– Ну а театр? Чтобы семейные скандалы зря не пропадали?
– И как это мы столько тысячелетий вместе…
– Чтоб не скучать и размножаться. В раю Адаму стало скучно, и Бог решил развеселить его…
– Развеселил.
– Пути господни не для обсуждений. Хочу увидеть дно в кувшине. С нами Создатель. За победу!
– А знаете, я слышал – много лет назад женщины были скромны и немногословны. И почитали мужа чуть ли не за божество…
– То были люди или птицы? И на какой звезде это происходило – я пропустил?
– …жена, проснувшись с первыми лучами солнца, молилась, чтобы утренний сон мужа придал бы ему силы на предстоящий день…
– Он бредит.
– Или мечтает. Точно не спит: иначе бы храпел. Есть тост. Давайте выпьем за свободу. За то, чтобы никто и никогда ее у нас не отобрал.
– Давайте. За свободу! Стоя!
Прилипшие к окнам хоть и не стояли за свободу, зато видели то, что не замечали рыцари: к их столу неотвратимо приближалась местная уборщица – в приглядном фартуке с растрепанными волосами. Тост за свободу сделал ее лицо гораздо более ожесточенным, взгляд – угрожающим, движение – ускоренным. Допив вино, ее наконец-то замечает первый рыцарь и замирает на полуслове. Следом дар речи пропадает у второго. Третий же рыцарь, сидевший к ней спиной, запел протяжно рыцарскую застольную и был немало удивлен тем, что друзья не подхватили песню.
– Друзья, что не поете? И почему такая скорбь на лицах? В трактире кончилось вино? На нас напали сарацины?
– Вот с сарацинами как раз было бы попроще.
– Пожалуй, будет лучше, если мы уйдем.
– Уйдете?
– Но мы будем рядом.
– И примем тебя, тяжелораненого или полумертвого.
– Вот только мертвым к нам уже не приходи. Удачи.
– Это розыгрыш?
– Как обернешься, сразу пригибайся. Мы ушли.
И обернулся.
– Что, за свободу пьешь?..
Жена, работающая здесь уборщицей?..
– Дорогая, каким же ветром тебя занесло в эти края…
– Есть специальный ветер – заносит брошенных жен и оставленных детей.
– Но я же не бросал…
– Не перечь мне!
– Прости. Но, правда, как ты сюда попала? И что тут делаешь?
– Скучаю!
Схватила кубок со стола и бросила, не целясь. Как увернуться? – надо ловить, ну а когда поймал, – Всеволод с кубком в руках опять сидел в их спальне на краю кровати.
– Я вкалываю, как проклятая, чтобы погасить кредиты…
– Мы платим за стремление к комфорту…
– Забыла, когда в салоне красоты была…
– Поэтому и выглядишь неплохо…
– Откуда тебе знать? Ты ничего вокруг себя не видишь!
Хорошо, что на полу валялся детский щит – им можно как-то прикрываться от самых разнообразных предметов, летевших в него вдогонку репликам в качестве восклицательных знаков.
– Вовсе нет.
– Не нет, а да! Тебе безразлично всё, что не связано с футболом!
– Но ты же не знаешь…
– Не перечь мне! У меня каждый выходной наперечет, а он сюрприз придумал – лететь за тридевять земель, чтобы смотреть на тружеников газона…
– Да что ты к ним цепляешься? Они не виноваты, что им столько платят…
– Это не я к ним, это вы к ним прицепились, – сколько можно попусту тратить время?
Последними полетели подушки – к предметам интерьера Юлия не перешла.
– Папа! В дверь же звонят, а вы не слышите! Так мы откроем?
– Мама, а теперь папина очередь в тебя бросать, да?
Дети любили смотреть, как мама кидает в папу всё, что попадется под руку. Процесс и вправду был настолько захватывающим, что только теперь супруги услышали настойчивые звонки в дверь.
– Это Смирновы. Они возьмут к себе до завтрашнего вечера детей…
– Ура! К Смирновым!
– Ты псих. Я никуда не полечу.
– Послушай…
– Я никуда не полечу.
– Давай…
– Я никуда не полечу.
– Они еще в кровати – смотри-ка! Как молодые!
– Вы что, ребята? У вас же самолет…
– Самолет у Всеволода. Здравствуйте. Пойдемте на кухню.
– Как так?
– Один большой самолет и весь у Всеволода?
