После этого всё опять погасло и перед глазами Питера раскрылась очередная картина.
На широком проспекте едет устрашающего вида «Hammer» [1] с орудийной башней, за которой стоит он сам — Питер Грэйс, за ними едут шесть бронированных машин с надписью FBI2. Машины так и разлетались в разные стороны. Из боевой башни «Хаммера» слышатся громкие выстрелы и после семи-восьми таких выстрелов одна из машин сначала загорелась, затем словно ракета, взлетела в воздух и на высоте около 4 метров, ослепительным взрывом — разлетелась.
Питер на всё это смотрел как бы с неба. Огонь от взорвавшейся машины взметнулся вверх, словно в самых жутких кошмарах о конце света. Вот он! Совсем близко! Он устрашающей огненной волной шел на небеса к Питеру, и вот, Питер снова увидел сам себя, обгоревшего до костей.
— Нет! — услышал он собственный голос. — Нет! Что же это такое! Отпустите!
И тут мелькнула вспышка, как от фотоаппарата и он снова стоял в прогулочной камере. Господи! Это был ужасный кошмар! Когда же это всё прекратится! Он вздохнул от облегчения, сердце в груди билось, словно отбойный молоток. Он плюнул и посмотрел на «клетчатую» крышу. Всё в порядке! На крыше никого! Но тут на него наскочил двухметровый бугай в оранжевой рубашке.
— Поосторожнее! — сказал Питер.
Бугай долго смотрел на Питера. Вокруг них уже стала образовываться толпа зевак, ожидая, что сейчас будет драка. Даже охранник подошел.
— Ты тот самый псих? — каким-то визгливым голосом сказал бугай.
Питер, глубоко вдыхая воздух смотрел на него, стараясь подавить в себе желание заехать этому гиганту. Но бугай сам напрашивался. Он слегка толкнул обоими руками в плечи Питера.
— Моя братва изрубит тебя на маленькие кусочки, дружище!
Питер безмятежно молчал.
— Ты слышишь?
Молчание.
— Ты меня слышишь?! — стал повышать голос гигант. — Чертов психопат! Он замахнулся, чтобы ударить Питера в лицо, но он резко увернулся, наклонился к ногам бугая и изо всех сил ударил ему по коленкам. Тот даже не почувствовал. А только слегка тряхнул ногой. Питер на шаг отошёл от него и как первоклассный каратист с разворота въехал гиганту в лицо левой ногой, тот покачнулся, попятился назад, но не упал. Но Питер мгновенно подскочил к затылку бугая и ударил в голову своим костлявым кулаком. На этот раз он уже упал и тихо гудя, держался за затылок. Тогда Питер решил добить его, схватил за воротник, и что было силы, долбанул лицом о твердый бетонный пол. Из под его лица потекла тоненькая струйка крови. К Питеру сразу же подскочили охранники, дабы избежать скандала насчет того, что они не остановили дерущихся. В дверь забежали ещё двое охранников, все втроем схватили Питера: двое — за руки, и один за спину. Тут встал бугай, подошел к Питеру (охранники связывали его руки сзади), и что было силы своим кулаком ударил в грудь Питеру. Тот громко вскрикнул и выплюнул содержимое своего желудка. Охранники не стали его останавливать, им нравилось, когда «этого придурка» били заключенные. Бугай, еще четыре раза изо всех сил ударив Питера в грудь, медленно удалился. Питер уже лишился чувств и висел на руках у охранников как мертвая туша.
— Уведите эту суку! — процедил охранник. — Скажем, что он затеял драку. В карцер его! На 5 дней. И жрать давать раз в три дня! Может сдохнет быстрей! Тварь!
Охранники потащили Питера по коридору, подтащив его к карцеру, открыли дверь и что было силы втроем швырнули его в крохотное темное помещение. Тот от силы толчка стукнулся лбом о противоположную стену и медленно сполз на пол. Затем дверь с грохотом закрылась.
— В три часа принесите ему жрать, наведите какую-нибудь отраву, пусть подавится! — послышался громкий голос за закрытой дверью.
