Огненное сердце вампира - Шагапова Альбина Рафаиловна 3 стр.


– Нота До, – продолжал вещать вампирюга. – Имеет красный цвет. Нота Ре– оранжевый цвет, нота Ми– жёлтый, нота Фа– зелёный, нота Соль– голубой, нота Ля – синий, и, наконец, нота Си– имеет фиолетовый цвет.

* * *

Студенты покидали аудиторию в спешке, не застёгивая сумок. Каждому поскорее хотелось выскочить в коридор, где шумно, легко и свободно, где всё привычно, по– человечески.

– Держись, – Дашка сжала мою холодную ладонь и тоже выскользнула.

Я осталась наедине с рыжим. Желудок сделал кульбит, язык онемел, правое веко задёргалось. И откуда он будет кровь брать? Сонная артерия? Срединная вена локтя?

– Подойди! – скомандовал Хальвар.

Легко сказать, а что, если подкашиваются ноги и дрожат колени?

– Что ты сейчас испытываешь, Кристина? – неожиданно спросил он. Но больше чем вопрос, меня поразил его голос, мягкий, тёплый и светлый, словно огонь в камине, добрый и уютный.

Крепкая рука потянулась в мою сторону, и я, инстинктивно, отпрянула. Вот не к добру это, когда люди руки к тебе тянут, а когда их тянут вампиры, тем более не к добру.

– В чём дело, ребёнок, – улыбнулся вампир. – Я не причиню тебе вреда, просто подойди поближе.

Я неуверенно сделала два шага к нему навстречу.

Обидное слово «Ребёнок» заставило мои страхи и опасения попятиться, уступая место возмущению и раздражению. Ну почему, каждый считал своим долгом назвать меня так? Кондуктор в автобусе мог заорать на весь салон:

– Уступите ребёнку место!

В парке, на прогулке с отцом, какая-нибудь мамашка принималась умиляться:

– Ах, да чего же милая девочка? Сколько лет вашей крошке?

У кого– нибудь ещё остались вопросы, за что я так ненавижу свою внешность? Маленькая, тоненькая, с круглым нежным личиком, трогательными ямочками на щеках, большими, словно застывшими в удивлении, голубыми глазами в обрамлении густых, светло– золотистых ресниц. Мелкие кудряшки на голове, мягкие, словно шерсть новорождённого ягнёнка, и тоненький, почти детский голосок. Вот как, скажите на милость, заставить людей принимать меня всерьёз, когда я способна вызвать лишь материнский инстинкт? Думаю, что если в тёмном переулке мне повстречается маньяк, то даже он состроит идиотскую рожу и произнесёт:

– Уси– пуси!

Хотя, о чём это я? Какие, к чертям маньяки, грабители и прочие разбойники? Да мы дорогу в неположенном месте перейти боимся, бумажку мимо урны не бросим. Нас воспитали, выдрессировали, мы послушны, покорны, как стадо мулов.

– Итак, Кристина, я повторяю свой вопрос, что ты испытываешь?

– Страх, – ответила я.

– Найди его в своём теле, где ты ощущаешь страх?

– В области желудка и вдоль позвоночника.

Ладонь вампира тут же легла на эпигастральную область. Хальвар пел, и песня эта была странной, состоящей лишь из низких нот. Я застыла, затаила дыхание, впитывая тепло, умиротворение, безмятежность, исходившую от поверхности этой руки. Та же процедура была проведена и с позвоночником. И когда она прекратилась, мне стало жаль. Песня и близость преподавателя качали меня на волнах спокойствия, тихого удовольствия, дарили иллюзию надёжности и безопасности.

– Когда в последний раз ела? – голос вампира посуровел, янтарные глаза смотрели строго и укоризненно. Глядя в них, не соврёшь, не отделаешься молчанием.

– Три дня назад, – ответила я, как под гипнозом.

– У тебя начинается гастрит, ты хоть знаешь, что это такое, будущий врач? – последнее слово он, выплюнул, будто надоевшую жвачку. – Какие, к чертям, диеты? Ты и без того вся прозрачная!

– Я не могу ничего проглотить. Меня тошнит постоянно, – в голосе противно зазвучали слёзы. Мало мне одного заботливого тирана дома, ещё и в институте второй нарисовался.

– Уже нет.

Надо же! А наш препод и улыбаться умеет, да так, что мурашки по коже.

Преподаватель взял меня за плечо, поверх локтя и повёл к выходу.

– Идём в буфет, кормить тебя будем.

