— Эй! — вдруг раздался грубый мужской бас.
Смит обернулся.
— Ты ещё кто такой? И кто тебя сюда пустил?
То ли мимолётный страх, то ли нежелание влипать в неприятности заставили Эрика сделать всего один шаг… И прохлада поглотила его целиком. Внутри поселилось ощущение тревоги, а в глаза бил такой свет, что пришлось зажмуриться. Лишь через пару минут Смит открыл глаза. Белый потолок, какой-то монотонный писк. И ощущение полной беспомощности. Молодой человек попытался подняться, но резкая боль и какие-то верёвки сковали его. Получилось лишь простонать.
— Очнулся! — донеслось откуда-то издали.
Эрик повернул голову от окна, в которое бил тот яркий свет. Рядом сидела плачущая мать, из палаты вылетела медсестра, в коридоре сквозь дверь завороженно на него смотрела его же девушка. Смит было хотел спросить о том, но более нецензурным тоном, однако не смог даже открыть рот. Слабость. Трезвый и ясный разум. И полное непонимание происходящего.
— Эрик, — обратилась к нему мать, ласково проведя ладонью по щеке. — Боже, мы и не надеялись, что так быстро…
Смит наблюдал за дверным проёмом, в который вскоре вошёл врач, закрыв за собою дверь. Высокий мужчина в белом халате не спешил присесть. Он смотрел то на своего пациента, то на женщину.
— Миссис Смит, я Вам говорил, что у него благоприятные прогнозы, — мужчина улыбнулся. — Нам удалось удалить большую часть опухоли…
Дальше Эрик не слушал. Опухоли? Какой опухоли? Неужели он забыл всё, что было после того, как ступил за границу того странного объекта? И у него никогда не было никаких опасных для жизни опухолей, он в принципе ничем не болел в последнее время. Или это Зона на него так повлияла? Вопросов было больше, чем ответов. Но задать их, конечно же, в силу своего состояния Смит не мог. Впереди теперь была длительная реабилитация, время которой тянулось. Если первые слова Эрик смог озвучить достаточно быстро, то попытки встать на ноги в буквальном смысле начались относительно нескоро. К слову, для молодого человека они были крайне затруднительны, как минимум по причине того, что по неизвестным ему обстоятельствам левой ноги у него не было по колено. На все вопросы родственники лишь пожимали плечами, грустно при этом вздыхая и рассуждая о тяжёлой борьбе с раком.
Когда Эрик начинал рассказывать или расспрашивать о Зоне, на него смотрели как на дурака, а врачи рассуждали, что это могло быть сном во время длительной «отключки» молодого человека. Но Смит был уверен, что та прохлада, которую он ощущал перед неизвестным сгустком черноты, была реальность. Он чётко помнил, как давал сотню солдату. Нынешняя реальность казалась более эфемерной, чем все до этого пережитые годы.
И чему из этого верить?
Эрик не знал.
С момента «пробуждения» прошло совсем немного времени, а Смиту уже казалось, что он сходит с ума. Молодому человеку казалось, что воплотились самые потаённые, самые страшные его желания. Теперь только он был в центре внимания. Теперь была уважительная причина отправить весь экстрим в дальний шкаф на неопределённый срок, а по возвращению — стать героем.
========== История третья. Джулия ==========
Джулия Фишер всегда старалась выглядеть хорошо, несмотря на ряд проблем. После неприятного (и, к слову, низкого) побега мужа она тянула двоих детей сама, а мать вечно считала нужным читать нотации по поводу и без. Женщину это, мягко говоря, не устраивало, но выбора не было: жить на съёмном жилье было куда более накладно, чем ездить по утрам на работу из пригорода на электричке. Где же, спрашивается, алименты? А их не было. Муж как в воздухе растворился.
Каждый день миссис Фишер уходила на работу сразу после того, как ей удавалось разбудить детей и заставить их собираться в школу. Мать женщины старалась не принимать активного участия в воспитании. Единственное, что она делала в этом плане активно — выносила Джулии мозг, причём иногда так, что женщина начинала мечтать о том, чтобы остаться одной во всём мире. Фишер грустно было осознавать, но полного одиночества хотя бы на день раз в месяц ей критически не хватало. Да, она любила детей. Да, любила и мать. Но этот вечный вынос высасывал из женщины все соки.
