Старику я пока не рассказывал о снах: он все равно со мной не разговаривал. Мало того, что Стерамон выдрал ему зуб, так еще и матросы беспокоили – то и дело подходили за благословением. Франног, мыча, шлепал матроса по лбу. На корабле за сутки успел распространиться слух, что «шлепок святого Маки» вызывает удачу в делах, так что к Франногу норовила выстроиться очередь из желающих получить удачу нахаляву. Мне пришлось выступить продюсером: «Нет-нет, святой Мака благословляет раза в день! На утра не больше десять человек – но толька тех, кто уже сходил облегчиться, умыться и причесаться… Хм… Лысых Мака не благословляет, нет!» Я бы брал за это деньги: любые святые чудеса делаются еще чудесатее, если их коммерциализировать. Но это шло вразрез с образом косноязычного придурка. Пришлось оставить. Хотя деньги нам были, конечно, нужны.
Мимо нас прошла Вандора, слишком близко, чуть не задев мои колени. Я слышал, как она пахнет… по-прежнему свежо и маняще. Она получила порцию матросской шамовки и несла миску в ладони, будто кактус, глядя строго перед собой. Я оценил ее профиль – не слишком выразительный, но все еще манящий, со срезанным подбородком, отметил округлости ее тела впереди и выпуклости сзади и чуть не свистнул ей вслед. За эти трое суток Вандора «случайно» оказывалась рядом со мной раз двадцать, выскакивая, как чертик из табакерки в самых неожиданных местах. Она меня, что называется, «пасла», при этом избегая напрямую встречаться глазами. Однако ж – не перемолвилась со мной и словом! Я мог только строить предположения насчет ее мотивов. Но – она не выдала нас Стерамону, и это было удачей.
Наверное…
Он прошла чуть вперед и села к нам боком, метрах в четырех, не более, скрестив босые ноги в позе лотоса. Я пялился на ее ступни, икры, тонкие запястья и рыжие, по-прежнему собранные в «пирожок» волосы. Смотрел, как она начала орудовать ложкой, отправляя кашу в рот, и глядя точнехонько перед собой. Она обзавелась татуировкой на правой лодыжке – сердечко, перевитое лентой с какой-то надписью, я не мог разглядеть отсюда. Ну, еще бы – сколь ни была бы сурова женщина, пусть это даже какая-нибудь совсем уж поехавшая доминантка в стиле садо-мазо, внутри нее живет маленькая девочка, верящая в чистую и непорочную любовь, и стоит лишь чуть-чуть поработать в этом направлении… Но я не буду раскрывать вам эти банальные секреты.
Вандора трескала манную кашу с застывшим выражением лица. Думаю, матросская пища была ей не по нутру, однако она героически ее поглощала. Лицо ее, без всякого следа косметики, от загара приобрело красноватый оттенок с пятнами – рыжие не могут толком загореть.
Стоп, картинка! Да, вы спросите меня: какого черта сеструха принца, повелителя самой могучей империи этой планеты, делает на корабле в матросской форме? Крыша у нее поехала, или как? Отвечу вам: а черт ее знает. Стерамон и высшие офицеры были, конечно, о ней осведомлены. Матросы, видимо, тоже, ибо отвечали ей с определенной почтительностью. По-моему, Вандора занималась тем же, чем занимался наш Петр Первый, когда служил обычным плотником в Дании: постигала науку. В данном случае – матросскую. Начала с низов, так сказать. Ладно, запустим действие дальше. Эта глава скучновата, но мне требуется пояснить вам много чего, так что – потерпите.
Франног ел, отрешившись от мирских забот. Матросский наряд с шапочкой придал облику поддельного святого слегка комичный оттенок.
Сходили сумерки. Под кобальтово-синим небом повисли тяжелые, подсвеченные розовым облака: явный предвестник грядущего сезона дождей. Прохлада, однако, все еще была желанным гостем, который запаздывал.
По палубе тянуло дымком кухни; слышался приглушенный говор да стук ложек о миски.
К счастью, матросы избегали приближаться к нам близко: я предупредил, что подходить к нам можно только за благословением по утрам, в прочие моменты святой Мака отдыхает и медитирует, и тот, кто нарушит его одиночество, подвергнется проклятию. Конечно, едва пройдет отпущенный на ужин час, младшие боцманы погонят матросов на молитву и спать,и меня тоже – правда, сначала я должен буду перемыть уйму посуды. Но корабль никогда не спал: заканчивалась одна вахта, начиналась другая. Под привычное уже дребезжание оркестра матросы возносили гимны Урешу, им тонко подпевали капелланы. Потому на палубе и были свалены духовые инструменты. Вовсе не для бравурной встречи невесты, хотя, наверное, Тендал использовал бы их для этого... если бы отыскал баронскую дочь.