Студенты и преподаватели, попадающиеся нам на встречу, окидывали нас удивлёнными взглядами. Но Хальвара, казалось это совершенно не волновало, в отличии от меня. Я шла, глядя себе под ноги, стараясь не встречаться глазами с кишащими в коридоре людьми, словно это как-то поможет мне избежать ненужных вопросов.

– Будешь так понуро плестись, возьму на руки, – пригрозил Хальвар.

В жёлтых глазах сверкнули хулиганистые искорки. От огромной руки, держащей моё плечо, вновь побежали мягкие ручейки золотистого тепла. Что это? Блин! Нежность, которую испытывают по отношению к маленьким детям. Нежность, жалость, желание защитить. Властитель вселенной, ну когда ко мне будут относиться, как к полноценному человеку?

Пришлось ускорить шаг. А то, кто его знает, подхватит на руки и потащит на глазах у всего народа, стыда не оберёшься.

Рядом с ним я ощущала себя выходцем с другой планеты. Даже знакомые лестничные пролёты, двери и коридорные ответвления чудились иными. Никогда я ещё не ждала звонка с таким нетерпением. К завтрашнему дню по институту поползут сплетни и домыслы, одни невероятнее других.

А если эти самые слухи дойдут до моего отца?

– Ну, конечно же, дойдут, – активизировалась гиена. – Рано или поздно, он всё узнает. И знаешь, какое наказание тебя будет ждать…

– Что именно узнает? – ответила я нахальной животине. – Ну, прошлась по коридору с преподом, ну поела в столовой. Не в ресторан же он меня, право, пригласил. Прекрати раздувать из мухи слона!

– А о чём ты будешь с ним говорить?– гиена не унималась. – Вот сядете вы за столик, напротив друг друга, а дальше?

Действительно, о чём? Я со своими то сверстниками тему разговора не могу подобрать, а здесь, отнюдь не парнишка лет двадцати.

К счастью, в столовой оказалось не столь многолюдно. Да и вести задушевные беседы нам не пришлось, к моему великому облегчению. Огненный маг, водрузив передо мной поднос с полным студенческим обедом, поспешил ретироваться. Правильно, в няньки и друзья он мне не нанимался. Оказал студентке медицинскую помощь, угостил обедом, за свой счёт, и всё на этом.

Как не странно, ела я с аппетитом, чего уже давно со мной не случалось. Борщ, морковный салат, паровая котлета и отварной рис исчезли с тарелок за несколько минут. Даже противная гиена замолчала.

– И чего он хотел?

Дашка перехватила меня у самого выхода из столовой.

– Начало гастрита предупредил

Говорить об этом, от чего-то было неловко, словно мы с вампиром занимались чем-то неприличным.

– Слушай, Крысь, – глаза подруги посерьезнели, прохладные пальцы ухватились за моё запястье.– Так больше не может продолжаться, ты понимаешь это? У тебя трясутся руки, постоянно мучает тошнота, тахикардия. Это – психосоматика, дорогая моя. Сегодня на лекции тебя спас вампир, а кто спасёт завтра?

– И что ты предлагаешь, Дашуль, – я тяжело опустилась на скомеечку, подруга уселась рядом со мной, обнимая за плечи, гладя меня по кудрявым глупым волосам. Сколько я себя помню, она всегда была рядом. Мы ходили в один детский сад, играли в одном дворе, сидели в школе за одной партой, и сейчас мы тоже вместе.

Милый, светлый, добрый человечек –моя Дашка. Страшно представить, что я буду делать, если эта чернявая девчонка покинет меня.

– Побороть свой страх, избавиться от чувства вины и поднять голову, наконец. Ты уже совершеннолетняя, получаешь стипендию, сможешь снять недорогое жильё и жить отдельно. Что тебя держит рядом с отцом?

Дашка устало вздохнула, тем самым показывая, как ей надоело твердить об одном и том же. Могла бы и не трудиться. Я и без того чувствовала её раздражение, жалость и отчаяние.

– Пойми, Крысенька, – сказала она, а в голосе уже звенели слёзы. Ещё чуть– чуть, и я тоже заплачу. – Домашнее насилие страшнее тем, что своего родного человека ты сама пытаешься оправдать, ищешь объяснение его поведению, испытываешь чувство вины. И он – домашний тиран этим пользуется, зная, что жертва дорожит отношениями, полностью зависит. Твой отец – хороший психолог, великолепный манипулятор. Изменить ситуацию сможешь только ты сама, и никто более.