Юлия и Смирнова ушли на кухню. Смирнов задержался в спальне.
– Упрямится?
– Только пули летят по степи. Что так поздно?
– Полиция барсеточников ловит – не проехать.
– У вас полчаса, чтобы уговорить.
– Через двадцать минут приходи на кухню.
– Похоже, ничего не выйдет…
– Оставь прогнозы метеослужбам. Твое дело – собраться, а мы откроем волшебный напиток…
– А что за крик?
– Наш плачет.
Орал и вправду младший Смирнов: дети сразу же стали играть в полицейских и барсеточников, но поскольку никто не хотел быть полицейским, стражем порядка назначили самого маленького, который бурно отреагировал на несправедливость. Вмешались взрослые. Теперь полицейским будет каждый из детей по очереди.
– И еще: не перечь. Лучше – просто глупо улыбайся. Всё, я на кухню.
– Только уж не наезжай как танк…
– Учишь ученого. Займись вещами.
Себе Всеволод лишнего имущества не брал, и в чемоданы полетели Юлины вещи без особого разбора – не слишком верилось, что генеральная линия супруги способна развернуться, даже при участии скорой дипломатической помощи. Время еще не вышло, а чемоданы насытились вещами, – закрыл глаза и оказался на дороге.
Пропускали танки. Пехота сдвинулась к обочине и устроила себе отдых, наблюдая за летящими к главному удару стальными машинами. Победа была уже близко, но по-прежнему стоила жертв – просто так соперник не сдастся. Почему его внимание привлек один из танков? Он как будто притормозил, проезжая мимо, чтобы уж наверняка прочиталось написанное на башне: «Вперед, за Питер!»…
– Пошли. Потом отоспишься.
Смирнов, тянувший его на кухню, уже вызвал такси.
– И помни: соглашаешься с виноватым видом… А вот и наш трудяга! Смотрите – Всеволод уже собрал чемоданы. Ювелирная сборка!
– Как это собрал? И красное платье положил?
– Да.
– И это…
– Синее, да.
– Такси приехало!
– А эти…
– Туфли – белые с перламутром? На дне.
– Ну, если ты еще и сапоги положил…
– Сверху.
– Ребята, такси ждет!
– …То я тебя поцелую.
– Теперь я часто буду по утрам собирать чемоданы…
– Теперь стоит поторопиться – самолет не будет ждать!
Когда на улице запели про покидаемый тихий край, край немедленно перестал быть тихим.
– В аэропорт?
Чемоданы в багажник и скорее в путь.
– Да. И немного опаздываем…
– Я должен взлететь?
– Было бы кстати…
– Крыльев нет. А город перекрыт: барсеточников ловят.
– И долго будут их ловить?
– Не доложили. Пока не надоест.
– Я забыла помаду!
– Купим в дьюти-фри.
– Обещаешь?
– Чтоб нам на последних секундах пропустить!
– На футбол летите?
– Конечно на футбол! Сегодня все летят на футбол!..
Речь Юлии была вдохновенной: чувствовался волшебный напиток.
– …даже журавли летят – посмотрите на небо. Думаете, куда они летят? Туда и летят. Куда и мы. И только вы почему-то не летите. Игнорируете всеобщий тренд!
Таксист тревожно посмотрел на Юлию и еле успел затормозить: на дорогу выскочили двое полицейских с автоматами.
– Выходите из машины!
Вышли.
– Автомобиль временно будет использован в связи с чрезвычайной ситуацией.
В подтверждение сказанному полицейские сели в машину.
– А если…
– Расслабься, водитель. Тебе всё компенсируют. И премию выпишут.
– И орден дадут.
Машина рванулась по направлению к чрезвычайной ситуации.
– Стойте! Вещи!
И помчалась быстрее ветра – ведь в багажнике уезжавшей машины лежали чемоданы, а в них – сапоги и туфли с перламутровыми застежками. Юлия обогнала разворачивающуюся машину и перекрыла собой движение автотранспорта.
– Ты что?
– Чемоданы отдайте!
– Какие чемоданы?
– В багажнике наши вещи!
– Да мы ж тебя задавить могли, дура!
Один из полицейских выскочил из машины. Но и Всеволод уже был рядом:
– А если бы твои вещи кто-то увозил, ты бы стоял как умный?
– Да я…
– Отдай им чемоданы, и поехали.