Я прикинул расстояние до Вандоры: она села так, что, при желании, могла слышать нашу речь. Что ж, принцесса: не ты одна умеешь играть, сейчас я кое-что изображу, надеюсь, тебе будет приятно.
Я и заговорил – достаточно громко, и отнюдь не придурочным стилем Сундаго:
– Да, я должен сказать вам то, дорогой мой чародей, чего не хотел говорить. Она, эта рыжая баба – абсолютно бесстрашна. То есть – полностью лишена страха. В общем, она способна на все, и это меня немного пугает. А я – Леопольд, подлый трус. Почему Леопольд, спросите вы? Это так, к слову пришлось. Да и имя величественное и красивое. У нас им кличут императоров и котов.
Ложка с кашей замерла, не дойдя до рта принцессы. Ее глаза расширились. Но – лишь на мгновение. Затем она сунула кашу в рот и начала жевать – слишком нервно и быстро
Гейм! Сет! Матч!
Съела, прынцесса?
– Ну и я, конечно, провел с ней лучшие дни своей жизни, а потом этот королевский лекарь, будь он неладен, подписал меня собирать целебные травы в горах Абнего. Эх, ну да что вспоминать… Хотя порой я вспоминаю ее с тоской: какая семья у нас бы получилась! А детки? Пять или шесть пострелов, больше, я думаю, не нужно… Да-а-а…
К лицу Вандоры стремительно прилила кровь. Она резко вскочила, и прошлепала к баталеру, вихляя бедрами столь резко, что я испугался, как бы она не вывихнула себе обе шейки бедра.
И еще очко в мою пользу. Чем же ответит принцесса?
Принцесса, сдав миску, куда-то пропала. Ну и ладушки. Теперь со стариком можно поговорить свободно.
Я устало привалился к фальшборту здоровым плечом: сегодня изрядно отмотал руки на тяжелых веслах. Вчера кроме гребли я еще драил палубу, позавчера – побывал кухонным работником («Очистки? Не знаешь, куда на корабле девают очистки? Выброси их за борт, дурачина!»), ухитрившись поскользнуться на ровном месте и расшибить лоб. Общаться открыто нам с аскетом удавалось только на палубе после вахты. В матросском кубрике, куда нас определил на проживание боцман, я не мог снимать личину косноязычного сельского дурня.
Впрочем, даже открытое общение было в одни ворота: говорил я, а Франног все еще молчал, баюкая обиду.
Имея репутацию полудурка, который улыбается невпопад и двух слов не может связать на арвесте, я за три дня узнал многое из того, что скрыли бы от обычного чужака. Не вступая в разговоры, лишь слушая, я выяснил политическую обстановку в Империи («Дрянь, а будет еще хуже, коли Тендал не прихлопнет Вингира, своего братца!»), возраст принца («Тридцать пять – и только надумал жениться!»), количество кораблей его флота и даже то, что Вэйнард Стерамон, адмирал, побеждавший с помощью божьей Менд и Меркхар в открытом море, имеет докучную хворь пониже спины.
Обстановка на судне удивляла. Да, это флагман, но меня не покидало ощущение, что таковы все корабли Тендала. Чистые. С толковыми офицерами и расторопными матросами. Проклятие, девственные! Нет, пожалуй, бесполые, как ангелы. И смертельно опасные.
Здесь матросы не были бесправными рабами, как на военном флоте Селистии. Они прошли строгий отбор и выучку, им выплачивалось хорошее жалование, а офицеры и боцманы не имели права пороть их линьками и раздавать зуботычины. Дисциплина, и без того высокая, поддерживалась рядом действенных мер: за проступки высчитывали часть жалования или карали вахтой вне очереди, могли и вовсе списать с судна, что расценивалось как величайший позор: служить на флоте Тендала Справедливого было почетно. Конечно, должность профоса никто не упразднял, имелся и карцер, но все это казалось пережитком старины. Конфликты между самими матросами дозволялось решать путем честного кулачного поединка, причем с обоих драчунов удерживали определенную сумму. За тайную драку, бранные слова и азартные игры наказывали сурово. Смертной казнью каралось – хо-хо! – мужеложство, трусость в бою и предательство.
