Баки даже хлопнул его по рукам, когда Брок попробовал себе подрочить, сжав его член у основания, чтобы не кончил раньше времени. А Броку осталось только выть в подушку, мотать головой и толкаться задницей на пальцы, чертов юркий язык в надежде или продлить эту сладкую муку, или наконец же получить что-то большее.
— Ба-аки! — взмолился он, чувствуя, что ещё немного и он точно сдохнет, кончится от попадания спермы сразу в мозг.
Сжалившись, да и сам уже с ума сходя от желания, Баки, позабыв про резинки, практически ворвался в Брока, длинно со стоном выдыхая, давая возможность обоим привыкнуть, не кончить сразу, только войдя.
Как же было хорошо, и не только сунуть член в охуенного мужика, а прочувствовать его всем собой, понять — твое. Никуда не денется, можно гладить, целовать, ласкать и ластиться, и трахать, трахать, трахать!
Ухватив Брока за бедра, Баки двинулся на пробу, чувствуя: сейчас-то крышу ему и сорвёт. А тот отозвался со всем пылом. Громко выдохнув, Брок оперся на руки, чуть сместившись, и двинул бёдрами, насаживаясь, наконец ощущая Барнса в себе, частью себя, неотъемлемой, неразделимой, самой важной.
Тело вибрировало, настраивало что-то внутри под идеальную гармонию слияния.
Член Барнса, огромный, твёрдый, растягивал под себя тонкие эластичные стенки нутра Брока, распирал на грани возможного, но было так хорошо, так охуенно чувственно, сильно, сладко до поджимающихся на ногах пальцев, что на легкий дискомфорт было наплевать.
Ритм был просто бешеный. Баки вбивался в Брока с каким-то остервенением, словно этот раз был последний, словно мир рухнет после их траха. Дыхание тяжело рвалось из груди, пот струился тонкой струйкой по виску, волосы растрепались так, что лезли в глаза, в нос, приоткрытый рот, но все это не мешало Баки. Он был с Броком, он был с любимым мужиком, который, словно спелое яблоко, свалился ему в объятия.
— Сожми… Сожми меня, — простонал Баки, ухватил Брока поперек груди живой рукой, заставляя подняться на колени. Он хотел чувствовать его ещё полнее.
Брок застонал. Он едва-едва удерживался в сознании, готовый сорваться в чувственную бездну, раствориться в ней, навсегда потеряв самого себя, став частью Барнса. Тело пело натянутой звонкой струной, отзываясь на каждое движение, вибрировало в такт, поймав единый ритм сердцебиений, дыхания. Брока выломало, выкрутило страшно, что он смог только захрипеть мелко, трепеща и лихорадочно сжимаясь на члене Барнса.
Почувствовав дрожь во всем теле Брока, Баки понял, что больше не может удерживаться на грани, не может сохранять хоть относительную ясность рассудка, когда человек в твоих руках сейчас рухнет в наслаждение. Баки хотел рухнуть вместе. Он повалился на Брока, заставляя того распластаться на кровати, прижал его всем собой, загоняя член глубже, ещё глубже, мелко двигаясь, прицельно долбя простату. Ещё пара секунд — и он готов был кончить.
Если бы в его лексиконе были слова любви, Брок бы кричал их в голос, зажатый, распластанный между постелью и Барнсом, размазанный, разобранный на состояние части удовольствием. Он не чувствовал ни рук, ни ног, только сладкий и немного страшный момент падения. Когда контроля больше нет, и ты летишь вниз, чтобы разбиться о камни и тут же быть подхваченным ласковыми сильными руками.
— Охуеть, — просипел Брок и выдохнул, поддавшись порыву, — люблю тебя.
Баки простонал что-то нечленораздельное, он потерялся в ощущениях, его выжало насухо и снова захлестнуло волной удовольствия, острого, жалящего прямо в цель. Он лежал, придавив Брока собой, целовал его в шею и плыл, плыл, плыл по волнам удовольствия.
— И я тебя люблю, — шепнул Баки, а потом, скатившись с Брока, улёгся на спину, а его затянул на себя.
Им нужно было окончательно раздеться, сходить в душ, а потом можно было устроиться в кроватке и уснуть, обнимая друг друга. Именно так.
— Охуеть, — снова повторился Брок, коснулся губами ключиц Барнса. — Давай вот так полежим немного? Хоть чуть-чуть?
