Он выбежал из зала, и Боджо поспешил следом. Все начинают подниматься. Я поворачиваюсь к Грете. Та продолжает сидеть с выражением полного ужаса на лице.
— Ты слышала? — шепчет она. — Он включил меня в субботнюю программу. В «Шоу Призраков», — она крепко вцепляется в меня. — Я не смогу, у меня ничего не получится, — она поворачивается к Амине. — Что мне делать?
— Сможешь, — отвечает Амина и обнимает Грету. — У тебя все получится. — Все нормально, рядом с тобой будет Хоши.
Губы Греты дрожат. Ее глаза наливаются слезами. Еще миг, и они уже стекают по ее щекам.
— Смотри, — говорю я и, сложив руки в виде чашки, подношу их к ней. — Я принесла тебе шоколадный торт.
Грета безучастно смотрит на грязные бинты на моих ладонях.
— Нет, спасибо, — говорит она, шмыгнув носом. Она смотрит на меня, и ее большие глаза кажутся мне бездонными и удивительно серьезными. — Я больше не голодна.
Бен
В мгновение ока подъезжает машина, и я отправляюсь в цирк.
Когда мы подъезжаем ближе, ворота уже открыты. Впереди длинная вереница машин. Инспектор манежа Сильвио Сабатини ждет у входа. После вчерашнего происшествия я чувствую себя очень неловко. Но он, похоже, ничуть не обижен. Как только наша машина останавливается, он почтительно открывает дверь и кланяется.
— Бенедикт! Приятно видеть тебя снова, причем, так скоро, — улыбается он. — Мы все рады, что ты здесь! — Он наклоняется ко мне, его лицо сияет. — У нас припасены настоящие угощения. Думаю, тебе они понравятся!
— Спасибо.
— Я уверен: вчера он даже не знал моего имени, а сегодня мы лучшие друзья. Он явно подготовился к этой встрече. Сильвио Сабатини смотрит на Стэнли. Тот уже открыл другую дверь и молча встал позади меня.
— Цирк вполне безопасен, — как будто оправдываясь, говорит мне Сильвио. — В телохранителе нет никакой необходимости.
— Извините, — говорю я. — Но на этом настояла моя мать. Недавно у нас были проблемы.
— Да, да, я наслышан. Но наши охранники — настоящие профессионалы, а сегодня мы даже закрыты для публики. — Он указывает на десятки людей, покидающих свои машины и шагающих по внутреннему двору. — Это представители прессы. Все они подверглись строгому отбору.
Инспектор манежа бросает сердитый взгляд на Стэнли, чье лицо, как всегда, похоже на бесстрастную маску. Впрочем, в следующий миг взгляд Сильвио угодливо смягчается: он поворачивается ко мне и дарит фальшивую улыбку.
— Сегодня вечером состоится премьера новой цирковой программы, поэтому здесь будет много журналистов. Думаю, тебе здесь понравится. После пресс-конференции можно будет пообщаться с артистами. Разумеется, если они останутся живы!
Мой желудок сжимается.
— Кто участвует в представлении?
— О, двое из наших лучших артисток, Астрид и Луна. Я уверен, что они предстанут в своем лучшем виде.
— Кто-нибудь из других исполнителей будет на пресс-конференции?
— Возможно, если позволит время. Главным образом она организована для того, чтобы запустить рекламу новой программы, которую мы покажем сегодня вечером. — Сабатини внимательно смотрит на меня. — Кого ты надеялся увидеть? — небрежно спрашивает он.
Я немного отстраняюсь от Стэнли и отвечаю, понизив голос. Я не хочу, чтобы он передал матери мои слова.
— Канатоходку, — говорю я. — Она выступала вчера вечером. Не то чтобы я был обеспокоен, — поспешно добавляю я. — Я просто подумал, что она неплохая артистка.
Сабатини кивает и улыбается.
— О да, твоя попытка спасти ее была верхом великодушия! Она тебе понравилась, не так ли? Не волнуйся, она будет там. Я позабочусь об этом, Бенедикт. — Сильвио легонько толкает меня и понимающе подмигивает. — Я сам когда-то был молод, как ты понимаешь. И ради красивого личика был готов отдать все на свете! — Он смеется, как будто отпустил отличную шутку. Я чувствую, что краснею.