— 4-
Это была крупнейшая мафиозная группировка, державшая в страхе весь город уже 10 лет. Самые крупные заказы выполнялись ею. Главный, человек лет 45 очень крепкого спортивного телосложения, рост 193 сантиметра, вес 98 килограмм. Ну это уже мелочи! Они были «крышей» [2]. Не одного заведения. Но как ни странно, с полицией дела у них обстояли лучше. Они внедряли своих людей в органы безопасности и половина полиции была их собственностью. В-общем в банду входило почти 200 людей.
— Это неправильно! Мы дали им силу набрать, — говорил Главный, сидя в дорогом кресле из натуральной кожи и внимательно обсматривал стоящих перед собой, — запустили это дело, надо вернуть Торговый Центр — он на нашей территории.
— А что Север заселяет? — спросил один из агентов Главного.
— Гм… — Главный замялся, — скажем так — один из тех, кто нам неприятен. Ну ладно, что там с банкиром, он наш?
— Упирается. Пока.
— Ну ты с ним и поговори! — начал повышать голос Главный. — Значит за тобой банкир и Торговый Центр. Работай, работай. Тебе мозги на что?
Агент поставил недопитое дорогое вино на столик, стоявший рядом с ним и медленно пошел к выходу.
— Дверь закрой! — крикнул ему вслед Главный.
Хлопнула дверь и Главный перевел взгляд на другого.
— Теперь слушаю тебя. Что там у ментов?
С дивана, стоявшего в кабинете Главного встал такого же как и он сам крепкого телосложения белобрысый парень, лет 25–27.
— Мы отправили троих к банкиру.
— Банкир их угрохает, что дальше?
Главный встал из-за стола и направился к одному из стоящих возле двери охранников, который усердно пихал тоненькую пластмассовую трубочку себе в нос, на другом конце которой находился клочок бумажки с сухим зеленым веществом. Главный долго смотрел на него.
— Ну чё? — сонным голосом спросил он.
Главный схватил его за шею и прижал к стене.
— Я тебе сколько раз говорил, в моей бригаде без наркотиков!
Он ещё несколько секунд посмотрел на него, затем отпустил и медленно направился обратно в свой стул. Охранник посмотрел ему в след, затем вытащил трубку из носа, смял листок с зеленью и вышвырнул в открытое окно.
— Трава не наркотик.
— Есть ещё одна новость, — с этими словами белобрысый сделал какую-то усталую морду и как-то боязливо посмотрел на Главного. — Грэйс из тюрьмы переходит.
— Как переходит?! — шепотом спросил Главный.
Белобрысый промолчал.
— Я же сказал, чтобы он сдох в тюрьме ещё в 84 — м! — И немного подумав добавил — Ладно с этим я разберусь.
— 5-
Наш знакомый маньяк из 80 — го шел по улице, потом зашел в магазин детских игрушек, купил огромного плюшевого льва, заплатил, отдав предпоследнюю пятидесятидолларовую бумажку, прошел один квартал, сел в монорельс[3], проехал три остановки и вышел, затем зашел в бар, сел за стойку, к нему подошел его знакомый бармен.
— Как обычно? — спросил он.
— Да. Только две. Сегодня похоже я напьюсь.
— Не сильно-то много, а то будешь похож на своего друга. — он махнул головой на льва.
Затем удалился и через минуту принес два стакана с каким-то не очень дорогим пивом. Выпив их почти залпом, он сильно зажмурил глаза, словно ему посветили лампой в лицо, затем снова открыл их.
— Ох! Плохо мне. — помолчал пару секунд. — Нет давай ещё одну.
Бармен снова удалился и вскоре опять принес пиво.
— Что, проблемы? — спросил он.
— Да. Вся моя жизнь одна большая проблема. Ещё к ребенку идти. Я каждый день хожу.
— Образцовый отец.
— Просто отец. — поправил он.
— Просто отец, — усмехнулся бармен. — что ж ты его себе-то не возьмешь?
— А ты видел как, а главное — ГДЕ я живу?
— Ну и что, если ты настоящий отец, любишь ребенка, пусть не своего, но сколько ты к нему ходишь, он уже мог стать тебе своим.
— А много ли ты, мой дорогой друг знаешь людей, которые берут на себя родительские обязанности в таком положении как у меня. Я живу в комнате какого-то упыря, которую мне сдали за деньги, которых она не стоит. Судя по его состоянию, ему уже недолго осталось, в кармане у меня, — он вытащил из кармана две мятых зеленых бумажки, — только 55 долларов и 20 центов. Господи! Да этот упырь может в любую минуту прийти и что он сделает? Ну? Как ты думаешь?