Полдюжины цирюльников и трое портных следили, чтобы матросы не ходили обросшими, небритыми и оборванными. Три опытных лекаря пользовали больных и строго наказывали симулянтов (нам повезло, что коренной зуб Франнога, выдранный Стерамоном, имел-таки дырку). Капелланы были готовы в любой день и час поговорить о насущном (и, как показалось мне, делали это искренне, а не с целью наушничества). Еда... Ну, с едой, на мой взгляд, не сложилось. Зато готовили ее из свежих продуктов. Кубрики были чистыми и просторными. То же самое, или почти то же, было и на других кораблях флота, и даже в сухопутной армии: матросы знали это от солдат, расквартированных на флагмане.
Все эти наблюдения поразили меня до глубины души. Поразмыслив, я пришел к выводу, что принц или его неведомые советчики сделали все, чтобы пробудить в простых матросах и солдатах подспудное чувство того, что о них думают, их уважают, о них заботятся. Таким образом, Тендал вместо стаи забитых рабов получил солдат, готовых идти за ним в огонь и воду не их чувства страха, а по велению сердца.
Изложив свои соображения чудодею, я тряхнул пустой миской и изрек:
– Прямо говоря, не худое в этом войске житьишко. Единственное – жратва подкачала. Есть тут, правда, буфет, только там все за деньги. Я вот что скажу: принц либо тронутый, либо отчаянный гений. Либо то и другое разом. А при дворе Барнаха звонили, дескать, он хлыщ. Не, может и хлыщ, да только хлыщ умный. Широких взглядов человек.
Франног демонстративно ощупал языком промежуток на месте вырванного зуба.
Я сделал вид, что ничего не заметил.
– Мотивы? Вы говорите – мотивы, Франног? Я тоже над этим думал. Очень много преимуществ. Ну, к примеру, он может не бояться удара в спину. Даже если какой-то генерал захочет власти, или его враги купят, солдаты без лишних слов поднимут его на копья. Очень устойчивая армия получается. Крепкая. И наемники не нужны. Здесь все – фалгонарцы, и все – патриоты.
Чудодей посмотрел сквозь меня и зевнул.
Вот же вздорный старик!
Мне захотелось показать ему фигу. Хе, что-то подумают матросы, когда проводник святого Маки покажет неприличный жест своему патрону?
– В общем, я… я потихоньку начинаю уважать принца. Как бы он не поступил с Нэйтой, этот малый – он правильный государственный деятель. В нем есть справедливость и понимание как надо. Конечно, я по-прежнему считаю, да что там – знаю, что он отрубит наши головешки, если проведает о нас и Нэйте, но… моего уважения к нему это не отменит.
Мудрец, прижав колени к груди и оплетя их руками, изобразил на лице холодное презрение. Впрочем, он уже слегка отошел – еще вчера и позавчера старик вовсе не желал слушать меня: он отворачивался или начинал сердито мычать на любое мое слово, спасибо, хоть роль свою исправно играл.
– Да бросьте! Ну, нескладно получилось... – Я досадливо взъерошил свои короткие желтые волосы. – Зуб, подумать только... Ерундовая мелочь! – Произнося эти слова, я покривил душой: зуб мудрости, которые азартно выдрал у Франнога Стерамон, мелочью, конечно, не был. – Ну, кто ж мог знать, что этот адмирал – бывший флотский хирург, у которого до сих пор руки зудят, а самого Тендала уже пять дней как нет на борту? Мои неудачи бьют по вам рикошетом, не замечаете? Скажите спасибо, что нас поставили мыться на бак, когда стемнело, и никто не пялился на мои раны и вашу... срамную татуировку с голой бабой. Вы меня слышите, эй? Вас кто просил тыкать пальцем в коренной зуб? Ну, показали бы на передний, от них все равно мало проку, разве что покрасоваться перед девчонками. Но в ваши-то годы думать о девчонках! Нет, вы меня поражаете!
Франног клюнул воздух и яростно затряс головой. Глаза у него были, как бушующие жерла вулканов.
– Тихо, расплещите кофе! Вам, кстати, лучше без бороды – сразу помолодели. Блеск в гла... О, святой Мака, мне тоже быть по вкусу! Горячий вода такой сладкий, а цветом как кизяк в жаркий день! Очень красиво, чудеса!