В этом человеке есть нечто действительно странное, зловещее. Интересно, кто он такой и какова история его жизни? Он, конечно же, Отброс, но держится так, будто здесь хозяин. Он берет меня за руку и ведет в одно из зданий, где собрались представители прессы. Через несколько секунд Стэнли оказывается со мной рядом; крепко сжав предплечье Сильвио, он высвобождает мою руку. Сильвио недобро смотрит на него, и его щеки покрываются багровыми пятнами. Он наверняка понимает, что прикоснувшись ко мне, он нарушил правила.
— Представление будет здесь, — говорит он. — В нашем новом помещении с водой. Я занял для тебя место. Для охранника места не нашлось, ему придется постоять. В любом случае, отправляйся туда, я скоро присоединюсь. Наши места вон там, впереди. Мне просто нужно заняться кое-какими делами.
И он куда-то убежал со своей маленькой обезьянкой.
Хошико
К тому времени, когда мы заканчиваем украшать арену, возникает ощущение, будто мы действительно находимся внутри огромной волшебной тыквы. Все время мерцает свет, похожий на пляшущие огоньки свечей. Зал наполнен призрачным оранжевым сиянием.
Хотя сегодня не было репетиций, я очень устала. Когда мы начинаем собираться, я облегченно вздыхаю. Все мое тело болит, а мышцы кажутся просто свинцовыми. Возвращаясь в общежитие в этот первый свободный вечер в нынешнем году, я еле передвигаю ноги. Вряд ли я смогла бы выступать сегодня, даже если бы меня заставили.
По всей видимости, в цирк приехали представители прессы, поэтому нам приказали незаметно разойтись через крытые воздушные галереи, похожие на туннели. Их построили для того, чтобы мы никак не соприкасались с Чистыми и не испачкали их, а также, как я полагаю, чтобы сохранить иллюзию волшебства. Зрителям лучше не знать, как мы выглядим, прежде чем наденем цирковые костюмы, а переходы нужны для того, чтобы мы выходили на арену, выступали и уходили, и все в мгновение ока. Эти переходы очень полезны и в тех случаях, когда погибает кто-то из артистов. Если тело приходится отскребать от пола и убирать, Чистые не всегда хотят видеть это. Они обожают драму жестокой смерти, но не желают смотреть на ее малоприятные последствия.
Узкие и тесные туннели состоят из больших металлических труб, которые разбираются каждый раз, когда мы покидаем город. А когда мы прибываем в новый — снова собираем их. Высоты проходов достаточно лишь для кого-то маленького и гибкого, вроде меня, но рослым мальчишкам в них тесно, и каждый раз, когда в цирке находятся Чистые, им приходится пробираться едва ли не на четвереньках.
А еще туннели настолько узкие, что мы вынуждены идти гуськом. Я жду своей очереди, когда из темноты внезапно появляется Сильвио и грубо хватает меня.
— Ты пойдешь со мной! — злобно шипит он мне на ухо. Амина и Грета останавливаются, и я беспомощно смотрю на них.
Неужели? Неужели он собирается убить меня?
— Куда ты меня ведешь? — спрашиваю я, ненавидя себя за предательскую дрожь в голосе.
— Ты еще смеешь задавать вопросы? — злобно рявкает он. — Прощайся с твоими подружками, — добавляет он. Затем отталкивает меня и тащит за собой через арену и площадь.
Он запихивает меня в раздевалку и грубо усаживает меня на стул. Гримерша Минни, сидевшая в одной из кабинок, виновато вскакивает с места. Похоже, артисты не единственные, кто надеялся немного отдохнуть.
— Приготовь ее! — приказывает ей Сильвио. — Побольше грима и обязательно подбери что-нибудь открытое.
— Зачем? — спрашиваю я. Ничего не могу с собой поделать, хотя знаю, что мне лучше молчать. — Я думала, сегодня не будет представления.
Сильвио стоит сзади, глядя на меня в зеркало.
— Пресса хочет с тобой пообщаться, — говорит он. — Смотри не отклоняйся от сценария.
Меня ждет пресса. Внутри все обрывается. Наверно, это лучше, чем выступать, но лишь отчасти.
Встреча с прессой — одна из миллионов причин, почему я так ненавижу Чистых. Им мало просто любоваться тем, как нас каждый вечер калечат и истязают, они хотят слышать, как мы чувствуем себя после этого. Конечно, мы не говорим им, каково нам на самом деле. О, нет! Наше истинное мнение никого не интересует.
