– Этот козел охраняет двор деда, а мне просто до зарезу туда надо пробраться. Поэтому мне нужна твоя помощь.
Я живо представила себе деревенского парня, в кепке и драном тельнике, с бутылкой сивухи в одной руке и топором в другой. Безрадостная картина. Тем более что на охраняемый им объект предстоит «пробираться». Не иначе как своровать что-то хочет – вон какие глаза хитрые.
Про себя я уже решила, что откажусь.
– И что я, по-твоему, должна с этим козлом сделать? Пригласить на танцы?
– Ну, на танцы он с тобой вряд ли пойдет. Хотя сама по себе идея довольно интересная, мне бы такое и в голову не пришло. Я, признаться, думал, что его надо прикормить. – Тут уже пришла моя очередь озадачиваться. Он что, всерьез считает, что я стану носить домашние котлеты или вареную картошку какому-то козлу? Да и зачем? Чтобы он водку закусывал?
– Слушай, парень, ты не охамел? – Моему терпению пришел конец. – С чего ты взял, что я стану кормить для тебя какого-то козла, если я тебя первый раз в жизни вижу?
– Ну, это-то как раз очень легко исправить. – Он заговорщически подмигнул мне и улыбнулся. – Хотя, если ты даже не удосужилась обратить внимание на своих соседей…
Его улыбка стала еще более ехидной, и я на мгновение устыдилась. Ведь буквально вчера слышала, как председатель дачного кооператива рассказывала моим родителям про владельцев дома по соседству. Очень приличная семья с мальчиком Сашей примерно моих лет.
– Даже если ты мой сосед, это не повод втягивать меня в разборки со всякой пьянью!
– Какая еще пьянь? – возмутился Саша. – Вполне приличная скотина, хоть и козел.
От такой смелой характеристики неизвестного мне жителя деревни я начала потихоньку выпадать в осадок.
– И спиртного на дух не переносит, я этот вариант уже пробовал. Бодливый только очень.
Гопник в моем воображении отбросил бутылку, набычился и пошел на Сашу с явным намерением хорошенько боднуть того лбом. Эта воображаемая драма произвела на меня глубокое впечатление. Я стояла, ошарашенно хлопая ресницами.
– А тебе он, может, даже понравится. Поверь мне, он очень обаятельный! Только немного вонючий, потому что старый.
Тут я уже окончательно перестала что-либо понимать и начала искать возможность слинять по-тихому от этого психа, когда Саша наконец решил расставить все на свои места:
– Да ты что, не поняла? Это действительно козел – с рогами, на четырех ногах. Бородой трясет, – пояснил мой собеседник, глядя на меня как на полную дуру, какой я уже и начинала себя чувствовать.
В итоге дело, в котором Саша просил моей помощи, оказалось не таким уж и криминальным. Саша был студентом одного из московских вузов. Он учился на культуролога и писал курсовую о сельском быте в период между революцией и Отечественной войной. Оказалось, что культурологов интересуют даже такие вещи. А в деревне жил старый-престарый дед, у которого чудом сохранился экземпляр очень редкой книги как раз по этой теме.
Конечно, книгу можно было совершенно спокойно взять в Ленинке, но Сашу, как человека, склонного к реализации дурацких идей и вообще прожектера, простой путь не устраивал. Причем он бы, наверное, и сам не смог объяснить почему. Владелец же столь ценного для моего будущего мужа фолианта оказался на редкость вредным человеком.
То ли годы давали о себе знать, а характер у людей не часто улучшается с возрастом, то ли книга была для деда как-то по-особому ценна, но дать ее Саше старик отказался наотрез. Даже на час – сбегать с ней на почту и снять копии. Поначалу разрешил в его присутствии переснять содержимое на простенькую «мыльницу», но едва Саша добрался до середины, в голове пожилого книговладельца снова перемкнуло. Сашу он погнал, в дальнейшие переговоры вступать категорически отказался, угрожая заряженным солью обрезом.
Если дед надеялся внушить страх и уважение с помощью соли, он сильно просчитался. Препятствия на пути к заветной цели только усилили желание Саши получить вожделенный талмуд.