— Ну-у-у, — протянул бармен.
— Ну-у-у, — передразнил его собеседник, — пришьет он меня, как дешевую свинью. Да и потом, кто мне его даст, у меня уже была судимость, мой материальный и социальный статус не позволяют мне держать ребенка в принципе, по закону то есть. И если они узнают, что я взял его себе, меня…
— Тебя…
— Да, меня отправят в кутузку, а это место, извини, не для меня.
— Ладно, успокойся, выпей-ка ещё.
— Давай, — не колеблясь ответил он.
Осушив четвертый стакан пива, он закусил какой-то ерундой.
— Все, приятель, мне пора у меня с часу до трех, — он посмотрел на часы, — а время — без пятнадцати три. А ещё шлёпать три квартала.
— Пять долларов, братан.
Убийца с грустью посмотрел на только что вынутую из кармана пятидолларовую бумажку.
— И это называется «American Dream» [4]. Сдачи не надо, — съехидничал он. Затем вышел из заведения и быстрым шагом пошел вдоль однообразно выстроившихся домов. Быстро одолев три квартала (время уже было без семи минут три) он зашел в двадцатиэтажное здание с названием «Американская благотворительная ассоциация — Здоровье и жизнь». Поднялся на шестой этаж, где красовалась огромная надпись «Детский приют». Зайдя в единственную дверь в холле, он оказался в коридоре с большим количеством дверей слева и справа. Он зашел в комнату номер 603. Где сидела полная женщина в белом халате и что-то писала.
— Здравствуйте, — улыбнувшись сказал он, — моё имя — Теодор Уайт я пришел к Стивену.
— Вы сегодня задержались, мистер Уайт, ещё немного и мы бы уже закрылись, — также улыбнувшись ответила женщина. — Идите за мной!
Она вышла, Теодор пошел за ней, по-прежнему держа в руке огромного плюшевого льва. Они прошли пять дверей и зашли в 613, которая представляла собой большую игровую комнату, в которой играли около десяти ребят. Не успели они открыть дверь, как один мальчик сразу вскочил и побежал к вошедшим.
— Папа! — радостно вскрикнул он.
— Пожалуйста, — добрым голосом сказала женщина, — не забывайте, через пятнадцать минут закрываемся на тихий час.
— Хорошо, спасибо.
Теодор взял ребенка за руку, зашел в комнату и сел на мягкий диван.
— Это тебе малыш. Держи.
— Спасибо, пап.
— Веселишься?
— Да.
— Чем занимались сегодня?
— Ходили по городу, заходили даже в Дисней Лэнд. На американских горках кататься не дали, зато повеселились здорово. Пришли уже давно. Мисс Питерсон сказала, что ты скоро должен прийти. Прошло уже больше часа, я начал уже бояться, что ты не придешь.
— Малыш, как же я мог про тебя забыть, ты же знаешь, я каждый день прихожу и буду приходить.
— Я знаю. Ещё сегодня рисовали.
Он отбежал в другой конец комнаты, подошел к двенадцати расположенным друг с другом ящичкам, открыл один из них, на котором было написано Стивен П. Андерсон. Достал какой-то листочек, деловито захлопнул его и подбежал обратно к Теодору.
— Смотри.
Он показал пальцами на трогательную разноцветную картинку.
— Это я, это — ты, это — наш дом.
— Какой огромный, — улыбнулся Теодор.
— Мы будем жить там, я знаю.
— Обязательно, малыш.
Он сделал серьезное лицо, затем опять посмотрел на рисунок.
— Ох малыш, — он вздохнул, — красиво.
Малыш Стивен тоже стал серьезным, что было очень не характерно для одиннадцати веселившихся малышей.
— Папа.
— Да.
— А когда мы можем пойти домой? Уже почти всех ребят забрали по домам, приходят новые, а я здесь уже больше года. Уже многих забрали папы и мамы. Почему моя мама никогда не приходит ко мне? Почему ты меня не забираешь. Ты не хочешь чтобы я жил с тобой?
С этими словами он опустил глаза и они у него стали постепенно краснеть.
У Теодора на душе стало тревожно.
