– Марго злится на тебя. За то, что воздействовал на Аню, – слышу, как Савов обращается к Кевину, и я тут же выхожу из забытья и сладких грез о Рэе.
– Нет! Виктор, скажи ей, чтобы не думала даже наказывать Кевина! Это я виновата! Я ей сама скажу!
У меня начинается паника. Ведь Марго может что угодно сделать с Кевином. Она сурова на наказания, а тут еще Инквизитор – для нее это, как красная тряпка для быка!
– Успокойся. Наказывать Кевина никто не будет. Он же не Химера.
Савов поворачивается и на его губах читается снисходительная улыбка. Журит, как ребенка. Будто сам не знает, какие Темные быстрые на расправу и месть.
– Заберите меня отсюда, а? Что вы меня сюда поместили? Я как в Карцере! Нет. Хуже!
Я хнычу сестре и Савову. Это ненормально: держать здорового человека в больнице! Да я с ума тут сойду. Но по их лицам читаю, что нет, не отпустят.
– Отдыхай. Набирайся сил. Тебя тут проверяют на каждом аппарате. Следят за тобой, – Кевин улыбается и пытается уговорить меня. И снова этот покровительственный тон, как к малому дитяти. Тоже мне санаторий нашли! Если хотят такого счастья, пусть сами тут побудут хотя бы часок. С удовольствием уступлю место.
– Ладно, дорогая, я пойду. Дела не ждут. – Виктор подходит и целует мою руку. – Не возмущайся. Мы тебя все любим и хотим, чтобы ты восстановилась поскорей. А то напугала нас.
Он заботливо целует в щеку, обдав меня шипровым ароматом своего парфюма.
– Я тебя люблю, – его шепот опаляет ухо. Виктор ласково берет мой локон и пропускает между пальцев. В моей душе пустота: ни отклика на эту нежность. Что делать? Как сломать себя? Как выжить? Как прекратить пытку?
Савов исчезает из палаты, оставляя меня с сестрой и Кевином.
Ганн заметно расслабляется, стоило лишь выйти Виктору из палаты.
– Зачем вы меня сюда поместили? Дома бы отлежалась…
– Аня, прекрати! Шутишь? У тебя была остановка сердца! Тебя Кевин с Виктором откачивали несколько минут! И делать вид, что с тобой все хорошо, не надо.
Кевин смотрит и улыбается мне, тем временем как в зеленоватых глазах Вари читается возмущение и гнев. Я ее сильно напугала. Mea culpa.
– Ладно, мы пойдем. – Вот и Варя сбегает от меня. – Лучше сиди здесь, набирайся сил, спи больше и ешь. А то от тебя кожа да кости остались. Смотреть противно.
Внезапно Кевин подходит ко мне и шепчет на ухо:
– Выходи на улицу через десять минут. Варе ни слова.
Я недоуменно смотрю на него: несмотря на задорную улыбку, в глазах читаю опасение и серьезность.
– Хорошо, – киваю в ответ. Варя странно косится на Кевина. Поэтому я улыбаюсь ей, чтобы отвести подозрение от Ганна.
– Идите, сладкая парочка. Так уж быть, побуду тут.
В глазах сестры тут же зажигается радость, и она принимает довольный вид. Они с Ганном выходят. Интересно! Кевин зовет меня на тайное свидание! Зачем?
Я тут же кидаюсь к шкафу со своей одеждой. Одевшись, выбегаю из палаты.
– Девушка, вы куда? Сейчас врач придет!
Я отмахиваюсь от дежурной и стремительно направляюсь к лестнице. Выйдя на свежий воздух, чувствую, как становится легче: ни запаха хлорки, ни кислых лекарств, ни потных тел – ничего. И куда дальше? Оглядываюсь в поисках Кевина, все еще нерешительно топчась на пороге. Но его не видно. Тогда иду к беседке под березой в разбитом возле здания палисаднике. На лавочках сидят больные с родственниками; пациентов узнать легко: одеты в домашнюю одежду и в тапочках, родственники что-то им говорят, кто-то кормит домашней едой, а кто-то просто молча скорбно курит. Прохладно. А я в тонком свитере. Ежусь, пытаюсь согреть дыханием руки.
Ее голос звучит за спиной, и я дергаюсь от неожиданности, чуть не потеряв равновесие и не свалившись с лавочки.
– Ева?
Я шокировано пялюсь на девушку. Может, я еще не проснулась? Или у меня галлюцинация?
Она говорит на английском с британским акцентом, напоминая мне о языке Мелани Гриффит, той, которая первое, что услышала – английскую речь доктора Хоббса.