Приказал полицейский, сидевший в салоне такси. Коллега, выругавшись, выкинул багаж. Уехали. Ушел и возмущенный таксист – прогноз его был неутешительным: никто за ними не приедет, когда в городе такие операции.
– Ну что, возвращаемся домой?
Всеволод не отвечал: мечта сбываться не хотела.
– На футбол едем?
Откуда, интересно, перед ними взялась полицейская машина?
– Похоже, уже не едем.
– Автомобиль реквизировали?
– Еле вещи успели вынуть.
– Садитесь.
– Что?
– Если вам в аэропорт, то лучше поторопиться.
Перед лобовым стеклом висел клубный вымпел – так что через сто метров уже обсуждали тактическую схему на предстоящий матч, а то, что у водителя – высокого полицейского – был темный цвет лица, – не смущало: обгорел или родился смуглым…
– А твоя жена молодец – автомобиль на скаку останавливает!
– Горжусь!
Юлия наливалась (на удивление молча) от гордости. А Всеволод думал – вот бы и нашим форвардам включать сирену, чтобы без помех прорываться к воротам…
– Вы уж там за меня поболейте.
– И поболеем, и победим! Может, с нами?
– Никак: служба.
И пели – про то, как будешь ты от дома далеко… Всеволоду казалось, что автомобиль не едет, а летит над городом, а песня служит топливом для двигателя внутреннего сгорания. В это он мог поверить. Гораздо сложнее было поверить своим ушам: не жалея голосовых связок, его супруга пела вместе со всеми – о том, что ты не будешь один никогда… Неисповедимы пути твои, Господи. Не обсуждаемы.
– Вот вам аэропорт. Успели.
– Сколько мы вам должны?
– Победу.
Обнялись как старые друзья.
– А мне ты обещал дьюти-фри. Помнишь?
Часть третья. «В аэропорту»
– Еле успели. Проклятые границы. Когда уже их отменят?
– На том свете. Но тебе туда еще рано: ты жене помаду не купил.
– Дорогая, самолет на взлетной полосе…
– А где же ему еще быть? Конечно, на взлетной. Самолет жене помаду не обещал – он может лететь, куда хочет.
– Уже посадку объявили…
– И правильно сделали. А теперь послушай мое объявление. У тебя свои мечты – и масштаб их велик. А у меня – скромные, бытовые желания. Ты хочешь, чтобы твоя команда выиграла Кубок. А я хочу, чтобы мой муж купил мне в дьюти-фри хорошую помаду. И помнить об этом я буду так же, как и ты о своем Кубке – очень долго. Внукам буду рассказывать. Перед сном. После твоего рассказа о выигранном Кубке, разумеется…
– Но самолет нас ждать не будет. Смотри, вон ребята уже пошли…
– Значит, они своим женам помаду заранее купили.
– Хорошо, но только ради всего святого – очень быстро…
– С этого момента – я мадам Быстрова. Майорша Вихрь. Ураган Жаклин. Нет, – Коллет. Нет… Как там звали тот страшный ураган, не помнишь, милый?..
– Дорогая, ты не могла бы…
– Могла бы, если ты, вместо того, чтобы занудно бубнить, поможешь мне выбрать то, что я хочу. А хочу я наверное эту…
– Очень достойная помада.
– Ты думаешь? Или всё-таки ту?
– Давай ту, она лучшая из всех.
– Ты говоришь от чистого сердца, или чтобы побыстрее отделаться?
– От самого чистого сердца в округе. Только самолет улетает. Осталось пять минут…
– Послушай, мы собираемся отдыхать или спешить и дергаться? Ты думаешь, это так легко – сделать правильный выбор? Тренеру вашему гораздо легче состав на матч выбрать, чем мне помаду. Булкин впереди, Белкин сзади, остальные где-нибудь в центре. Или в очереди за премиальными. Все дела. Вот, смотри, какой симпатичный цвет!..
– Я давно хотел тебе ее предложить…
– Но ведь она слишком пресная. Или ты хочешь сказать, что я чересчур вульгарная, и мою болтливость надо нейтрализовать бесцветной помадой?
– Извини, я имел в виду другую. Просто промахнулся.
– Эту? Да ты за кого меня держишь? Такими помадами девки в ваших пабах мажутся – чтоб вы на них косились под пиво. Лучше уж не советуй, если тебе всё равно. Стой и молчи. Может эту, как ты думаешь?..
