– Это довольно щедрое предложение. Но простите, мы не можем остаться надолго.
– Ну что вы, что вы! Ваш якорь торчит из моего крыльца. Чашку чая вы себе можете позволить, – сказал Пенкасл и взмахнул в сторону стройной женщины, которая уже наливала чай. – Кроме того, мы празднуем. Мы в конце долгого пути. Сегодня днем мы впервые пришвартуемся в порту Башни.
– В каком? – спросила Ирен, и, хотя она старалась быть не особенно грубой, ее голоса было достаточно, чтобы хозяйка вздрогнула, словно ей что-то бросили в голову.
– В Новом Вавилоне, – объяснил пожилой доктор, сумев обратиться к Ирен, не показывая страха, хотя в противном случае его никто бы не обвинил. – Там процветает промышленность, и у меня есть основания полагать, что она включает в себя производство удивительного наркотика под названием кром. С той поры как прочитал о нем, я представил себе немало всевозможных применений такого препарата, от хирургии до лечения зубной боли.
– Новый Вавилон съест вас живьем.
– Уверен, то же самое может случиться с неосторожным посетителем в городе любого размера. И мы еще не определились с местом назначения. Мы можем пришвартоваться в Пелфии. Я читал, что путешественников там ожидает довольно хороший прием.
Сенлин ухмыльнулся, и доктор успел заметить его жалостливую гримасу.
– Не поймите меня неправильно, я не безрассуден, капитан Сенлин. Я не из тех парней, которые прыгают в бочку и летят в Башню, чтобы найти удачу и славу. Я врач с двадцатилетним стажем. На прошлой неделе я снял вывеску и покончил с процветающей практикой – и я сделал это с целью продолжить свое образование. Я читал о многих инновациях в медицине, уникальных для Башни. Я пришел учиться во благо своих пациентов и коллег. Я решил вернуться домой лучшим человеком, чем пришел сюда.
– Я когда-то разделял подобное стремление, – сказал Сенлин. – Думаю, вы удивитесь тому, насколько быстрым и болезненным окажется ваше образование. Вы и ваша жена…
– О, нет-нет, это моя дочь, – возразил доктор.
Взволнованный этой ошибкой, которая, казалось, многое говорила о его собственном характере, Сенлин извинился перед покрасневшей и потупившей взор молодой женщиной.
– Прошу прощения за ошибку. У меня плохое зрение. Я уверен, что вы прекрасны и молоды, и…
– Том, – прервала смятенную речь Эдит. Она достала квадрат мешковины, заправленный за пояс, и встряхнула мешок. – Думаю, будет лучше, если ты перейдешь к сути.
– Да. – Он взял себя в руки. – Боюсь, мне придется одолжить у вас несколько книг.
Сенлин тайком дал Ирен и Эдит сигнал. Обе вышли из гостиной, чтобы пройти в другие комнаты в доме. Нэнси побежала за ними, щебеча: «О, я покажу вам мою спальню».
– В чем дело? – спросил доктор, переминаясь с ноги на ногу и не зная, надо ли ему остаться и разобраться с посетителем в гостиной или помчаться вслед за двумя воздухоплавательницами, которые вели себя как дома. – В каком смысле вы хотите одолжить у меня книги?
– Полагаю, у вас есть «Популярный путеводитель»?
– Все восемь томов, – сказал доктор, поправляя жилет. – И алфавитный указатель. Как бы я прибыл сюда без путеводителя?
– Как насчет «Устной истории Башни» Толберта?
– У меня есть первое издание.
– А «Антропология Вавилона» Франбуаза?
– Конечно! И раз уж вы об этом заговорили, у меня также есть «Размышления о Столпе» Джона Кларка и «Стилус наций» Филипа Борджа. Как я уже сказал, я не парнишка в бочке! Я пришел подготовленным. Я принес десятки книг, которые описывают Башню со всех сторон, с любой точки зрения.
– Хорошо, я забираю их.
– Вы не можете. Они нужны мне, нужны для справок. Как еще я смогу узнать обычаи мест, где мы высадимся? Как я смогу ориентироваться в благородных собраниях и учебных заведениях без руководства? Вы бы оставили слепого в чужом лесу?