– Здравствуй, Мелани. Рада тебя видеть.
Я смотрела на нее, разинув рот. Валльде стояла в светло-голубом костюме и на каблуках, прекрасная девушка с голубыми глазами и практически белыми волосами. Она смотрелась инопланетянкой посреди двора старой больницы в запущенном диком палисаднике.
– Ты меня узнаешь? – Ева тушуется, глядя на меня. Наверное, у меня вид полнейшей идиотки.
– Ты как здесь очутилась? – я еле выдавливаю из себя английские слова, пытаясь справиться с шоком.
– Как? Как обычно. Из Саббата.
– А! Ну да…
Я попыталась совместить в голове это обшарпанное кирпичное здание в России и древний замок Саббат в Великобритании. Не получилось. Хотя не удивлюсь, что в школе Инквизиторов есть ход сюда в виде двери гаража или подсобки дворника.
– Можно? – Ева кивает на лавочку, слишком грязную для ее чистого дорогого костюма.
– Если не боишься запачкать.
Ева не боится. Она смело входит в беседку и садится рядом. Я еще больше изумляюсь ее нереальной красоте и тому, что она здесь.
Сочетание несочетаемого – Саббатовская особенность. Порыв ветра дует из-за ее спины, и я чувствую легкий аромат духов: чуть сладковатый, но приятный. Это возвращает меня в действительность. Я вспоминаю про запрет Сената.
– Тебе нельзя со мной общаться, Ева…
– Знаю. Но у меня серьезные причины быть здесь.
Она опускает взгляд на свои пальцы, а я отмечаю, что она стала какой-то острой: скулы стали еще четче, а под глазами пролегли тени. Кажется, Ева похудела. Может, заболела?
– Как у тебя дела? – Валльде смотрит в глаза, пытаясь быть вежливой.
Ох, не нравится мне этот подход издалека!
– Хорошо.
Ева смеется.
– А ты все та же! Кевин рассказал, что вчера тебя реанимировал, вытаскивая вместе с твоим женихом с того света. А у тебя «хорошо».
Я тоже смеюсь, согласна, глупо. Но такова я. Не люблю жаловаться без повода.
– А у тебя как?
Ева мрачнеет и опускает взгляд на переплетенные пальцы.
– Не очень хорошо…
Я никогда не видела Еву такой. Мне становится страшно, и я практически выпаливаю:
– Что-то с Рэем случилось?
– С Рэем? – она поднимает глаза, удивленная моей реакцией. – Нет, с ним все хорошо.
Камень упал с души. Слава Богу! Так и хочется кинуться расспросить про него, но еле сдерживаюсь.
Ева после небольшой паузы продолжает, и с каждым ее словом мне становится все хуже и хуже.
– Я из-за Стефана тут. Химеры подали в Сенат на пропажу Заклинателя Змей, того самого, который выкрал тебя с обряда экзорцизма. Они с Рэйнольдом не успели полностью очистить квартиру, и Архивариусы нашли следы магии Стефана. Его забрали в Карцер до суда. Ему угрожает костер…
– Но он же не виноват… Стефан спас меня!
– Это знаешь ты и Химеры. Но не Сенат. Тебя как главного свидетеля скрывают, чтобы ты не дала показания и не спасла Стефана.
В голосе Евы слышатся слезы и боль. Она храбрится, держится, чтобы не расплакаться, но близка к этому.
– Зачем Химерам убивать Стефана?
– Мелкая месть. – Ева горько ухмыляется, мол, неужели сама не догадалась? – Химеры не могут успокоиться, что Саббатовцы вышли сухими по твоему делу, что никто из нас не сгорел. Им хочется крови.
И я верю. Эта сторона Инициированных не любит мирных решений.
– Ты поэтому тут? Хочешь, чтобы я дала показания в суде?
– Да. Я знаю, что это вызовет проблемы у тебя, а также у меня, но я не хочу потерять Стефана. Не могу без него…
Все. Я вижу слезы Евы и мольбу в глазах.
– Прошу тебя, Мелани, спаси его! Ты любишь Рэя?
– Да… – я шепчу, сраженная лихорадочным блеском глаз Евы. Она говорит быстро, прерывисто, часто всхлипывая, схватив меня за руку, а я отмечаю, какие горячие пальцы у нее по сравнению с моими. Будто держала их над костром!
– Тогда ты должна понять меня! Я не могу потерять Стефана! Если его не станет, не будет и меня. Говорю тебе это не как пророк, а как любящая женщина!