Он слышал, как под ухом колотилось сердце Барнса, потихоньку успокаиваясь, чувствовал, как поднимается и опускается грудная клетка, ощущал тепло гладкой, немного бархатистой кожи. И на сердце так тепло сделалось, хорошо, правильно, словно Барнс и правда был тем единственным, долгожданным. Эти дурные, сопливые на первый взгляд мысли, что-то сдвинули в душе. Брок прижался к Барнсу сильнее. Он не хотел его терять, страшно не хотел, не хотел даже мизерной возможности допускать, что тот погибнет, не переживет эту неделю. И если для этого придётся пожертвовать собой, Брок без раздумий приставит пистолет к виску и нажмёт на спусковой крючок.
— Давай, — согласился Баки.
Ему сейчас никуда не хотелось идти, не хотелось даже просто стащить джинсы, а просто вот так лежать с Броком, чувствуя друг друга остро-остро, каждой клеточкой своего тела.
Обняв Брока, Баки гладил его по спине, окончательно сняв с него футболку, чувствовал пару шрамов, но не обращал на них внимания, такие могли быть у любого бойца.
— В следующий раз я выбираю место ужина, — шепнул Баки, а потом вытащил кое-как из-под них одеяло и накрыл, теперь заходить мог кто угодно. — Но мясо было вкусным.
Брок угукнул, потерся носом о грудь Барнса. Он согласен был жрать что угодно, хоть свиные уши, которые терпеть не мог, лишь бы Барнс сидел рядом, улыбался, как этим вечером, а потом так же жадно целовал, шарил руками по телу. Да и про любовь Брок тоже слышал прекрасно.
— Надо Мэй позвать, а то спать на диване завалится, — вздохнул Брок, скатился с Барнса, предварительно чмокнув его в губы, впрыгнул в мягкие домашние штаны.
Вздохнув, Баки отпустил Брока и сам переоделся в домашнее. Да, Мэй надо было позвать, или уже принести, вдруг уснула. Баки не особо нравилось сидеть взаперти, да ещё и в бункере, он в разных бункерах пожил достаточно, чтобы не гореть желанием тусить даже в таком комфортабельном. И если завтра с опасностью, которая грозит Мэй, они справятся быстро, Баки потащит Брока гулять, и неважно, куда. Куда-нибудь. Сводит в одно русское кафе, в котором отменный борщ, шикарное мясо, запечённое в горшочках, и рыбные расстегаи.
— Давай я за Мэй схожу, — предложил Баки, — и чего-нибудь с кухни утащу. С этим суперсолдатством постоянно жрать охота, хотя я могу неделю не жрать, и ничего мне не будет.
Баки было хорошо, немного странно: Брок сказал, что любит его, но пока ещё Баки не до конца это прочувствовал, а потому притянул Брока к себе и поцеловал страстно и горячо, так, что и захочешь — не будешь вырываться.
Облапив Барнса, Брок и не думал вырываться, так и застыл с ним в дверях, тепло улыбаясь.
— Давай я за Мэй, а ты на кухню, — предложил он. — Встретимся уже здесь в кровати. Кино на ноуте какое-нибудь врубим.
Смертельная опасность, утомительное ожидание пиздеца превратились в какой-то чуть кривоватый медовый месяц, да и Брок, на деле, и не был особо против такого развития событий.
— Ок. Ты за Мэй, а я на кухню, — согласился Баки, надеясь найти из еды что-нибудь сладкое. — Все, потопали.
С трудом разомкнув объятия, Баки вместе с Броком наконец-то вышли из их комнаты и пошли каждый за своим. На кухне Баки обнаружил остатки картофельного салата, как раз им с Броком поесть, пару стейков, которые тоже решил забрать, свежие овощи и половину черничного пирога, который, видать, купили, пока они с Броком прохлаждались. Ещё Баки нагло сцапал шоколадку, оставив на холодильнике записку, что по поводу шоколада обращаться к нему, Баки Барнсу, в надежде, что ругаться за такую мелочь с ним не станут, побоятся. Баки нашел поднос, не представляя, откуда он мог тут вообще появиться, и потащил весь найденный харч в комнату.
— Крошка, — Брок присел рядом с диваном, коснулся ладони задремавшей Мэй. — Пойдём в комнату.
Она переползла к нему на руки, обняла за шею, сонно ткнувшись тёплым носом в шею. Вот как можно считать их всех тупыми боевыми единицами? Как можно бросать на произвол судьбы за стенами базы этих щенят? Даже Таузиг иногда срывался, садился рядом с Броком, касаясь плечом плеча и выговаривался, жаловался и на мать, и на девушек, на то, как уставал иногда. А Брок слушал, перебирая пистолет, а потом, когда Джон замолкал, хватал его за загривок, прижимал к своей груди и они так сидели ещё минут двадцать, пока не расходились, каждый по своим делам.
