То, что было дальше, осталось в памяти Рамси лишь как череда обрывочных, смутных, но невыразимо жутких воспоминаний. Он помнил костры зеленого пламени, вокруг которых кружились устрашающие фигуры в черных балахонах. Видел он и как за деревьями мелькали иные тени – белые, с горящими синими глазами. Видел лик чардрева, из глаз которого сочился кроваво-красный сок, стекавший в чашу из драконьего стекла, со странными символами на ободке. Слышал монотонные песнопения и удары бубна, под которые гиперборейцы резали глотки пленникам. А затем перед повешенными на дереве человеком и собакой появилась гибкая фигура в маске из слоновой кости. Блеснул острый нож и пес почувствовал быстрый укус стали в горло. Собачья кровь хлынула в чашу, смешиваясь с кровью из перерезанного горла дикаря. Последнее, что он помнил - оглушительный нелюдской хохот, сияние разноцветных всполохов и встающую над лесом исполинскую фигуру призрачной великанши.
Очнулся он лежа на земле, с острой болью в горле и дрожащий всем телом от непривычно резкого холода. По привычке перевернулся, пытаясь вскочить на четыре лапы и с изумлением увидел вместо них человеческие руки. Он посмотрел на себя - вместо привычной шерсти, он увидел голую кожу и человеческие ноги.
-Моя часть сделки выполнена,- Лоукки присел рядом с ним на корточки, с интересом рассматривая подопечного,- смотри не заставь меня разочароваться в своем выборе. Моя метка на твоем горле будет пострашнее удавки.
Он сделал странный жест рукой и прошептал несколько слов. Тут же сильная боль стиснула горло Рамси и, схватившись за него рукой, он с ужасом почувствовал как расползаются под пальцами края раны, тут же хлынувшей кровью. Лоукки сделал иной жест и края разреза заросли плотью.
-Принеси жертву богам,- бросил он, отходя от нового слуги,- не своим деревьям, но Истинным Богам Севера, Имиру и его дочерям.
Вот это Рамси было понятно – он достаточно нагляделся на обряды гиперборейцев, чтобы понять суть. Десяти оставшихся пленников он сначала освежевал, а потом вырвал сердца, которые пожрал живыми. Еще несколько дней после церемонии он вкушал из чаши с кровью и соком чардрева, прежде чем почувствовал, что окончательно освоился в новом теле.
Труднее было убедить бывших воинов Болтонов, тех, кого удалось собрать по деревням и замкам. Но, вспоминая об отце, о каких-то вещах, что знать мог только он, а главное своим поведением, Рамси убедил всех в своей подлинности. Тем более, что пересаженная суть, постепенно меняла и внешность Одичалого, придавая ему явное сходство с прежним Рамси. Вокруг и так творилось много странного, так что воины Болтонов поверили в возвращение своего лорда.
Сейчас же он убежденно отстаивал перед Лоукки уже свой план ведения войны на Севере.
-Сердце Севера – Винтерфелл, - убеждал он,- кто владеет им, тот владеет всем Королевством. Хватит откусывать от Севера по кусочку, когда мы можем разом забрать все.
-Винтерфелл хорошо защищен,- возразил Мизинец,- там собраны основные силы Севера и Долины. Штурмовать его – безумие.
-Только не с нашими силами,- усмехнулся Рамси,- когда воины Старков и Арренов увидят войско Гипербореи, половина сразу сдастся. Другую же половину истребить будет легче.
-Джон Сноу немало им рассказал о том, что таится за Стеной,- покачал головой Бейлиш,- и в Винтерфелле наверняка знают, как обороняться. Я все же настаиваю на Белой Гавани.
Помимо них возле карты находилось еще трое лордов - Кархолда, Последнего Очага и собственно Хорнвуда. Правда, какое-то отношение к прежним домам, владевшим этими замками, имел разве что «Лорд Кархолда»: гипербореец Камоинен женился на Элис Карстарк. Наследницу дома, после нападения Вамматар, в заново отстроенном замке охранял усиленный гарнизон от Старков и Мандерли.Однако от нападения объединенного войска скаггов, ваниров, гиперборейцев и нечисти, приведенной Белыми Ходоками, замок все равно не устоял. Элис, разум которой повредился еще во время первого нападения, осталась на удивление спокойной: безропотно она выслушала то, какую судьбу ей готовят захватчики, без особого волнения приняла она и саму церемонию бракосочетания с гипеборейцем, принявшим имя Карстарков.