Я покосился в сторону лейтенанта Тиджо, который фланировал мимо, и, когда тот оказался рядом, громко сербнул из кружки, вскочил и раболепно согнулся. Тиджо был капитаном «Благодати», но командовал судном деятельный адмирал Стерамон.
– Видали? – Я многозначительно хмыкнул. – Тиджо, он, между прочим, из низов. Почти как я, а? Смеяться будете, но Стерамон тоже. Нет благородной крови. Звания – только за талант. Для тех, кто хочет учиться, Тендал построил Военную Академию, выписав несколько отставных офицеров из Рейнарди. Каково? За десять лет он сколотил армию, в которой все, от солдат до офицеров ему преданы. Свои в спину не ударят, как уже говорил. Что-что? Ладно, сопите. А я расскажу, что удалось выведать.
Франног прикрылся ладонью, как забралом шлема. Но я понимал: старик внимательно слушает.
– Значитца, вот как обстоят дела на сегодня. Драхл... Рассказ мой будет хаотичным, да многое я уже поведал вам за прошлые дни, хоть вы отказывались слушать, так что буду повторяться. – Я пригубил горячей бурды, сдвинул густые выцветшие брови. – Гм, не могу сказать, что каша собирается проситься наружу, но впечатление такое, будто ничего и не ел. Стоило взять еще тарелочку, как думаете, а?.. Ладно. Дела кругом скверные, дела паскудные. Империей управлять, это вам не свиней пасти. Номархи запада и бароны севера так и норовят отпочковаться от империи и зажить своим небогатым умишком. Горцы Фарама опять же шалят… Перекрыли торговые пути из Селистии в Фалгонар и вообще с востока начисто.
Губы старика дрогнули: он что-то безмолвно произнес. Мне показалось – ругательство.
– Так вот, эти номархи и бароны – все они спят и видят, как бы разметать Фалгонар по кусочкам, так их развратило владычество безвольного императора Ато Вэлиана! Рыба гниет с головы, не мне вам говорить. Но самые главные интриганы – тендаловы сводные братья и сестры. Здесь матросы иначе, как «змеюки подколодные», их и не называют. А главный интриган принц Вингир проходит у них как «битый молью ишачонок». Оскорбление царской фамилии, верно? Так вот, Тендал за это не карает. А если кто-то вздумает ляпнуть что-то кривое про самого Тендала – свои же его и разорвут на кусочки, ибо принца сильно уважают! Нет, мудрый он мужик, что ни говори. Из родичей у него в фаворе только принц Чермиз и Вандора, поскольку они из одного лона вышли. Ато пережил трех жен, каково? Обычно наоборот бывает... Говорят, впрочем, что Чермиз головой ушибленный и состоит при принце вроде как собачкой, ну а Вандора – она себе на уме, но на трон не претендует, Тендал же доверяет ей. А всего у Ато восемь детей: три, значит, дочери, и...
Франног приоткрыл рот на полпальца и буркнул, не шевеля губами:
– Я знаю.
Я расплескал на себя кофе:
– Эрт шер да марг! – Я так удивился, что чуть не распустил придурочную гримасу.
– Мне все это известно, – глухо и не очень внятно проговорил старик, глядя в сторону. – Старая империя... Я знаю и про армию, и про братьев, и про вдового короля. Я хорошо осведомлен о том, что творится в стране. Я собирался окончить тут свои дни.
– А что же раньше не рассказывали?
Франног сложил ладони в молитвенном жесте и, чуть-чуть согнув пальцы, так, что получилось что-то вроде приоткрытых створок ракушки, прикрыл рот; со стороны казалось, что он впал в глубокую задумчивость или молится. Голос его прозвучал глухо, но куда более внятно:
– А ты разве спрашивал? С самого начала пути ты просил меня поделиться мудростью хотя бы раз? Вот попытаться меня утопить – это пожалуйста! Сделать так, чтобы старику вырвали последний здоровый зуб – с превеликим удовольствием! Назначить меня немым святым, служащим чуждому мне богу – это как два пальца… Ох, прости меня Шахнар за то, что оскверняю свои уста постыдной бранью!
– Аргх!
Я оглянулся: матросы заканчивали ужин, их болтовня стала громче. Кто-то наигрывал на флейте, несколько голосов затянули унылую песню. Местами слышался смех, невеселый и натянутый, будто смеющиеся изо всех сил старались веселиться, тогда как им следовало плакать. Идти к крутеню никому не хотелось.