штукой. Тогда погибло много солдат, а еще больше сломалось всяких дронов, причем их операторы падали от сердечных приступов, даже если сидели где-то совсем далеко.
А потом, когда в Питер стало «ни попасть, ни выйти», все уже знали — Штука убивает, только если что-то делают против ее замыслов. Вот только чего она хочет — понимали с трудом.
Ну, например, она не любила, когда в нее стреляют. Но этого никто не любит. Еще — когда кто-то приезжает из других городов или пытается уехать. Это выяснили опытным путем — поначалу-то все сбегали, и ничего, а потом оказалось, что трое из четверых помирают при попытке выйти из города. А при попытке войти — почти все, то есть шансов мало.
— Корейцам его подарить надо! — «придумал» Вовка.
Это, конечно, была глупость несусветная. То есть понятно, что все началось с того, что северные корейцы взорвали в океане бомбу. Опустили поглубже, чтобы никого не задело, и взорвали, а потом сказали, что так и было. А кто не верит, тому они еще одну бомбу взорвут прямо у американского берега — и скажут, что так и было.
И точно так же понятно, что корейцы — нервные. Но Сэма к ним не доставишь, к тому же…
— Они же кошек едят! — вспомнил Мишка.
— Собак, — поправил его Вовка, но неуверенно. — Собак они едят, вроде бы.
Но стало понятно, что отдавать северным корейцам котенка нельзя. И южным-то нежелательно, а северным точно нельзя. Некоторое время думали. Взрослые от Вечного огня разошлись, и мальчишки неторопливо двинулись к пламени.
А потом Мишка что-то неразборчиво пробубнил.
— Чего? — удивился Вовка.
— Да так, — отмахнулся друг, — не важно.
— Важно! Важно! — непонятно почему возбудился Вовка. Ему вдруг показалось, что то, что хотел сказать питерский хранитель Готэма — настоящее.
— Надо подарить его Штуке, — сказал Мишка и отвернулся.
— Да я… Да тебя… Да тебя самого надо подарить Штуке! — заорал Вовка.
Штуку они не видели, но рассказов о ней хватало. Громадный, размером с футбольное поле, студень с щупальцами и клювом, Штука нынче поселилась в Зимнем, он же Эрмитаж, и время от времени выбиралась на набережную, окунуть в воду тентакли. Такие же Штуки были еще в Кейптауне, Мельбурне и Сан-Франциско, причем везде их звали Ктулху, и только в Питере как-то не прижилось.
В общем, Штука в каком-то смысле теперь владела Петербургом. Еще и сидела в главном дворце. Она была как суперзлодей, а вот супергероя на нее не нашлось. Какое-то время оставшиеся петербуржцы опасались, что на город скинут ядерную бомбу, чтобы убить Штуку, но как-то обошлось.
— Да ты сам подумай, — зачастил вдруг Мишка. — Она там одна, страшная, жуткая, скоро Новый год, а подарков ей никто не подарит! А тут мы. С котенком.
— Съест нас, и дело с концом.
— Никого еще не съела, а нас съест! — усмехнулся Мишка. — Может, ей только котенка и не хватало!
— Да она, небось, сколько угодно таких котят набрать может!
— Так она не знает, что ей котенок нужен! Когда мне мама графический планшет подарила, я же понятия не имел, что он мне нужен! А потом из рук не выпускал!
Вовка тоже такое знал: когда ему отец подарил гироскутер, он поначалу не хотел на него вставать. А потом только на нем и ездил! Пока электричество не вырубили, оставив всего двенадцать вольт под радио.
Вечный огонь был теплым и ярким. Подошли две молодые женщины, тихо переговариваясь про талоны на еду. Мишке с Вовкой это было не интересно, им все приносили на дом — у одного мать лежала в кровати, у второго бабка роняла все из рук. Но в любом случае продолжать беседу у огня смысла не было, и они медленно потопали в сторону Мойки.
— Ну ладно, предположим, мы подарим Штуке котенка, и он ей понравится. Чем она его кормить будет? — спросил наконец Вовка.
— Рыбой, — ответил уже продумавший все Мишка.
Откуда Штука брала рыбу, никто не знал, но воняло от Эрмитажа так, что никто не сомневался — рыба у Штуки есть. Ходила легенда, что Штука подманивала рыбу через водопровод. Но Мишкина мама сказала, что через очистные сооружения рыба сможет пройти только в виде мелкого фарша.
— Хорошо, — согласился Вовка.
Мишка даже рот открыл от удивления. Он, если честно, был уверен, что друг откажется. Ну еще бы — отдавать котенка Штуке, которая не только не северный кореец, но даже и не человек, идея совершенно дикая. Но теперь отступать было некуда.