Дорабатывая в тот день последние минуты, Джулия, как и в каждый другой день, уже представляла свою дорогу домой. Сначала автобус до электрички, после — полчаса в набитом поезде, а от него ещё десять минут пешком до дома. И эти десять минут были самой приятной частью дня, ведь за это время никто Фишер не трогал, не читал ей нотаций, не спешил остановиться на полпути и заговорить, вываливая на женщину все «свежие» сплетни, а ведь у неё и без этого голова после работы кругом шла.
Однако покинув своё рабочее место и торговый центр, Джулия поймала себя на мысли, что что-то не так. Людей на улицах практически не было, а в общественном транспорте не пришлось трястись стоя. Пригород так же был практически пуст, а все, кого женщине посчастливилось встретить, не обращали на неё ни крупицы своего драгоценного и ненужного ей внимания. В нереальности происходящего Джулия удивилась, когда перешагнула порог материнского дома. К ней не выбежали дети, не было нигде мамы с рассерженным и вечно недовольным лицом. Холодильник был забит, по телевизору нигде не шли чёртовы новости, несущие за собой тонны негатива. И всё это… Было осязаемым. НЕ вызывало никаких подозрений.
Миссис Фишер казалось, что она спит.
Но просыпаться не хотелось.
Джулия охотно приняла такую действительность. На работу она на следующее утро шла, а позже и ехала в гордом одиночестве. Людей практически не было. Было спокойно. Особенно радовала тишина на рабочем месте: не было ни души. Никто не мог отвлечь. Благодаря этому, труд, который иногда казался до чёртиков ненавистным, воспринимался в радость.
Второй вечер шёл для Фишер точно так же в радость. Она расслабилась на диване, включила свой любимый сериал, без угрызений совести насыпала в большой салатник купленных по пути домой чипсов. Никто не выпрашивал вредную пищу, можно было выпить пива перед телевизором без осуждающих фраз и взглядов. Разве не чудесно?
Однако к третьему дню Джулия поняла, что её счастье затягивается. Она скучала по детям, и, что странно, по собственной матери. Ещё более удивительным было то, что женщине не хватало людей вокруг. Мир становился пустым и терял свои краски. Грустно было без Сильвии, которая периодически встречалась в нескольких метрах от дома и забалтывала так, что её потом никогда более видеть не хотелось. Она могла часами рассказывать о своих взрослых детях, о проблемах в интимной жизни с мужем, про неудачно установленный катетер у её матери, про странный цвет кала внука… Для Сильвии границы личного и публичного словно не существовали.
На четвёртый день не хотелось просыпаться. Фишер начинала понимать, что живёт она реальностью, но не своей. Это достаточно сильно давило на мозг. Она начинала испытывать недостаток общения, становилось страшно. Хотелось вернуться домой, к себе домой, где были дети и с очередной нотацией недовольно скривила своё лицо мать. Туда, где бывший муж бегал от алиментов и тайком пытался встретиться с детьми. Туда, где пить пиво и есть чипсы у телевизора было нельзя. Туда, где существовала суета, от которой постоянно хотелось отдохнуть.
Но чуда не случалось. Джулия чётко осознавала лишь то, что самая сокровенная её мечта об одиночестве превратилась в самый страшный её кошмар.
========== История четвёртая. Джек ==========
Джек Свонсон был типичным представителем так называемого среднего класса. Хорошо окончил школу, без всяких отличий завершил обучение в университете. Получил права, сам заработал на машину. Женился на идеальной (особенно для окружающих) девушке, с которой завёл двоих детей. Роль идеального семьянина легла на Джека прекрасно. Он заботился о своей семье, при этом не забывая о родителях, к которым периодически на выходные привозил своих детей. Что одни, что другие были друг друга рады видеть. Свонсон в такие моменты улыбался, но сам понять не мог, действительно ли он это делает искренне.
К вечеру в такие дни он забирал малышку Анну и маленького рыцаря Адама, а после ехал домой, где улыбаться приходилось уже жене. Постепенно брала верх усталость, надоедала и рутина. Однако Рита свои домашние дела делала идеально, мужа любила искренне, за детьми следила однозначно хорошо. У неё получалось всё, она везде успевала. Джека это иногда раздражало, ведь сам он подобным похвастаться не мог. Но, стоит отметить, мужчина брал себя в руки и ни разу не выносил за пределы своих мыслей слова о том, что Рита слишком идеальна.