– Да, конечно, Ева! О чем ты? Конечно, дам показания! – я обнимаю плачущую подругу, чувствуя, как она вздрагивает, как цепляется за меня. – Все будет хорошо… Поверь. Мы не допустим смерти Стефана! Не плачь, пожалуйста.
Я глажу по светлым мягким волосам. И вот Ева уже прекращает плакать, замерев в моих объятиях на пару секунд. После чего отстраняется, держа руки на моих плечах, которые согревают и отвлекают от пронизывающего ветра.
– Что я должна сделать? Как заявить свои показания в Сенат?
– Ты должна поговорить с Виктором об этом. Можешь сказать, что я обратилась к тебе напрямую. Не упоминай Кевина. Хорошо?
– Хорошо. А почему с Виктором?
Услышав, что должна говорить насчет показаний с Савовым, надежда на спасение Стефана начала таять: Виктор не разрешит.
– Потому что ты его пара по бумагам Сената. Он твой поручитель, опекун, назови, как хочешь, на протяжении трех месяцев или пока у тебя не проявится Знак.
Твою мать! И снова-здорово! Опять я утыкаюсь носом в стену, на которой написано «ЗНАК».
– Когда суд?
– Послезавтра.
– Послезавтра?! – я вскрикиваю так, что обращаю на себя внимание других сидящих на лавочках пациентов.
– Трудно будет?
– Виктор не согласится.
– Как-то, но согласится! Ты есть в грядущем. И спасешь Стефана! Иначе, я бы к тебе не пришла.
Я недоуменно замолкаю, обдумывая варианты, как уломать Виктора. Не знаю… Руку даю на отсечение, он не отпустит меня в суд!
– Я попробую…
Ева благодарно кивает. А затем произносит то, что окрыляет меня:
– Рэй скучает по тебе. Очень. Пытается делать вид, что все нормально. Но снова отгородился стеной. Весь сам в себе.
Теперь моя очередь лить слезы: Ева незаметно тронула кровоточащую рану.
– Я сделала ошибку, выбрав Савова. Подумала, что год отношений – это гарантия, это то, что я хочу… Правда, меня бы не поняла Варя… Боже! Все так сложно! – я тру глаза, пытаясь взять под контроль свои чувства. И у меня получается. – А я ему звонила вчера утром. Поздравляла…
– Знаю.
Ева сочувственно кивает. Понятно. Значит, она знает, что он просил не звонить. Это больно.
– А вообще, как в Саббате идут дела?
– Строим планы по спасению Стефана… Ах, да! У нас две новенькие.
– Новенькие?
– Угу. Кристен и Сара. Сара своим даром похожа на Ноя, ему отдали ее на обучение. А Кристен обучается у Рэя.
– Новая ученица для Оденкирка? – я горько улыбаюсь. Хелмак быстро нашла мне замену.
– Да. Реджина пытается отвлечь его.
– И как? Получается у Кристен?
– Судя по тому, как они огрызаются друг на друга, не очень.
– Огрызаются?
Ева кивает, смотря куда-то вдаль.
– Рэй ее на дух не переносит. Деннард дерзит постоянно, чем бесит его. А он не любит таких девушек, – ее слова как бальзам на душу. Значит, заменить меня им не удается, – он будет на суде Стефана. Будет давать показания, – тихо произносит Ева, давая надежду увидеть Рэйнольда вживую. От этой мысли сладко засосало под ложечкой. Знать, что он где-то, реальный, а не часть моих снов и не голос в трубке – это невыносимо, так и хочется кинуться на поиски, сбежав ото всех.
– Я попробую уговорить Виктора.
Ева кивает.
– Я пойду. Мне нельзя долго быть с тобой. Вдруг кто-то из твоих увидит меня. Хватит того, что и так нарушила решение Сената.
Она встает со скамейки, отряхнувшись и поправив волосы. Некоторые мужчины во дворе сразу же оборачиваются на нее. Еще бы! Такая красавица!
– Что-нибудь передать Рэйнольду?
В голове сразу взрывается тысяча ответов. Но есть одно но: он попросил не звать и не звонить ему. Поэтому качаю головою, не в состоянии произнести «нет».
Ева странно смотрит на меня, но потом жмет плечами, мол, твое дело, – и грациозно уходит. Я остаюсь в разодранных чувствах. На ум приходит только одно: «Разметало». Нас разметало по разным сторонам света. Хотим собраться, объединиться, но не можем. Упущено. В какой-то момент все пошло кувырком, будто споткнулись и кубарем летим под откос. Только в какой? И можно ли все исправить?