– Думаю, что мы опоздаем и останемся в аэропорту. Самолет улетает.
– Без нас? Без нас не улетит, милый. Ну а если улетит, то – подумаешь, беда какая – улетит без нас. Следующим рейсом полетим. Что ты так разволновался? А если все-таки вот эту взять, я тебе буду нравиться? Только попроси, чтобы света прибавили…
А как тут прибавить? – двух больших чаш с огнем, расставленных по сторонам арены, явно не хватало для освещения столба, к которому над вязанками дров и пучками соломы привязали ведьму. Ей предстояло на глазах у многочисленных зрителей, заполнивших трибуны – уйти из жизни. Трибуны, надо признать, выглядели странно – сектора разделялись при помощи неровных деревянных изгородей, и наряду с местными жителями, вполне себе деревенскими, – разместились на лавках рыцари в блестящих доспехах с длинными копьями и пешие воины в разноцветных хитонах с короткими мечами. Особым вниманием собравшихся, пока не прозвучал свисток главного арбитра к началу мероприятия, пользовалась трибуна для почетных гостей, где сидели люди явно нездешние и высокопоставленные. Среди королей и епископов выделялся надменный мужчина в яркой развевающейся на ветру одежде – не по вечеру легкой, – на левом плече его недовольно переминался с ноги на ногу нахохлившийся пестрый попугай. Чтобы высокие гости чувствовали себя спокойно, у изгороди, отгораживавшей VIP-трибуну, прохаживался высокий крепкий темнокожий парень, с удовольствием откликавшийся на имя Жак.
Сам же Всеволод в черной, явно неудобной рясе стоял на арене напротив жертвенного столба с незажженным факелом в руках, из чего следовало, что по свистку арбитра ему предстояло торжественно разжечь костер. Ведьму, похоже, не слишком тревожило происходящее – она безучастно смотрела в небо и шевелила губами, и Всеволод, как ни старался не обращать внимание, а разбирал вполне отчетливо:
– …И ты зря думаешь, что я не тороплюсь – я очень тороплюсь. В другой раз я бы еще долго выбирала, а сейчас – настроена решительно. На самом деле я давно уже заприметила одну помаду – просто мне хотелось, чтоб ты тоже на нее глаз положил. Ведь это важно, чтобы муж знал, что нравится жене. Понимаешь? Стали два одною плотью, так что они уже не двое, а одна плоть. То есть, мы уже не сами по себе, а команда, защищающая одни ворота – так тебе яснее, да?..
– В поле не видно ни зги, скорее костер нам зажги!
Зрители всё настойчивее требовали зрелища, а самый активный сектор еще и беспрерывно подпрыгивал, чтобы согреться и вывести сплоченность на новый уровень.
– Раз, два, три, – ты нам, ведьма, тут не ври!
Ври – не ври, исход предрешен: со своего места поднялся главный инквизитор региона. На парадной мантии – яркий орден «За охрану истины» и золотой свисток футбольного арбитра. Возбужденные предстоящим сожжением зрители стихают, даже активный сектор больше не прыгает. Замолкли, насторожились.
– За вредность, упрямство и психическую неуравновешенность, за постоянные претензии, своенравие и чрезмерное стремление к комфорту делаю подсудимой первое предупреждение.
Достал из кармана желтую карточку. И показал – раз уж достал.
– За организацию ссор и скандалов с параллельным обрезанием крыльев супругу и периодическим надругательством над его мечтой выношу подсудимой второе предупреждение.
И второй раз желтая, как лимон, карточка направляется в сторону будущего костра.
– По совокупности содеянного постановляю: удалить подсудимую из нашей жизни.
Красная карточка была вынута из другого кармана и зафиксирована в высоко поднятой руке.
– И да покинет наши сердца на время сожжения случайное сострадание и малейшее милосердие.
Подойдя к чаше с огнем, Всеволод обернулся на ведьму. Привязанная к столбу, с растрепанными волосами, внимательно смотревшая в небо, и наконец-то – беззвучно – шевелившая губами, – ведьма вызывала его симпатию, и с этим ничего нельзя было поделать. Мало того: Всеволоду показалось, что она не просто шевелила губами, а посылала ему воздушный поцелуй, – от чего в руках у него тут же вспыхнул факел! Всеволод готов был поклясться, что произошло какое-то странное самовозгорание, – впрочем, зрителей его клятвы совершенно не волновали.