Ключ по деревенской привычке старик просто прятал за наличник, а где лежит книга, мой новый знакомый прекрасно знал. Тщательно проследив за распорядком дня своей жертвы, Саша вычислил время, когда можно было беспрепятственно пробраться в дом, чтобы закончить начатое дело по фотокопированию желанного источника знаний.
Единственным препятствием на пути реализации замысла стал мерзкий и старый дедов козел. Имея в хозяйстве эту богопротивную тварь, старик даже собаки не держал, будучи уверенным, что рогатый сбережет хозяйское добро куда лучше любого пса. И действительно, животина, как выяснилось, обладала отменным чувством собственной территории, крайней бодливостью и противным голосом.
Преодолеть неожиданное препятствие мой новый знакомый так и не смог. Он опробовал самые разные методы: пытался напоить животное пивом, накормить снотворным, обмануть, приручить – все без толку. Старый козел, как и его хозяин, в переговоры с врагом не вступал принципиально. Только противно мемекал и бодал острыми рогами при каждой встрече.
Когда Саша узнал, что на пустовавшую до того момента дачу приехали законные хозяева и среди них есть очаровательная молодая девушка, он разработал новый план приручения вредной скотины, включив в него и меня. Аргументировал это каким-то сомнительным комплиментом вроде того, что против моего обаяния ни один козел не устоит…
И ему удалось. После недолгих уговоров я согласилась ему поспособствовать, как всегда впоследствии соглашалась участвовать в других затеях и выходках. Аргументы он привел стальные, начиная с обещаний помочь копать картошку на даче и заканчивая тем, что у него есть знакомые на конюшне за рекой и он может устроить мне бесплатные уроки верховой езды. Надо отметить, что все эти обещания он в дальнейшем исполнил.
Так началась наша первая, но далеко не последняя совместная эпопея. Каждый день примерно в одно и то же время дед уходил из дому по своим делам и отсутствовал около двух часов. Мы же пробирались к его забору и искали общий язык с рогатым стражем. Точнее, я искала, а Саша меня развлекал, подбадривал и помогал советом. За неделю я перепробовала всевозможные подходы и лакомства, терпеливо приучала мерзкое животное к своей персоне и даже научилась не замечать его козлиного запаха.
В остальное же время мы с Сашей находили чем наняться. Он оказался интересным собеседником: умным, начитанным, с отличным чувством юмора. Большим выдумщиком, который всегда отыскивал какой-нибудь оригинальный способ провести время. Кроме того, у него имелось много самых неожиданных друзей и знакомых: их семья, в отличие от нашей, имела дачу в этом поселке уже довольно давно. Не удивительно, что в скором времени мы крепко сдружились.
Козлиные чувства ко мне тоже подвергались своего рода эволюции, переходя от лютой ненависти к смутному недоверию, потом любопытству и, наконец, определенной привязанности. Путем проб и ошибок мы с Сашей установили, что из всех лакомств рогатый предпочитает морковку, а от почесываний за ухом просто млеет, как кот. В скором времени козел настолько принял меня за свою, что даже не стал с возмущением гнать прочь, когда я имела наглость явиться к нему на встречу без лакомства. С его стороны это был жест истинной преданности. Я искренне надеялась, что фраза «Мы в ответе за тех, кого приручили» к козлам не относится.
Закончилась вся история совершенно неожиданным образом. Однажды старик вернулся из своих странствий на целый час раньше обычного времени. Когда он внезапно открыл калитку и увидел меня чуть не в обнимку с его любимой животиной и стоящего поодаль Сашу, у меня затряслись поджилки. Однако суровый старикан вместо того, чтобы бежать за обрезом с солью, пожевал беззубым ртом, улыбнулся и задумчиво протянул: «Итить, охальники!» А потом пригласил нас с Сашей выпить чаю с медом.
***
По возвращении в Москву мы не прекратили общения, скорее, наоборот. Как-то совершенно незаметно и естественно мы стали уже не просто друзьями, а кем-то большим. Не было ни долгих ухаживаний, ни цветов, ни мучительной неизвестности. С Сашей все было просто и ясно. И еще с ним было интересно.