Утром просыпались первыми дети. Жена уже суетилась, собирала их. Вскоре из спальни выползал сонный глава семейства, завтракал за чтением новостей с планшета. Через полчаса Анна уже была в детском саду, а Адам в школе. Сам Джек ехал на работу, на светофорах отвечая что-то на сообщения Риты. Та мужа отвлекать звонками боялась — на дорогах всякое может произойти.
Прибыв на работу, мистер Свонсон зарывался в тонны бумаг. Эту подписать, ту отдать, какую-то принять, а вон ту вот вообще запихнуть в шредер…
День проходил крайне монотонно. Каждый раз последовательность действий была совершенно одинаковая: бумаги, перекур, бумаги, обед, бумаги, перекур, перекур, перекур, бумаги, перекур, домой. Однако норма выполнялась, начальство было довольно, зарплата падала в конце месяца на карту. За вычетом налогов, разумеется.
И так уж выходило, что раз в месяц, после снятия части денег с карты, Джек шёл в детский магазин. Детям брал по какой-то недорогой игрушке или что-то для их творчества. Жене по пути домой покупал цветы. Себе… Джек, конечно, мог побаловать себя дорогой сигарой, но предпочитал покупать бутылку. Коньяк, виски, иногда вино. Когда дети засыпали, наливал себе немного, расслаблялся. Ни о каком сексе с женой в те вечера речи не шло. В принципе, ровно как и в остальные.
Рита, несомненно, была красивой женщиной, выглядела младше своих лет. Если находила в себе недостатки — мастерски их скрывала и делала хоть что-то для того, чтобы их устранить. Детей, что тоже немаловажно, любила, пожалуй, больше, чем саму себя. Каждый раз, как супруг приходил с работы с чем-то, она радовалась, улыбалась, но про искренность даже думать боялась. Всё приелось, но менять смысла не было. Джек деньги приносил, детей радовал, ей цветы дарил. Любил, наверное. Но вот тот факт, что не было любви и ласки в постели, Рите не нравился. Поэтому, что неудивительно, иногда она встречалась со своим старым другом, который её похотливые потребности мог удовлетворить.
Нет, ей не стыдно было после этого смотреть в глаза мужу. Она не прятала телефон, не скрывала переписки — ему и так было всё равно. Дети ничего не знали, а если возникали вопросы, то ответ был до безобразия прост: «Я была у миссис Пинчер». А миссис Пинчер, собственно, и могла это подтвердить, ведь сама была в точно такой же ситуации. Пока дети были в школе, Рита могла позволить себе выделить несколько часов в неделю на то, чтобы заняться сексом. Да, не с мужем. Но качественным!
Впрочем, Джек и сам недалеко ушёл. Будучи в браке с Ритой, он спал и с замужней Дженнифер из соседнего дома, и с Фиби, с которой жизнь свела их в командировке, и с Кристалл, которая жила в соседнем номере, когда они с семьёй отдыхали на Кубе. Несмотря на это, Джек был уверен, что если уличит жену в измене, то устроит ей скандал. Доказать его похождения она наверняка не сможет.
Этот день ничем не отличался от остальных. Глава семьи встал, выпил свой кофе, развёз детей по их «местам временного заключения», отработал положенные часы. Получил зарплату, заехал в торговый центр, в котором быстро нашёл детский магазин. Ни одну юбку он не мог пропустить мимо себя. Собственно, выходя из здания охота за красавицами продолжалась: за годы брака Джек научился разглядывать девушек незаметно для большей части окружающих его людей.
И почему-то дам вокруг стало слишком много. И все они не замечали, как их, порой даже слишком навязчиво, разглядывают. Что удивительно, все девушки были как на подбор — в рамках идеала Джека. Что на лицо, что на фигуру. Порой мужчине казалось, что он спит, а просыпаться во время такого сна не хотелось.