Ответы заранее написаны на бумаге, и за нами зорко следят, чтобы мы не сболтнули ничего лишнего. Нам запрещено проявлять по отношению к Чистым враждебность или раздражение — мы должны быть благодарны им за то, что выступаем в цирке. Притворяться и скрывать свои истинные чувства крайне трудно. Здесь тоже нужно иметь талант. Лично я совершенно не умею этого делать.
— Почему? — спрашиваю я. — Ты сам говорил: я не очень хороша на пресс-конференциях.
— Ну, тебе ведь все равно придется учиться, не так ли? — Он берет меня за волосы и приподнимает мою голову, чтобы я посмотрела в его холодные глаза. — Мы получили специальный запрос, хоть я этого и не понимаю, — он ухмыляется. — Смотри, не подведи меня! — рычит он и, отпустив меня, разворачивается и выходит из комнаты. Минни начинает наносить макияж.
Бен
Посетить новое шоу — это все равно что оказаться в центре кораллового рифа.
Это круглое здание, почти такое же большое, как и главная арена. Стены здесь — не стены вообще, а толстое армированное стекло. За стеклом — подводный мир, где его обитатели блуждают по кругу огромного резервуара с водой, кольцом охватывающего комнату. Когда двери закрыты, они тоже становятся частью прозрачных стен, так что мы полностью окружены водой. Словно мы оказались в волшебном пузыре посреди океана.
Вода бирюзового оттенка изобилует разнообразием жизни: здесь тысячи рыб самых разных оттенков и размеров, гигантские скаты, огромные древние черепахи. Здесь играет музыка: спокойная и немного жалобная мелодия. Она очень навязчивая. По всей видимости, песнь кита.
Потолок над нашими головами — тоже часть резервуара. Вода там чернильно-черного цвета, смешанная с блестящим синим свечением планктона. Сотни сверкающих морских существ сновали во все стороны: странные, похожие на кальмаров создания с длинными щупальцами, одутловатые розовые и зеленые медузы, стайки светящихся морских коньков. Это гипнотическое, завораживающее зрелище, из которого меня пробуждает внезапный крик какой-то дамы напротив меня: она взволнованно указывает на стайку из шести дельфинов, которые проплывают вокруг всей комнаты.
Ряды стульев, на которых мы сидим, также расположены по кругу и повернуты лицом к пустой сцене. Все, выворачивая шеи, оглядываются по сторонам.
Внезапно в резервуаре гаснет свет и озаряется центр комнаты. Темп музыки ускоряется, и когда новый резервуар опускается на арену, она как будто ритмично пульсирует. Раздается всеобщий вздох, когда мы все понимаем, что находится внутри него.
В воде по кругу двигаются четыре огромные акулы, смертоносные творения природы, живое оружие. Огромные белые хищницы, не ведающие жалости и сомнения. Их хвосты со свистом разрезают воду, огромные пасти угрожающе открываются. Такое ощущение, что зрителям не избежать нападения. Всем хорошо видны их неровные изогнутые белые зубы.
По моей спине невольно пробегает дрожь. Неудивительно, что Сабатини в таком восторге от нового шоу. Интересно, откуда они взялись, как их поймали, как перевезли и где содержат?
В середине резервуара виднеется что-то еще. Туда падает луч прожектора, и становится ясно, что это. Это клетка для ныряльщиков. Внутри две женщины, прижавшиеся друг к дружке и связанные цепями.
Появляется Сабатини. Он стоит на платформе над резервуаром, пощелкивая кнутом и улыбаясь всем нам и мне в особенности.
— Дамы и господа! — восклицает он. — Добро пожаловать на первое представление нашего новейшего циркового номера! Мы с гордостью сообщаем, что вы являетесь первыми зрителями, которые его увидят. Это настоящая премьера, потому что мы даже не пытались репетировать раньше этот номер! Прошу вас воздержаться от фотографий, вы первыми расскажете всему миру об этом позже! В этом резервуаре подо мной — всемирно известные артисты-эскапологи, Астрид и Луна. Вы, я уверен, уже слышали о них, и, возможно, даже видели их выступления раньше, потому что они участвуют в наших самых популярных номерах уже более десяти лет!