В комнате Брок уложил Мэй на раскладушку, укрыл пледом, а сам забрался к Барнсу.
— Что принёс?
— Все, что нашел, — тихо, чтобы не разбудить Мэй, отозвался Барнс, показывая на поднос, который стоял посреди кровати. — И записку оставил, что это я, гад, шоколадку забрал, но, думаю, никто ко мне не придет выяснять отношения.
Лишних тарелок Баки не брал, взял только вилки и один нож на двоих.
— Я тебя очень люблю, но жрать хочу больше, так что давай сейчас еда, а потом все остальное, — предложил Баки.
С Броком его радовало все, даже просто жевать в молчании было здорово, просто чувствуя его рядом.
— Насчёт шоколадки — это Глазго. Опять протащил в рюкзаке, — вздохнул Брок, цапнув вилку. — Засранец. Толстеет от одного взгляда на сладкое — и всё туда же. Вот что с ним делать?
Сейчас с Барнсом было просто и легко, говорилось просто, словно отпустило внутри какую-то важную пружину, удерживающую стену от чужих, тех, кого нельзя было подпускать слишком близко, открываться.
— А давай я его по полосе препятствий прогоню пару раз в своем темпе? — тихо усмехнулся Баки.
С Броком было спокойно и приятно, словно они были знакомы очень давно, но просто какое-то время не виделись, а сейчас опять встретились и, рассказав, где и как их носило, теперь просто наслаждались обществом друг друга.
Треская картофельный салат, Баки так же кормил им и Брока, чтобы тот не утруждался донесением вилки до рта. Баки очень нравилась эта почти домашняя обстановка, в которой они сейчас были.
— Погоняй, — согласился Брок, запустил на ноуте какой-то фантастический фильм из папки Таузига, откинулся на подушки, как римский патриций, позволяя за собой так вот ненавязчиво ухаживать.
Вот чего они столько времени оба ходили вокруг да около? Оба взрослые серьезные мужики, а, словно малолетки, не могли подойти к предмету воздыхания? Боялись отказа? Возможно. А может, просто тешили себя мыслями о том, что если не спрашивать, то всё ещё возможно? Ответов Брок не знал, если честно.
Баки поглядывал фильм, не особо понимая смысла, хотя там шло довольно бодрое рубилово, и кормил Брока даже больше, чем ел сам. В какой-то момент Баки понял, что обычная еда для него обуза, он просто устал есть одно и то же со Стивом, который хоть и был суперсолдат, а в еде был не привередлив, и начал ходить по кабакам, ресторанам, когда удавалось, полюбил домашнюю еду, к которой имел редкий доступ, и сейчас был по-своему счастлив, уплетая домашний салат после офигенного стейкхауса. Но больше ему нравилось кормить Брока. Баки вообще нравилось с Броком все, что можно делать вместе. Трахаться, жрать, убивать — все. И вот теперь они вместе смотрели фильм, и это было ново, неожиданно приятно. Надо будет только сказать, что он любит сентиментальные мелодрамы и старые комедии, а не то, где больше сделано на компьютере.
Так и уснули в обнимку, лишь составили поднос с грязной посудой на пол.
========== 6 ==========
— Ещё я, блядь, у кого алкоголь увижу, выебу самостоятельно! — разорялся Брок, с самого утра застав Глазго с Роллинзом изрядно навеселе. — Мы тут что? В игрушки играем? Сдохнуть хотите? Так вперёд! Дверь никто не закрывал! Но тогда уже без претензий ко мне, поняли?
Роллинз прогудел что-то в оправдание про не свой день и сидение в четырёх стенах, но угомонился быстро, получив в лоб тряпкой и прямой приказ, раз нечем заняться, вылизать бункер снизу доверху и забрать с собой Глазго, пока Брок Лютика вдовцом не сделал собственноручно, не дожидаясь судьбы или что там стоит за всем этим пиздецом.
Баки слышал все эти крики краем уха, уютно сопя в подушку, которую ещё ночью отобрал у Брока. Ему было хорошо, спокойно, и вопли совершенно не мешали. Рядом проснулась от кипиша Мэй, но Баки махнул ей рукой, чтобы спала дальше, чего командиру под горячую руку попадаться?