– Я бы отправил слепого домой, – сказал Сенлин, пытаясь успокоиться в ответ на растущее беспокойство доктора. – В это, может быть, трудно поверить, но я спасаю вас и вашу дочь от катастрофы. Башня, которую вы ожидаете найти, и та, что стоит за вашими окнами, – не сестры-близнецы, а противоположности. Когда-то я был похож на вас. Я пришел в Башню, надеясь улучшить свои знания о мире. Но правда не то, с чем Башня расстается с радостью. Конечно, о таком ни слова не написано в этих коварных путеводителях и философских трактатах.
– Пожалуйста, не оскорбляйте меня! Если они так бесполезны, зачем их красть? Нет, вы сейчас пытаетесь заключить сделку с совестью, и вам не удастся воспользоваться мною ради укрощения своего чувства вины. Я открыл вам дверь. Я протянул руку – и такова моя награда? – Воротник доктора натянулся на набухшей шее. Он вскинул подбородок, надвинулся на Сенлина, чуть ли не наступая ему на ботинки. – Вы вор. Пират! И, как любой пират, вы таким не родились – вы до такой жизни докатились из-за собственного цинизма. Ведете себя так, будто заслуживаете обогащения за мой счет, и к тому же у вас хватает наглости оправдывать это, это… этот нарциссизм с подобием уверенности в том, что вы делаете мне одолжение?
– Поверьте мне, если приблизитесь к Пелфии, вас собьют.
– Ба! Вы выдаете себя за ученого, читаете названия книг и говорите о знании. Но какой ученый испортит собственную репутацию и сменит имя? Шарлатан, вот вы кто!
Из комнаты в доме послышался короткий крик, и доктор рванулся к двери.
– Нэнси! Нэнси! Не смейте к ней прикасаться! – кричал он.
Сенлин схватил его за плечи, не давая уйти. Испуганный доктор повернулся и отвесил капитану яростную пощечину.
Удар отрезвил врача больше, чем ранил Сенлина, который лишь подвигал челюстью и покрепче сжал рубашку Пенкасла. Когда их взгляды встретились снова, доктор увидел в глазах пиратского капитана вызов, к которому оказался не готов, и уверенности в нем поубавилось.
А вот Сенлин нашел доводы Пенкасла убедительными. Он старался оставаться таким, каким был, и становиться лишь тем, кем должен. Он пытался быть джентльменом-пиратом, начитанным грубияном и потерпел неудачу по обоим пунктам. Возможно, его упрямая двуличность способствовала болезни, подогревала мучительные видения.
Сенлин не знал, хочет ли он поздравить доктора с удачно поставленным диагнозом или задушить за оскорбление.
Нэнси ворвалась в комнату, а за ней следовали Ирен и Эдит, обе несли мешки, из которых выпирали уголки книг.
– Пожалуйста, пожалуйста, – сквозь слезы умоляла Нэнси, сжимая в руках толстую книжку, – не забирайте мой дневник. Это мое доверенное лицо, это моя маленькая душа. Возьмите серебро! Возьмите фарфор! Пожалуйста, оставьте мою книгу…
Мольбы девушки тронули Сенлина. Он отпустил ее отца:
– Мне жаль, что мы ранили вас. Можете оставить книгу себе, Нэнси.
– Да уж, мою дочь это весьма утешило. Не притворяйся благоразумным. Ты не благоразумный человек. Ты бандит!
– Я просто озлобился, – сказал Сенлин, которого тошнило от гнева и отвращения.
– Грабитель! Хулиган! Я не верю, что ты когда-то был другим.
Эдит быстро шагнула вперед и стукнула мужчину по уху.
– Хватит, – сказала она, когда Пенкасл отшатнулся, прижимая ладонь к голове. – То, что вы не признаете милосердия, не означает, что вам его не выказали.
– Но зачем ему забирать мои книги? – взмолился доктор.
Его подбородок блестел от слюны, самообладание лежало в руинах.
– Потому что они нужны Башне, – сказал Сенлин.
Глава десятая
В мире природы существуют две разновидности трепета: плотский трепет, связанный с размножением, и гипнотический трепет, испытываемый добычей определенных хищников, таких как горностай.