Двое других владельца замка не имели даже такого отношения к прежним хозяевам: после гибели всех Амберов, их замок достался Логгу, среднему сыну лорда Магнара со Скагоса. Замок Хорнвудов достался Сигвульфу Рогатому: знатному вану из числа наиболее верных приверженцев Магни и Вамматар. Именно эти дома, а также камнерожденные Скаггоса и воскрешенный лорд Болтон стали главной опорой Вамматар, которую сейчас представлял тут Лоукки, претендующий на титул Короля Севера.
Или Королевы – Рамси до сих пор пребывал в сомнениях по поводу пола Лоукки. Он выглядел достаточно стройным, пожалуй, даже изящным, чтобы оказаться женщиной, но с другой стороны всем гиперборейцам, была свойствена чрезмерная худоба, а просторные меховые одеяния Лоукки не давали возможности подробней разглядеть его фигуру. Его волосы были длинными, но этим отличались и иные гиперборейцы, также как и варвары. Лицо его всегда находилось под маской, а в ярко-зеленые глаза все старались не смотреть слишком долго, опасаясь колдовского проклятия. Даже по голосу нельзя было сказать ничего определенного, потому что он постоянно менялся: бас, больше подошедший бы старому медведю, вдруг сменялся нежным девичьим голоском или же приобретал сварливые нотки торговки с рынка.
Сейчас, впрочем, Лоукки молчал (или молчала?), втайне наслаждаясь перебранкой между Мизинцем и Рамси. Болтон уже заметил эту черту у Лоукки - сталкивать лбами своих вассалов, выгадывая на их соперничестве собственную выгоду. Скорей всего понимал и Мизинец, но это понимание ничего не давало им - их враждебность друг другу имела уже слишком глубокие корни, отнюдь не ограничивающиеся спором о направлении первого удара. Выигрывал же от этого противостояния только Лоукки.
Спор Мизинца и Рамси нарушило громкое карканье и в окно влетел большой ворон, усевшийся на плечо Лоукки. Пришлый колдун на удивление быстро освоил воронью почту, обращаясь с птицами не хуже опытных мейстеров. Поговаривали, что он умеет понимать их язык - и, глядя на то, как птица приблизила клюв к его уху, Рамси был склонен в это поверить. Другие говорили, что вороны Лоукки и не вороны вовсе, но об этом Рамси старался не думать.
-Похоже, что нам придется принять план лорда Дредфорта,- сказал Лоукки, «выслушав» птицу, - мои разведчики доложили, что войско Арренов вышло из Винтерфелла и двинулось вниз по Белому Ножу к Белой Гавани. Воевать с войском Мандерли и Ройса нам не желательно, тем более, что им могут прибыть подкрепления из Долины. Так что на Винтерфелл.
Он хлопнул в ладони, давая понять, что разговор окончен и трое новоявленных лордов Севера, поклонившись, вышли из чертога. Вслед за ними к двери направились и Рамси с Мизинцем.
-Рамси,- бросил Лоукки,- останься.
-Только лорд Болтон?- Мизинец ревниво обернулся,- а я?
-А вы нет,- улыбнулся Лоукки,- проследите за подготовкой к нашему походу. Вы будете командовать взятием замка - вы ведь лучше знаете Винтерфелл, чем я.
Мизинец довольно улыбнулся и, поклонившись, вышел вон не забыв бросить торжествующий взгляд на Рамси. Рамси возмущенно глянул на Лоукки.
-Этот сводник не сможет взять и курятник ,- сказал Рамси,- я знаю Винтерфелл не хуже и у меня всяко больше военного опыта. Я должен быть там.
-Ты должен делать только то, что я скажу,- спокойно произнес Лоукки и лицо Рамси дернулось, когда он проглотил обиду. Раньше с ним так разговаривал только отец - и он же был единственным, кто мог заставить бастарда испытать что-то похожее на страх. Отчасти из-за этого страха Рамси и убил Русе – вот только от сидящей перед ним твари не избавиться так просто. Он еще раз посмотрел Лоукки в глаза и привычно отвел взгляд в сторону, не в силах выдержать играющего в темно-зеленой глубине безумия. Губы гиперборейца тронула слабая улыбка.
-Наш лорд Бейлиш не знает о Винтерфелле кое-чего важного,- сказал он и Рамси весь подобрался, словно охотничья собака, почувствовав, как исчезает прежнее раздражение, - вместе с войском Долины в Белую Гавань вылетела и одна рыжая птичка. Думаю, ты не откажешься вернуть в Винтерфелл свою женушку.