Всё правильно говорила Дашка. Вот только чужая беда всегда кажется нам не такой уж большой. Конечно, подруга переживает за меня, хочет помочь. Но это не она будет рассказывать наизусть главы из учебников стоя перед отцом, не ей он раскроит руку ножом, чтобы научить останавливать кровотечение, не её лицо будет отчаянно пылать краской стыда, когда, в очередной раз, придётся отказываться от приглашения на вечеринку.

– С ним бесполезно бороться. От него уйти невозможно. Отец везде меня найдёт, – прошептала я, и тут же поняла, что даже не пыталась себя спасти, никогда. Вот только какой в этом смысл? Мой бунт будет жестоко подавлен, а чувство собственного достоинства, от которого и без того остались ножки да рожки, окончательно растопчут.

– Ты ошибаешься, – дыхание Дашки отдавало приятным запахом сигарет и фруктовой жвачки. Да, моя подруга курила, назло вампирам, тем самым, выражая протест против их режима. – Человек способен на многое. Отец ломает тебя, перекраивает, лепит. Но ведь ты– свободная личность и имеешь право на собственные желания, какими бы глупыми, смешными, нелепыми они не казались твоему отцу.

– Он меня кормит, одевает, и я живу под крышей его дома, – голос мой прозвучал бледно, серо и уныло, словно погода за окном проникла и внутрь меня. – Я без него ничего не могу, ничего не умею.

– Да, это так, – воинственный настрой Дашки не смог поколебать даже этот мой убийственный, исчерпывающий аргумент.– Вот только ты можешь всему научиться, если захочешь.

– О чём приуныли, красавицы? – корча рожи пропищал Гавриков. В вечно помятом халате, прыщавый, худой и растрёпанный, пропадающий вечерами в барах и на танцполах, он, каким-то непостижимым образом умудрялся хорошо учиться, и даже, получать повышенную стипендию.

–Хорош сырость разводить! Как на счёт того, чтобы всей группой завалиться ко мне на хату? Будем бухать, танцевать и морально разлагаться!

Я уж было раскрыла рот, чтобы отказаться, как Дашка воскликнула:

– Круто, Костенька! Мы обязательно прейдем!

– Мы? – спросила я Дашку. Бедная, из солидарности со мной она столько всего вынуждена пропускать. – Ты же прекрасно понимаешь, что меня никто не отпустит.

Именно мы, ты и я, – как полоумной, растягивая слова, проговорила подруга. – Хватет сидеть в своей башне, как принцесса, похищенная драконом. Пришла пора бороться за свою свободу.

Глава 2

Студенческие застолья всегда отличаются простотой, незамысловатостью, именно этим они и милы сердцу. Никаких мудрёных, многослойных салатов, ложащихся в желудке тяжким грузом, никакого горячего, которое, после жирных разноцветных пирамид и башен из рыбы, картофеля, моркови и огурцов, не желает проталкиваться по пищеводу, но ты упорно ковыряешь запечённое мясо, пропихиваешь его внутрь себя, чтобы не обидеть хозяев.

Нет и странных, больше напоминающих конвульсии, танцев, когда несколько человек дёргаются под музыку на небольшом пяточке пространства, то и дело поправляя, слетающие тапки.

У студентов всё иначе, легче, веселее, свободнее. Пиво, солёные орешки, сушёная рыба, жареная картошка, гитара, и тот, кто умеет на ней играть.

Я гнала из головы дурные мысли об отце, заставляя себя получать удовольствие от вечера, вытуживала радость, подпевала нестройному хору голосов, смеялась над анекдотами. Завтра меня будет ждать расплата за моё безрассудство, но разве вечер проведённый среди однокурсников не стоит того? Порой, мне удавалось расслабиться, алкоголь медленно, но верно делал своё дело. Однокурсники казались дружелюбными, в синих сентябрьских сумерках, в шелесте, слегка пожелтевшей, но всё же ещё крепкой листвы, чудилось нечто умиротворяющее, а завтрашнее объяснение с отцом казалось таким же далёким, как и выпадение первого снега. Из приоткрытого окна пахло дождём и мокрым асфальтом, в высотке напротив зажглись разноцветные квадраты окон. Пальцы Женьки Лебедева перебирали струны, пенилось пиво в стаканах, и меня слегка клонило ко сну. Но внезапно, накатывал страх, сердце ускоряло ритм, а по телу растекалась слабость, противная, нездоровая, язык немел. Хотелось забиться в дальний угол, скрючиться в позе эмбриона и дождаться смерти, так как во мне стойко укреплялось понимание, что она, эта страшная старуха с косой совсем близко. Дашка сидела рядом, но жаловаться ей на перепады своего настроение было стыдно. В психоаналитики она не нанималась. Да и к чему портить человеку праздник своими стенаниями?