Иногда я жалела, что у нас не было традиционного конфетно-букетного периода, особенно наблюдая за подругами, которые умели поставить себя правильно с мужчинами. Лаптев никогда не добивался меня, да и сами наши отношения – теплые и близкие, без всяких мексиканских страстей в клочья, напоминали скорее дружбу, чем любовь, как ее понимают авторы попсовых песенок и романов в мягких обложках.
Когда я была на пятом курсе мы поженились и сняли квартиру. Саша бросил свой вуз «все равно ничему полезному не научат» и устроился работать продавцом в автосалон. У него неплохо получалось. Я тоже старалась по возможности заниматься фрилансом.
Денег вполне хватало, но Саша носился с идеей «делать бизнес», поэтому любая свободная копейка шла на стартовый капитал для его проекта. Я научилась делать котлеты из овсянки, которые на вкус трудно было отличить от мясных, и шить из двух старых джинсов одни новые. В отпуск мы ездили по стране зайцами на электричках, умудрились добраться так аж до Карелии. «Электрички – это прекрасно, но нельзя останавливаться на достигнутом!» – заявил Лаптев и в следующий отпуск мы отправились автостопом. Я боялась до ужаса, но Саша умел заряжать меня энергией и мотивировать прыгать выше головы. Мы добрались до Крыма, ночуя в палатках и самых дешевых съемных комнатах.
Я до сих пор с огромной нежностью вспоминаю те три недели. Мы знакомились с веселыми компаниями таких же молодых раздолбаев, купались, вечером танцевали или сидели у костра, слушая как бородатые мальчики терзают гитару, оглашая звездную крымскую ночь пьяным «Все идет по плану». Потом Сашу потянуло вверх, в горы. Помню, как мы стояли вдвоем на вершине Ставри Каи и орали от восторга вниз что-то невразумительное.
Мы с Сашей настолько дополняли друг друга, что впору было поверить: он и есть моя потерянная половинка. Мы говорили на одном языке, смеялись одним шуткам. Там, где я трусила, он шел до конца. Там, где он терял голову от азарта, я помогала сохранить ему трезвый взгляд на вещи. Трудности мы преодолевали единым фронтом, плечом к плечу и весьма успешно.
Это было счастливое время. Насколько счастливое, я поняла сильно позже.
Еще через год ему удалось получить кредит под бизнес-план и открыть вожделенный интернет-магазин, чтобы торговать предметами «якобы искусства» для напрочь лишенных вкуса обитателей Рублевки. Гобелены ручной работы с вытканными на них изображениями сценок «из жизни Президента», хрустальный бюст Ленина, инкрустированный бриллиантами, кованое «денежное дерево» с листьями из золота и платины, резные наличники из бивня мамонта. А что вы скажете насчет трехметровой шоколадной статуи писающего мальчика? Кстати, он действительно писал. Шампанским.
Большая часть этого ужаса производилась на заказ и была этаким своеобразным ответом на вопрос: «Что подарить тому, у кого все есть?»
Я в этом смешном предприятии совмещала функции личного помощника, оператора на телефоне «подай-принеси» и еще с десяток разных обязанностей, а в свободное от помощи Лаптеву время старалась делать халтуры, чтобы было на что приготовить котлеты из овсянки – любые свободные деньги благоверный вкладывал в развитие бизнеса.
И неожиданно дело выстрелило! Деньги пошли, сначала тоненьким ручейком, потом их становилось все больше и больше. В один прекрасный день оказалось, что мне больше нет нужды брать халтуру – и так на все хватало. А очень скоро хватило на новую машину, вместо ушатанного «ВАЗа», на котором все начиналось. И на двухкомнатную квартиру на «Соколе».
И чем больше становилось денег, тем больше портились отношения в семье. Постоянные стрессы были тому причиной или просто бизнес съедал все силы, но теперь любая мелочь выводила Сашу из себя.
Больше всего из этого периода мне запомнились долгие, нудные скандалы из-за ерунды и чувство отчуждения. Саша перестал придумывать классные истории и предлагать веселые авантюры, часто был неразговорчив и погружен в себя. Но все это можно было бы пережить, если бы в спорах с его стороны не начало проскальзывать сакраментальное: «Мы его на помойке подобрали, обогрели, отмыли, а он нам фигвамы рисует». Моя работа (бесплатная работа, без всякого оклада, между прочим) на его бизнес словно бы не учитывалась, а слышать, как тебя попрекают куском хлеба, было невыносимо.