========== Генерал ==========
Две армии стояли на берегах Громовой Реки, не решаясь вступать в бой и вместо этого обмениваясь оскорблениями и редкими выстрелами, не долетавшими до середины Саркосского Брода. Войско на левом берегу стояло под знаменем с Соколом Корзетты и Пылающим Сердцем. Шестьдесят тысяч воинов,- пехоты и конницы,- вывел на берега Громовой Эскадо, собравший всю знать со всей оставшейся ему верной Зингары. Не менее четверти от войска Эскадо составляли отряды, присланные Волантисом, прежде всего - десять тысяч фанатиков из храмовой стражи, выделявшихся среди остальной армии наконечниками копий в форме языка пламени. Были здесь и наемники, собранные со всего Вестероса, и лучники-ополченцы. Но главную ударную силу Эскадо составляла тридцатитысячная зингарская конница.
На противоположном, более низком, берегу спокойно созерцал вражеское воинство высокий всадник в черных доспехах. Над его головой реял черный стяг с золотым львом – король Конан больше не считал нужным скрываться от врагов. Не больше тридцати тысяч пришло под его знамя - да и то, больше половины этого войска составляли чужестранцы - пуантенцы и аргосцы. Стяг с леопардом, гербом Пуантена, а теперь уже и Зингары, развевался над правым флангом армии Конана и командовал им Олегаро, уступивший общее командование киммерийцу, многократно превосходящему его боевым опытом. Ударную силу армии Олегаро составляла пятитысячная пуантентская конница, кроме них отряды прислали и графы северной Зингары. Всего под началом Олегаро находилось около восьми тысяч.
Левое крыло составляли аргосцы - около пяти тысяч пехотинцев и две тысячи конницы. Только сам Конан, да некоторые его друзья из пиратов и торговцев Мессантии знали, как много золота из закромов прижимистых нуворишей утекло в королевский дворец, на взятки родственникам монарха, прежде чем король Ариостро дал себя убедить открыто выступить на стороне мятежников. Кроме того, уже на свои деньги, аргосское купечество наняло в Шеме и отряды лучников. Конан недолюбливал чернобородых шемитов за бесчеловечную жестокость, похоть и звериную ярость, но отказываться, разумеется, не стал – лучниками, несмотря ни на что, шемиты считались непревзойденными. Командовал этим войском аргосский генерал Марко Ипато.
Сам Конан командовал центром, основу которого составляло десять тысяч тяжелой кавалерии, снаряженной за счет баронов Лусианы. Немалую долю войска составляли аквилонские изгнанники, бывшие сторонники Конана бежавшие от жестокого правления Валерия. Пехоту Конана составляли пикинеры Гандерланда: в этой провинции, до последнего сопротивлявшейся Валерию, нашлось немало обездоленных воинов, охотно откликнувшиеся на зов спасшегося короля. Были тут и сами лусианцы: недолюбливавший магнатов-рабовладельцев, Конан не мог не признать их боевых качеств. Рослые светлоглазые отпрыски знатнейших родов Лусианы, с детства приученные к войне и охоте, закаленные как в пограничных стычках с аргосцами и разбойниками Рабирийских гор, так и в подавлении восстаний черных рабов. Их предводитель - наследник барона Римерио, юный Сезар произвел на Конана самое приятное впечатление: решительный, неглупый, явно разбирающийся в военном деле и при этом наслышанный о боевых подвигах короля Аквилонии, охотно вставший под его командование.
Кроме аквилонцев и лусианцев, под начало Конана встало и около двух тысяч рыцарей и копейщиков из Кофа, присланных Пелиасом. Сам маг покинул Конана, спешно отбыв по каким-то своим делам в Хоршемиш. Конан расстался с ним без сожаления - Пелиас немало помог ему, но воевать и дальше при поддержке черного колдовства и мерзких тварей из холмов Упырей претило варварской натуре короля Аквилонии.
Понадеявшись на свое численное превосходство, Эскадо решил атаковать первым. Над вражеской армией пронесся звук горна, больше напоминающий удар храмовых колоколов и и тут же, словно в ответ, поднялись и опустились копья с огненными языками. Распевая гимны Рглора, воинство Владыки Света ступило в реку. Конан усмехнулся и коротко бросил подъехавшему Марко.
-Стрелы!