— Как пойдем? — спросил он.
Хотя выбора особого не было: со всех сторон подходы к Эрмитажу заблокировали, оставалась только арка Главного штаба. Да и там все время стоял караул.
Пока шли, почти не разговаривали. Сэм пригрелся и тихо мурчал. Еще был вопрос с Мишкиной мамой и Вовкиной бабушкой. До семи мальчишкам гулять позволялось, до восьми — поворчат-поворчат да и уляжется, а вот позже… Позже было нельзя.
Причем Вовка не раз размышлял о том, что до «всего этого» бабушка его одного и во двор-то выпускала неохотно, а сейчас он и в школу ходит за три квартала, и по городу гуляет, а она только вздыхает, но не требует, чтобы он сразу шел домой. Иногда ему казалось, что общая, большая опасность сделала ее не такой чуткой по отношению к его мелким опасностям.
Конечно, в городе было неспокойно. Но очень по-разному: на окраинах орудовали настоящие банды, там военные держали осаду вокруг ТЭЦ и очистных. Но чем ближе к центру, тем сильнее была власть военных, и здесь, в сердце города, можно было ходить без опаски.
У офицеров был негласный приказ — в случае, если преступление очевидно, не арестовывать преступников, а расстреливать на месте. Раз пять или шесть за последние полтора месяца Вовка слышал выстрелы.
Еще ходили слухи, что Штука словно бы контролирует количество военных рядом с собой. То есть если вдруг их станет слишком много, то часть умрет. Во всяком случае, ничем иным внятно объяснить то, что Эрмитаж был не в плотном кольце крейсеров, танков и пушек, никто не мог.
Тем временем неожиданно потеплело, и снег стал не мелким и колючим, а влажным и пушистым, да еще начало мести так, что в нескольких шагах впереди ничего не было видно.
Однажды из круговерти на них вышел военный патруль — судя по бушлатам, моряки, но Вовка с Мишкой успели прижаться к стене, и их не заметили.
Свернули с Мойки на Невский, а вскоре добрались и до арки Главного штаба. Громадные литые ворота поначалу показались закрытыми, но на самом деле в них была щель, протиснуться в которую удалось без труда — только мявкнул возмущенно котенок, про которого на мгновение забыл Вовка.
— Солдат нет, — тихо сказал Мишка.
— Вон стоят, — тут же заметил Вовка.
И действительно — у стены стояли двое и переговаривались. Прижавшись к противоположной стене, мальчишки тихо и осторожно добрались до выхода из арки на Дворцовую площадь.
— А ведь их под трибунал отдадут, — прошептал Вовка.
— Да никто не узнает, — ответил Мишка.
Дальше идти было по-настоящему страшно. Сквозь мрак снеговерти едва проступали очертания Александрийского столпа, а сам Зимний не был даже виден.
— Может, здесь оставим? — тихо спросил Мишка.
В этот момент стало ясно, что затея была нестоящей. Какой смысл спасать котенка от крыс, чтобы оставить его замерзать на Дворцовой?
Он уже был готов предложить отступление — вместе с котенком, конечно же, — когда сзади раздалось неуверенное:
— Эй! Кто здесь?
Это были солдаты. Не видящие ничего сквозь метель, но вооруженные. И Мишка рванул, но не вглубь арки, и не вдоль Штаба, а напрямую к Зимнему.
Вовке ничего не оставалось, только бежать за ним. Как говорится — сам погибай, а товарища не бросай! Тем более что без него Вовка бы и сам оказался в одиночестве.
С Александровой колонной они разминулись. Вовка бы никогда не поверил, что такое возможно, но они как-то пробежали мимо, не заметив ее, и пока он еще пыхтел, ожидая вот-вот увидеть ее на пути, вдруг едва не расшибся о ворота Эрмитажа.
— Иди сюда! — Вовка не сразу понял, откуда его зовут, а потом осознал. Мишка уже там, внутри, зашел в ворота, где в любой момент может вытянуть к нему щупальце и схватить та самая Штука!
Он помотал головой. Им с котенком было хорошо и снаружи, хотя здесь мело.
— Я туда не пойду, — сказал он уверенно.
И в этот момент неведомой силой его повлекло вперед. Ноги пошли сами, а за пазухой беспокойно заворочался, царапаясь, котенок.
Внутри было тепло и сыро. Повсюду на стенах висели «сопли» слизи, под ногами хлюпало и почему-то хрустело. Вовка попытался сопротивляться, но ноги не слушались, а вели его вглубь.