– Ребята! – Провозгласил Гавриков, поднимаясь из за стола с бокалом в руке. – Я хочу поблагодарить вас за то, что вы есть, такие весёлые, смешные, жизнерадостные и дружные.

– Не стоит благодарности, дружище, – начал Витёк, но Гавриков остановил его жестом.

Лицо хозяина квартиры оставалось максимально– серьёзным, что заставило всех притихнуть.

– Мне было приятно учиться с вами, встречаться на вечеринках, прогуливать лекции. Но сегодня я покину вас, ровно в полночь, за мной прейдут.

Стало страшно, но уже не за себя, а за Гаврикова, за любого сидящего в этой комнате. Теперь, темнеющая улица за окном казалась зловещей, а квартира не убежищем, а ловушкой.

– Но может тебе позволят учиться? Ведь они иногда позволяют, – неуверенно проговорила староста.

– Нет, Лен, – вздохнул Гавриков. – Мне ясно дали понять, что ни о какой учебе и речи быть не может. Меня будут пить всей семьёй и муж, и жена, и сын, по вампирским меркам, мой ровесник. Короче, меня не станет уже через год.

Королева группы – Юлька Богданова взвыла. И этот вой был искреннем. Он вмещал всё, и ужас происходящего, и жалость к однокурснику, и отчаяние. Никому из нас даже в голову не пришло осудить её.

В каждом классе и в каждой студенческой группе есть красотка, которой позволительно всё, и на уроки в мини заявиться, и нахамить, и разреветься на глазах у всех. Этим длинноногим грудастым девахам, благоухающим духами и щеголяющим на высоких каблуках, ни за что и никогда не бывает стыдно. Я боялась таких, как Юлька,но в то же время, хотела быть на них похожей.

– Да что же это? – всхлипывала Юлька. – Ребята, мы все обречены, вы понимаете?

Несколько девчонок, в основном из королевской свиты, кинулось её утешать.

– Они забрали Аню, теперь Гаврикова, а потом кого? – получив всеобщее внимание Юлька продолжала упиваться горем. А руки девчонок скользили по её длинным, тёмно– бордовым волосам, обнимали за плечи, протягивали воду.

Я же смотрела на всё это с плохо– скрываемым раздражением. Меня то никто вот так не утешает, да и не плачу я на публике, если честно, хотя поводов для слёз имею гораздо больше чем та же Юлька.

– Кто такая Аня? – спросила я подругу.

Королева подняла на меня красные глаза.

– До нашей заучки всё, как до жирафа на пятые сутки доходит, – зло прошипела она. – Чего ты вообще сюда припёрлась?! Детям спать пора! А ну, вали отсюда!

Я растеряно огляделась, в поисках защиты. Стало обидно до слёз. За что столько ненависти? Я же не сделала Юльке ничего плохого.

– Успокойся, Юлечка, – принялась ворковать староста. Клуша, да и только. – Алёшина не стоит твоих нервов.

Я задохнулась от возмущения и тухловатого ощущения несправедливости, а ещё от зловонных паров гадливости, болотного цвета. Каждый из ребят, таких милых и улыбчивых на первый взгляд, обдал меня своей неприязнью, отвращением.

– Аня– сестра Юльки, – пояснила подруга, лишь она светилась ровным розоватым светом, с нежным запахом ванили. Дашка жалела меня и пыталась поддержать. – Её вампиры забрали в прошлом году.

– Она жива? – спросила я, так как подобный вопрос показался мне естественным.

– Твоё, какое дело, пупс хренов?! – взревела красавица, вернее бывшая красавица, так как злость исказила черты её лица до неузнаваемости.

Разъярённой фурией с красной перекошенной рожей, выпученными глазами и пенящейся слюной в уголках губ, Юлька бросилась на меня и вцепилась в волосы.

В попытке защитить себя, я схватила королеву за ворот платья, ткань предупреждающе затрещала, что ещё больше разозлило Юльку. Ругаясь и плюясь слюной, она трясла меня, как ребёнок трясёт погремушку, я же царапала ей руки, рвала пуговицы, а те, отскакивали на пол.

Назад Дальше