Баки подумал — надо будет сказать Страйку, что за все недовольства Брока личным составом он сам выебет этот состав без смазки и надлежащих превентивных ласк. Но сейчас ничего делать не хотелось, потому что было тепло, сыто и Брок должен был скоро вернуться, а уж Баки затащит его обратно в койку, чтобы ещё понежиться.
Чуть подуспокоившись, Брок сварил себе кофе и вместе с кружкой выбрался из бункера наружу, устроился в шезлонге со всеми удобствами, определив кофе на низкий столик рядом и взялся за телефон. И пусть было только раннее утро, сделать он хотел многое. Во-первых, дозвониться в больницу и выяснить, как там Джон, всё же дёрнуло током его дай боже. Потом на базу, а то совсем там разленятся без пригляда, даже с Лютиком в качестве заместителя, пока они с Роллинзом “отдыхают”. В голове сама собой возникла мысль и вправду натравить на отряд Барнса. Ведь и от него должна быть хоть какая-то польза. Любовь любовью, как говорится…
Кофе обжёг гортань, Брок закашлялся и снова отставил в сторону кружку.
Утро было мирным и вполне тихим.
Когда Брок не пришел к нему, Баки забеспокоился и сам пошел его искать. Нашел минут десять спустя и чуть не обматерил за то, что тот пошел наслаждаться утром, ничего никому не сказав.
— И долго ты тут собрался сидеть? — спросил Баки, присев на корточки рядом с Броком.
— Иди сюда, — Брок похлопал ладонью по своему животу.
Баки подобрался поближе, сел на колени и положил нечесанную ещё с утра голову. Он поерзал, потерся щекой о густой мех живота, поцеловал пузико и глянул на Брока вопросительно. Завтрак Баки готовить не собирался.
Ладонь коснулась лохматого затылка, пальцы потеребили пряди, погладили. Брок закрыл глаза и выдохнул, узел в груди наконец распался на отдельные нити, давая возможность трезво взглянуть на ситуацию — двоих они уже спасли… двоих. Даже Таузиг, пару часов назад переведённый в обычную палату, считался спасённым. Сегодня Мэй, потом Глазго, Роллинз и… Барнс. И если все выгорит, если он сам каким-то чудом выживет, то они вдвоём обязательно пойдут в риелторское агентство «Салливан и сыновья», чтобы сказать спасибо и снять общий дом.
— Как же с тобой хорошо.
— С тобой тоже, — мурлыкнул Баки, снова потершись о живот. — Но меня надо кормить.
Баки рассмеялся тихо, едва слышно.
— Давай я принесу тебе булок? — предложил он. — Если ты будешь есть их через день и вести активную половую жизнь, то ничего с твоей шикарной задницей не случится.
— Не надо мне булок, — улыбнулся Брок, снова погладил, прижал голову Барнса к своему животу. — Просто посиди со мной, пока остальные не проснутся.
— Все, что угодно, — улыбнулся Баки и снова потерся о живот. Ему нравилось это ощущение мягких волосков под небритой щекой. Ему все нравилось в Броке, с Броком, у Брока… Баки понимал, что хочет прожить с ним жизнь, и неважно, насколько она будет длинной или короткой, главное вместе.
Вскоре из бункера выполз Глазго, отчитался, что они с Джеком домыли полки, показалась и сонная Мэй с кружкой какао, уселась на соседний шезлонг, поджав под себя ноги.
— Сегодня мне умирать, да? — с легкой улыбкой спросила она. — Интересно, как это будет? Тоже споткнусь? Вы, кстати, видели? Лампа больше в общей комнате не мигает и не мигала никогда, кроме вчерашнего вечера.
— Смерть непредсказуема, — замогильным голосом сказал Баки, но потом перестал паясничать. — Ты держись Брока, и все будет.
Странно. Баки со Страйком дружны не были, иной раз он был не прочь кому-нибудь из них устроить трепку, но как пришла беда, он за каждого был готов стоять горой. А за Мэй особенно. Он вообще считал, что женщине не место в армии, но держал свои мысли при себе просто потому, что каждый выбирает свою судьбу сам.
Баки продолжал лежать щекой и ухом на животе Брока, изредка потираясь об него. Было хорошо…
Ещё через полчаса они все четверо спустились вниз в общую комнату, поближе к кухне, откуда завлекательно пахло блинчиками.
— Где вы шляетесь? — гаркнул Роллинз, выставляя на стол огромное блюдо с горой блинов и разные тарелочки с вареньем и жидкой карамелью. — Мёда нет, я его не ем и чай-кофе делаете себе сами, я вам не повариха.