Шемиты выступили вперед – туча стрел, взмыв над Громовой, почти застила восходящее солнце. Речные воды окрасились кровью, когда первые ряды храмовой стражи чуть ли не поголовно полегли на месте, но шествующие за ними фанатики, столь же непреклонно продолжали идти вперед. С противоположного берега также стреляли, однако дальность луков и меткость зингарцев явно уступали шемитским – их стрелы почти не долетали до воинства Конана. Но и шемиты не смогли остановить фанатиков Огненного Бога – только теперь Конан понял, почему Эскадо поставил их в авангард. Погибая сотнями, оставляя на своем пути груды окровавленных тел, они дошли до войска Конана. Шемиты, бесполезные в рукопашной, отступили, уступая место лусианскому ополчению. Их мечи и пики были короче копий храмовой стражи, однако боевой дух оказался не ниже, чем у фанатиков. Стоны, проклятия, лязг стали и хрип умирающих наполнили воздух. Лусианцы резали глотки волантийцам, стремясь добраться до врага, даже повиснув на длинных копьях стражников. На помощь Конан ввел кофийских копейщиков и и гандеров. Натиск волантийцев был страшен, но все же он не смог прорвать пехоты Конана – не помогли даже длинные копья, наносившие страшный урон в рядах оборонявшихся.
И все же пехоте Конана оказалось непросто выдержать яростный натиск фанатиков, готовых умереть, дабы сразу угодить в огненный рай своего бога. Немало храбрых кофитов, зингарцев, аквилонцев пали, прежде чем последний волантиец, истекая кровью, не рухнул на трупы погибших единоверцев. И в этот миг над рекой вновь пронесся звук горна и стоявшая на противоположном берегу конница устремилась на врага. Конан кивнул и стоявший рядом Сезар поднес к губам горн, протрубив наступление. Копейщики расступились и вся кавалерия Конана устремилась вперед, отчаянно желая схлестнуться в битве, что решит, наконец, исход этой войны.
Оба войска схлестнулись на середине реки с такой силой, что от лязга стали и воинственных криков, казалось, река выйдет из берегов. В передних рядах, размахивая огромными двуручным мечом, сеял смерть всадник в черных доспехах. Нанося страшные удары направо и налево, Конан упорно прорубался туда, где, окруженное лучшими из зингарских рыцарей, трепыхалось королевское знамя с огненным сердцем.
По бокам разворачивалась не менее грандиозное сражение. Наемники, схлестнувшиеся с войском Олегаро, побежали почти сразу, смешивая ряды наступавших за ними зингарских графов. Не сумев вовремя перегруппироваться, зингарцы оказались застигнуты врасплох и вскоре тоже побежали, обрушив весь правый фланг армии Эскадо. На левом фланге положение армии Конана было более опасным: аргосцы столкнулись с воинством, собранным зингарской знатью, не уступавшим аргосцам ни в боевом мастерстве, ни в вооружении, а общей воинственностью, даже превосходящим. Яростный натиск зингарцев был столь сокрушителен, что аргосцы, уступавшие им числом, чуть не побежали – особенно после того, как пал генерал Марко, сраженные зингарским копьем. Аргосский фланг выстоял лишь потом, что многие зингарцы увлекшись, в какой-то момент соступили с брода, начав тонуть на глубине. Их наступление, в буквальном смысле захлебнулось и этого хватило Конану, чтобы отправить на левый фланг Сезара, принявшего командование аргосцами. В итоге зингарцы, хоть и потеснили аргосский фланг Конана, прорвать его не смогли. Центр же, под командованием самого Эскадо, держался неплохо и какое-то время исход битвы был неясен, пока пуантенцы, обратившие в бегство правый фланг, не ударили во фланг. Двойного удара армия Эскадо уже не выдержала: ее шеренги смешались и в образовавшийся проем прорвались рыцари из Пуатена, рубя направо и налево страшными двуручными мечами. Конан, мчащийся во главе ударного отряда все же прорубил дорогу к Эскадо, к тому времени уже утратившему почти всю свою гвардию. При виде киммерийца король Зингары, первым ударил мечом, высекшим искры из шлема короля Аквилонии. В ответ Конан привстал на стременах, обрушивая сокрушительный удар на голову Эскадо. Однако в этот миг между двумя королями вломились зингарцы, в панике удирающие от преследующих их пуантенцев. Меч Конана расколол голову ошалевшего от страха рыцаря, с сорванным шлемом, спасшего, сам того не желая, ценой собственной жизни короля Зингары. Эскадо, не желая больше испытывать судьбу, развернул коня и, с остатками верных ему людей, устремился к прочь. Когда киммериец, отчаянно ругаясь, начал прорубаться к Эскадо, знамя с соколом и огненным сердцем, стремительно удалялось , бросая свою гибнущую армию.