— Извини, — сказал виноватым тоном Мишка где-то впереди.
И от этого «извини» на сердце у Вовки стало тепло. Потому что друг не орал, не плакал, не жалел себя, а в первую очередь чувствовал вину перед ним.
— Да ладно, — благородно ответил Вовка. — Все по плану, считай. Котенка подарим — и сразу домой.
Но он не верил в это. Наконец впереди замерцал гнилушечный свет, а потом они вышли из коридора — и оказались в громадном зале. Здесь было светло, свет исходил прямо от стен. А стены были похожи на свежее рыбье мясо — белесые, влажные и вроде как живые.
Ноги дальше не шли, а значит, хозяин был где-то здесь. Ну или спрятался. Может, Штука считала, что они ей какую-нибудь бомбу принесли?
— Ну, это, в общем… — неуверенно начал Вовка.
Мишка тем временем потер глаза — зрение у него садилось, и Вовка все ждал, когда Мишка наконец пойдет и купит себе очки или контактные линзы, но друг уверял, что видит он хорошо, просто глаза устают — и решительно вышел в центр зала.
— Мы поздравляем тебя с наступающим Новым годом! — сказал он громко и четко. — И от лица всего Санкт-Петербурга хотим вручить тебе подарок!
Тон Вовка узнал: так на линейках выступала директриса в школе. И еще так иногда говорил диктор на радио, когда сообщал особенно радостные известия. После этого обычно — и в школе, и в жизни — становилось намного хуже. Поэтому Вовка на месте Штуки не сильно бы им доверял.
Но тем не менее он полез за пазуху и вытащил оттуда, отрывая коготки от своей рубашки — эх, попадет потом от бабушки! — Сэма. Котенок верещал не переставая.
Стены начали светиться ярче, а затем у одной из них образовался клубок щупалец, и Вовка неожиданно понял: рыбье мясо — это и есть Штука. Расползлась по стенам и отдыхает. Или размышляет. А может, это ее парадная форма для приема гостей.
Клубок тем временем перелез на пол, но к мальчишкам не двинулся, а начал расти вверх, и через несколько мгновений Вовка вдруг понял, что это такая елка: только не из веток и ствола, а из щупалец.
Котенок затих, а Мишка вдруг сказал:
— Да, и еще игрушки.
И тут же на ветках-щупальцах, неожиданно позеленевших, образовались разные фигурки. Черные и синие непрозрачные шарики, морские звезды, морские коньки, раскрытые раковины с жемчужинами. А пара веток-щупалец, направленных к Вовке, потихоньку поднялись вверх.
Намеков Вовка не понимал принципиально. Бабушка ему однажды сказала, что мужчины их не понимают. И теперь, если он не хотел, то мог очень долго не понимать, даже когда это уже и не намек был.
Но здесь не прокатило: ноги шагнули вперед сами. Вовка сделал вид, что сообразил, чего от него хотят, и дальше прошел сам, в конце положив Сэма прямо под щупальцевую елку.
При этом он пожелал котенку, чтобы тот был, как его знаменитый тезка, по-настоящему непотопляемым. Потому что имя зверенышу дал Вовка, и дал он его не просто так, а в честь другого кота, про которого читал в книжке.
Котенок, к удивлению Вовки, спокойно уселся и принялся вылизывать лапы. Одно из елочных щупалец осторожно его погладило — против шерсти, — на что Сэм зашипел, а другое сразу после этого погладило по шерсти, что Сэм благосклонно проигнорировал.
А потом от стены отделился еще один клубок, упал на пол, и из него сформировался гигантский, выше двух метров, человек. Ну то есть, Вовка вначале подумал, что человек. Потому что вместо ног у него было штук пятнадцать щупалец, да и сам он состоял из них, но потом они как-то слегка пригладились, что ли, и окрасились в разные цвета — и вот это был уже не клубок щупалец, а нечто похожее на Деда Мороза.
Длинный синий халат, синий же колпак, бородатое розовощекое лицо с закрытыми глазами — Вовке очень не хотелось, чтобы глаза открылись. Серая борода из тонких, но все же щупалец. Горбатый зловещий нос. Черные перчатки, больше похожие на боксерские.
Посох. И — за спиной — словно пришитый к халату мешок. Это ужасное подобие Деда Мороза сделало несколько шагов к Мишке, а потом дотронулось до него посохом. И в этот момент Вовка с ужасом понял, что у его друга прямо под руками с обоих боков появилось по длинному щупальцу.
— Нет, нет, не надо! — заорал он, когда «Дед Мороз» направился к нему. — Нет!