После одной из таких разборок я на все плюнула и устроилась в совершенно постороннюю компанию.
Удачно совпало, что как раз в это время моя школьная подруга Леночка разводилась со своим мужем и отчаянно подыскивала место, нуждаясь в деньгах. Сашу замена вполне устроила, и нытье по поводу ухода «ценного кадра» прекратилось.
Почему оно прекратилось я поняла только несколько месяцев спустя, когда вернулась домой пораньше, чтобы сделать мужу сюрприз на годовщину нашей встречи.
Обычно мне говорят (да и сама замечала), что соображаю я неплохо. Но вот иногда могу проявлять прямо чудеса тупоумия и рассеянности. Только этой своей особенностью я могу объяснить тот факт, что не заподозрила ничего особенного, глядя на подозрительно знакомые туфельки рядом с ботинками Лаптева возле входной двери. Я всего лишь слегка расстроилась, что у Саши гости и вообще он уже дома, значит сюрприза не получится. Ну и зашла в комнату, чтобы поздороваться.
Сюрприз получился на славу. Во всех смыслах.
Пока я осваивала дыхательную гимнастику, созерцая своего мужа и свою подругу в недвусмысленной позе, Лаптев пытался одновременно оправдаться и слезть с Леночки. Последняя сначала спряталась от моего взгляда под одеялом, потом, наоборот – откинула его и уставилась на меня с вызывающим видом. Мол, а что такого-то?
В довершение всего пакет с продуктами выпал из моих рук. Куриные яйца в пакете жалобно хрустнули, намекая на свою преждевременную кончину. Бутылка вина звякнула, но устояла.
– Прости, дорогой, похоже, безе приготовить не получится, – ляпнула я то единственное, что смогла ляпнуть в этой ситуации.
– Почему? – очевидно, мое тупоумие сегодня было еще и заразным.
– Так яйца же разбились. Хочешь, можно сделать большую болтунью. Только в ней будет много скорлупы.
– Хочу покурить, – благоверный наконец слез с Леночки, немного смущаясь, надел трусы и пошел на кухню за пепельницей.
Не знаю, как бы я пережила этот вечер, если бы не несчастные яйца. Здоровая порция абсурда, внесенная ими в ситуацию, помогала как-то не концентрироваться на ужасном, глупом, безмерно обидном факте – меня предали и мне изменили.
А из-за того, что Лаптев изменил мне с Леночкой, боль от предательства была особенно сильной, почти нестерпимой. Может, потому, что Леночка со школьных лет считалась моей чуть ли не лучшей подругой и была свидетельницей на нашей свадьбе.
Потом мы долго сидели на дымной кухне курили и говорили. Курили все, даже я. Говорили они, я слушала, потому что не знала, что тут можно сказать.
Лаптев сказал, что любит нас обеих, но меня больше как друга и не знает что решить. Леночка сказала, что любит Сашу и верит, что он – ее судьба, поэтому: «Извини, дорогая. Ты же понимаешь, что он мне не чужой человек. Ты – хорошая подруга, я очень тебя уважаю, но я вмешивалась и буду вмешиваться в ваши отношения. Мне кажется, если ты его любишь, то должна уступить».
Пакет с битыми яйцами начал протекать. Я попробовала достать из него покупки и закапала стол. Разозлилась и выкинула весь пакет с содержимым в помойное ведро. Не полегчало.
Потом я плакала.
Нет, все не кончилось так быстро и просто на дымной кухне. Был почти год мучительной неопределенности, когда Лаптев выбирал между двумя женщинами, устроив пошлейший любовный треугольник. Он уходил и снова возвращался, измучив меня до последней степени. Леночку, наверное, тоже. Я с ней с того вечера не виделась. Просто не могла.
Не знаю, любил ли меня Саша, но я его точно. Иначе на стала бы терпеть и ждать так долго и не чувствовала бы себя такой опустошенной и обескровленной после того, как все кончилось.
А кончилось все внезапно. Мое терпение просто лопнуло, как перетянутая струна. Я проснулась с четким пониманием, что не могу так больше, и, когда Лаптев утром забежал от Леночки, чтобы сменить рубашку, сказала, что подаю на развод.