Однако дома была суровая рутина. Дети шумели. Рита, споря о чём-то по телефону с матерью, готовила ужин. Классика — тушёная курица с овощами. Детям нравился, а Джек это терпеть не мог. Неволей он вспоминал тех девушек, как вдруг из мыслей его вытащил звук сообщения. Ноутбук Риты. Какой-то достаточной глупый и неконтролируемый порыв любопытства, коих Свонсон ранее не испытывал, заставил потянуться его к ноутбуку. Рита звука не слышала, она по-прежнему занята была разговором с матерью. Джек не мог себя контролировать, его словно кто-то за руку вёл во вкладку с диалогами.
Первый же чат заставил мужчину испытать довольно широкий спектр эмоций. Радость, гнев, горечь, грусть, счастье. Одновременно. Но Джек не был глуп, чтобы это всё показать, особенно детям. Он взял ноутбук Риты и двинулся к ней на кухню, а на следующий день она, собрав минимум вещей, уехала к матери. Внезапная тишина ласкала главе распавшегося семейства и душу, и уши, а последующий поток любовниц — тело.
Вот только достаточно быстро это надоело. А Рита… словно исчезла. Реальность казалась каким-то поганым сном, а проснуться почему-то не получалось. Не хватало детей, не хватало надоевшего скучного быта. И чем дальше шло время, тем сильнее пульсировала в голове мысль о том, что Рита с детьми — плод воображения, а куча однообразных любовниц — самая реальная реальность. Однако вопросы относительно бракоразводного процесса от коллег на некоторое время приводили Джека в чувства.
В остальное время мужчина не знал, какой действительности ему придерживаться.
Он начинал сомневаться, что существует сам.
========== История пятая. Кимберли ==========
Несложно догадаться, что в тот злополучный день в торговом центре оказалась и тридцатидвухлетняя Кимберли Сингер. Девушкой она всегда была не самой красивой, из толпы сверстниц практически не выделялась. Средний рост, обычное телосложение, маленькая грудь, проблемная кожа. Неудивительно, что Сингер каждый день приходилось сталкиваться со своими комплексами, которые, к слову, стояли между ней и её счастливой личной жизнью. Ещё в подростковом возрасте на почве какой-то совершенно незначительной обиды Кимберли вбила себе в голову дрянную мысль о том, что если с ней общается какой-то парень, то только из-за того, что ему что-то от неё надобно. Мешало ей это до сих пор.
Мечты о принце на белом коне не покидали молодую женщину. Да, пусть она не закручивала жизнь вокруг этого. Но мечта была настолько желанной и сокровенной, что Кимберли, будь сие желание осязаемым, растила бы его и удобряла. Идеальный мужчина представлялся Сингер высоким кареглазым брюнетом, в меру ревнивым, сильным, властным и, вместе с этим, добрым и любящим. Часть параметров Кимберли самой казались взаимоисключающими, но она не оставляла мечту.
В тот злополучный день Сингер в который раз пришла в торговый центр за «натуральной» косметикой. Она стояла напротив витрины, читая состав одной из баночек крема, когда кто-то дотронулся до её плеча. Женщина обернулась, а перед ней стоял он. Идеал. Незнакомцу стоило только улыбнуться для того, чтобы Кимберли расплылась в своих мечтах и в момент вернулась в суровую реальность, уничтожая себя мыслью о том, что никогда такой мужчина, как он, не захочет её со всеми комплексами, тараканами и странными увлечениями.
Однако что-то пошло не по плану, и уже через неделю Сингер сидела в кафе с Конором, выслушивая его байки о тяжёлой жизни полицейского. Ей не требовалось много времени, чтобы именно в этом мужчине углядеть свой идеал. Впервые за всю свою жизнь Кимберли пыталась схватить мечту за хвост, а не упускать её с опущенной головой. Порой женщине казалось, что её сама судьба за руку тащит к Конору. Сопротивляться молодая женщина не видела смысла — её всё более, чем устраивало.
Прошёл месяц от первой встречи, и они переспали. Любовь была бурной, страстной, горячей и вожделенной. Конор Эйри относился к своей пассии с уважением, но в решениях и намерениях к ней был твёрд, что дал сразу понять. Он не отпускал спутницу от себя, словно показывая другим свои права собственности на данную особь. Кимберли, которая ранее была мужским внимание обделена, это льстило. Она продолжала находить в мужчине свой идеал и упиваться им.