Послезавтра будет суд над Стефаном. Итак, Анна Шувалова-Мелани Гриффит, как тебе уговорить Виктора? Думай.
Не преступлю, не нарушу, не предам
– Ну и о чем ты хочешь поговорить?
Я судорожно сглатываю. Страшно, что аж поджилки трясутся. Виктор стоит и улыбается мне с высоты своего роста, наблюдая, как я нерешительно трогаю лацкан его пиджака и иступленно кусаю губы. Мы находимся в моей палате.
– Обещай не сердиться…
– Анечка, разве можно на тебя сердиться?
Угу! Можно, Виктор. И ты сейчас это узнаешь. Савов нежно треплет за подбородок, заставляя посмотреть в его глаза.
– В общем, нужно спасти одного человека от костра. И я хочу выступить с показаниями на суде…
– Что? – Виктор непонимающе смотрит на меня. – Что за суд?
– Ну, одного знакомого будут судить, и мои показания могут спасти его.
– Что за знакомый? – Его руки соскальзывают с моих плеч, и он убирает их в карманы брюк.
– Стефан Клаусснер…
Пауза длилась мгновение, но ощущение – будто вечность пронеслась. И на смену нежности и улыбки Савова пришла холодная непроницаемая отчужденность.
– Ты серьезно? Или шутишь?
Виктор просто излучает негатив. Он презрительно поднимает подбородок и смотрит на меня сверху вниз.
– Я знаю, что его обвинили в убийстве Заклинателя Змей. Но это несправедливо!
– Аня, ты понимаешь, что говоришь? Ты защищаешь Инквизитора! Того самого, который виноват в потери тобою памяти, того, кто хотел убить тебя, того, кто обманом скрывал тебя от нас! Клаусснер ненавидит Химер и тебя заочно. И ты хочешь его спасти?
– Виктор, он не плохой… – шепчу я. Виктор практически нависает надо мной, у него страшный блеск в глазах, будто еле сдерживается, чтобы не накричать на меня.
– «Не плохой»? Это один из лучших охотников на ведьм. Ты в курсе, сколько он сжег наших? Если надо, он тебя сожжет и не поморщится! Клаусснер твою шкуру спасать не будет.
Савов наклоняется так, что теперь его глаза напротив моих. Его лицо очень близко. Я чувствую дыхание Виктора на своей коже. Савов подавляет меня. Пугает.
– Но он уже однажды спас мою шкуру…
Савов неожиданно толкает меня назад – и вот я загнана в ловушку между его руками и стенкой.
– Клаусснер спасал, потому что все хотели, чтобы ты стала, как они. Чтобы ты по щелчку Сената убивала своих Сестер и Братьев.
Каждое слово он практически выплевывает мне в лицо. В его тихом голосе слышен рык зверя.
– Кто сказал тебе про Суд? – Его рука ложится мне на горло и начинает ласкать. Пальцы, будто играючи, нежно исследуют шею. Мне становится страшно до дурноты. Мгновение – и ведь свернет ее, как цыпленку, в порыве гнева. – Так кто сказал?
– Ева Валльде…
– А-а-а! Подружка Клаусснера! Блондинка! Помню. Ну что же, я подам в Сенат обвинение в нарушении субординации.
– Нет! Виктор, пожалуйста! – я начинаю плакать и умолять. Савов смотрит на свои пальцы на моем горле. Голос не слушается, шепчу, выжимая из себя слова: – Не надо… Я сделаю все, что ты хочешь… Только не надо подставлять Еву! Помоги мне спасти Клаусснера, и я сделаю все, что ты хочешь…
Внезапно мои слова достигают цели. Савов начинает улыбаться, будто получил желаемое. Я мысленно представляю, что будет: поцелуями дело не ограничится.
– Хорошо. Мне нравится такой вариант.
Его руки медленно соскальзывают на мои плечи, а большой палец ложится на яремную впадину, нажми – и будет удушающе больно.
– Что ты хочешь, чтобы я сделала?
– Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, – он беззаботно улыбается, будто не хочет придушить.
– Ну… вроде, я и так собиралась это сделать… – лгу, пытаясь скрыть правду, что мечтаю уйти от него, что хочу другого мужчину, что Савов мне не нужен.
– Вот именно, собиралась. Но я же не дурак, Аня! Вижу, что ты готова отказаться от меня. Я хочу, чтобы ты пообещала мне выйти за меня замуж, а потом перейти от Марго в мой клан.