Грохот аплодисментов. Дождавшись, когда они стихнут, Сабатини продолжает.
— Я уверен, что мне не нужно напоминать вам, дамы и господа, что Астрид и Луна пережили все ситуации, в которых оказывались до сих пор. А они сталкивались со многими трудностями… кроме одной… — Он умолкает, а затем нарочито ужасным, пронзительным голосом выкрикивает. — Правильно, кроме самого смертоносного хищника природы… Огромной… Белой… Акулы!
Аудитория снова взрывается аплодисментами; Сабатини наслаждается шумом и снова ждет тишины.
— Астрид и Луна, как вы увидите, в настоящее время дышат воздухом из кислородных баллонов. Через мгновение эти баллоны уберут вместе с защитным ограждением. Астрид и Луна должны найти способ выпутаться из двенадцати цепей, которые удерживают их на дне резервуара, до того, как у них закончится воздух. Они должны сделать это до того… — Сабатини резко останавливается, — как акулы успеют проголодаться! — Толпа вновь взрывается одобрительными криками. Вокруг меня слышен бешеный топот ног, свист и улюлюканье.
Я полагал, что пресса будет немного сдержаннее, но нет; журналисты такие же безбашенные, как и толпа зрителей вчера вечером. Я не хочу здесь находиться. Я пришел сюда не для этого. Что сказала бы Прия, если бы узнала?
— Дамы и господа, без дальнейших церемоний, я предлагаю сделать ставки!
С этими словами Сабатини спрыгивает с платформы, проходит через всю комнату и опускается в кресло рядом со мной. Он поворачивается ко мне, и я вижу самодовольную ухмылку на его лице.
— Я говорил тебе, что это будет здорово, — заискивает он.
Баллоны с кислородом и клетка поднимают из воды. Резервуар освещен так ярко, что внутри можно рассмотреть двух женщин: у них нет защитных масок, их глаза широко открыты. Они начинают отчаянно выпутываться из цепей. Похожие, как две капли воды. Должно быть, они близнецы, как мы с Фрэнсисом.
Акулы мгновенно устремляются к ним. Кто-то считает акул красивыми созданиями, но я так не думаю. Мне они представляются опасными и жестокими, бездушными и бессердечными хищниками, жаждущими крови.
В центре Астрид и Луна лихорадочно пытаются выбраться из цепей. Какое-то время они быстро справляются с этой задачей. Три больших металлических крепления и четыре замка быстро размыкаются, и цепи тяжелыми кольцами опускаются на дно резервуара.
— Ну, что скажешь? — Сабатини наклоняется ко мне, так что я чувствую на моем лице его зловонное дыхание. — Я придумал это сам. Разве я не гений?
С меня довольно. Довольно инспектора манежа, довольно цирка, довольно всего.
— Я думаю, что это отвратительно, — отвечаю я ему, и вижу, как его лицо недовольно вытягивается. — Отвратительно и позорно. Этим нельзя гордиться. Это мерзость.
Он нервно смеется.
— Не волнуйся, — говорит он. — Все это иллюзия. Этим людям вообще ничто не угрожает!
Я смотрю на резервуар, на двух женщин, яростно пытающихся освободиться от цепей.
— Мне кажется это очень реальным, — с сомнением в голосе говорю я.
— Я имею в виду, акулы не едят людей. Они нападают на купальщиков гораздо реже, чем ты думаешь. Им не интересно нападать; у них всегда есть хорошая еда.
Я чувствую себя немного лучше, когда слышу эти слова. Мне кажется, что это правда. Помнится, я читал где-то, что акулы-людоеды — это миф, даже такие большие белые акулы не нападают на людей.
Но у близнецов кончается кислород, и они все еще закованы в цепи. Как долго они продержатся, даже если акулы решат, что они не хотят завтракать?
— Не волнуйся, — напевно успокаивает меня Сабатини. — Луна и Астрид — лучшие в своем деле. Они будут свободны через несколько минут.
И действительно, по воде внезапно идут волны: это одна из девушек, освободившись от цепей, всплывает вверх. Она выныривает на поверхность, откидывает голову назад и набирает полные легкие воздуха.
— Разве я не говорил тебе, что с ней все будет в порядке? — говорит Сабатини. — Сейчас она вылезет из воды, живая и невредимая.