— Нет, что ты говоришь, конечно хочу. Просто… Как же тебе объяснить малыш. Я сейчас немного занят, я работаю, зарабатываю большие деньги и строю нам большой, большой дом. Точно такой же как у тебя на картинке.
— Правда? — Стивен поднял голову и горящими глазами радостно посмотрел на Теодора.
— Да. Ты же видишь, если бы я не хотел, чтобы ты со мной жил, стал бы я приносить тебе такие подарки и приходить каждый день? А? Подожди ещё немного, и мы переедем в огромный дом, устроим там настоящий Дисней Лэнд. Ещё лучше того, куда ты сегодня ходил.
— Здорово.
— Конечно.
Тут в комнату зашла та самая женщина.
— Мистер Уайт, время.
— Да, да.
— Не очень приятная женщина, — с хитрым голосом прошептал Теодор. — Она всегда меня прерывает. Мне придется уйти, малыш.
— Ты завтра придешь?
— Как всегда.
— Не задержишься?
— Нет, — ответил Теодор, — даю слово.
— Хорошо, пап, пока!
Он обнял «отца» и Теодор вышел.
— Он вас ждал сегодня все полтора часа, мистер Уайт, — говорила женщина, идя вместе с Уайтом по одному коридору.
— Я уже извинился перед ним, за то что опоздал.
— Я хотела сказать, — они остановились, — что я вас очень уважаю мистер Уайт. Я же вижу, что материально вы не очень обеспечены, но вы покупаете ему подарки. Я вижу как вы любите его. У нас, к глубокому сожалению, больше нет ни одного отца или матери, который бы столь регулярно приходил к своему ребенку.
— Просто я действительно люблю его, — серьезно ответил Уайт.
— Знаете, я вас давно хотела спросить.
— Я вас слушаю.
— Вы же знаете, что документы о его родителях сгорели и мы ничего не знаем о его родственниках или настоящих родителях. Здесь как бы история, окутанная загадками.
— Я знаю, мисс Питерсон, что вы хотели спросить.
— Я хотела спросить, вы знали его родителей?
— Нет, его мать я не знал.
— А отца? Он жив?
— Да, он жив, но его настоящего отца лучше никогда не знать. — резко сказал он быстро ушел прочь.
— 6-
И всё-таки, как бы охранники не грозились, «эту суку» решили всё же выпустить через пять дней, как и обещали. Сами охранники с удовольствием держали бы его голодом в этом карцере, до скончания дней. Но начальство запретило нарушать устав, и больше чем на 10 дней (в зависимости от нарушения) в карцере держать нельзя. Охранники невзлюбили Питера с самого начала. Потому что если он затевал очередную драку, разнимать приходилось им. И даже если они сразу остановили драку, им всё равно был выговор за то что они не следят за дисциплиной так, как нужно в этой колонии.
Он лежал в уже знакомой ему комнате с мокрыми полами и текущим потолком. Он даже наизусть помнил стук и порядок открывания шести громких засовов на двери.
Вот и сейчас дверь снова загрохотала, засовы стали по очереди открываться и вот! В двери показались уже три знакомых рожи.
— Вставай, замухрышка! — прошипел охранник.
От бездвижимости у Питера затекли ноги и он с трудом мог шевелить ими, не говоря уже о руках. Он неуклюже, лежа на полу, повернулся в сторону выхода.
Они подошли и резко, как обычно здесь, подняли его на ноги и потащили его к выходу. Сначала он беспомощно шарил ногами по полу, но потом постепенно стал ощущать пол под собой. Охранники постепенно отпускали его и уже через минуту, он спокойно стоял и даже шел. На руках и ногах по-прежнему были надеты наручники.
— Куда мы идем, — шепелявя произнес Питер, — черт вас побери!
— Жрать идем, умник!
— Всё, я умолкаю.
Питеру, пролежав в карцере почти 120 часов, удалось поесть только один раз, только потому что кормили здесь раз в два дня. А для Питера — особая норма — раз в три дня.
Спустившись по знакомой лестнице, пройдя мимо проходного поста охраны, они подошли к узкой, но высокой двери, это была столовая. Также как и на прогулке, здесь была толпа, потому что заключенных было много, а запускали по одному. Питер стоял переминаясь с ноги на ногу и растирая руки (наручники с него сняли, т. к. во время пребывания в столовой существовало правило, снимать наручники).