После многих лет наблюдений я все еще не понимаю, какой именно трепет внушает мне Башня.
Волета Борей никогда не относилась к тем людям, что любят мечты или праздные размышления. Причина, по которой человек может притворяться, что находится где-то еще, когда вокруг столько неизведанного, была для нее абсолютной загадкой. Схожим образом она не любила спать. Сон подобен затмению: он так же тревожно прерывает совершенно хороший день. Она дремала, но только в опасных местах – на перилах, корабельном носу и в такелаже, потому что невозможно спать крепко, балансируя на краю. Она была бдительна, неутомима и постоянно искала новизны.
Короче говоря, она была идеальным дозорным.
С той минуты как они вышли из порта Голла, она взяла на себя обязательство беречь команду «Каменного облака» от засады. Она обладала исключительным талантом: вглядываясь в комариный рой торговцев, крейсеров, боевых кораблей и туристов, определяла проблему, пока та еще оставалась далеко и от нее можно было удрать.
Обнаружение пиратов представляло собой искусство. В точности как любая раковина может стать домом для краба-отшельника, любой корабль может быть пиратским кораблем. Более чем доказанный факт! Вопреки множеству приключенческих историй, пираты никогда не летают под черным знаменем или флагом с костями. Они часто выглядят весьма невинно. Единственный надежный способ отделить пиратов от законопослушной публики – обозначить их курс. Корабли, которые бродили кругами, или пристраивались хвостом к другим кораблям, или быстро прыгали между течениями, вызывали у Волеты подозрения. Если такое судно поворачивало и ложилось на перехват «Облака», она требовала изменить курс и они убегали, прежде чем ловушка могла бы захлопнуться.
Хотя она беспокоилась не только о пиратах.
За «Каменным облаком» тянулся след из ограбленных торговцев, и каждый хотел отомстить. И еще был «Арарат», флагман Комиссара, который нес достаточно орудий, чтобы обезглавить гору.
Капитан не сомневался, что Паунд не остановится ни перед чем, чтобы вернуть украденную картину, и поэтому почти ежедневно убеждал Волету продолжать следить за дредноутом. Впрочем, ее не приходилось слишком уж уговаривать сохранять бдительность; все они были хорошо знакомы с жестокой тактикой Паунда. Он погубил невинный торговый корабль и опустошил порт, чтобы добраться до капитана.
В начале путешествия Волета спросила, почему бы просто не продать или не выбросить картину, раз от нее такие беды. Капитан ответил: «Я бы бросил ее за борт в одно мгновение, если бы думал, что это положит конец погоне Комиссара. Но к несчастью для нас, картина и отпугивает его, и манит. Паунд не собьет нас, пока думает, что картина на борту, но и он не отзовет погоню, пока не вырвет из наших рук желаемое».
К счастью для них, силуэт у «Арарата» был уникальный – словно блиндаж, повисший на трех черных сливах, – и опознать его было легко. «Каменное облако», с другой стороны, выглядело безобидным, и его легко было не заметить. Волета провела много часов на мягкой макушке корабельной оболочки, сидя в ямочке теплого шелка, наблюдая за небом в поисках ужасных очертаний. Она несколько раз видела «Арарат» на расстоянии, и они приняли меры предосторожности, нырнув в облако на несколько часов. Уклонения стали рутинными.
Однако сегодняшний день был далек от рутины. Сегодня Волета впервые в жизни замечталась.
Во всем виновата Пискля. Белке нравилось, когда за ней гонялись, а Волете нравилось потакать питомцу, особенно когда у всех на борту настроение необъяснимым образом испортилось, после того как они вернулись с мешками книг из летающего коттеджа. Пока команда куксилась внизу, Волета преследовала белку-летягу среди такелажа.
В течение получаса Пискля ускользала от нее с легкостью. Ценой немалых усилий Волете удалось загнать хитрую зверушку на верхнюю часть оболочки. Беличьи лапки барабанили по воздушному шару, как пальцы по столешнице. Волета потянулась к летяге, но Пискля, вместо того чтобы отступить, кинулась вперед, подбежала к рукаву девушки, выскочила из-за воротника и, щекоча шею, забралась в волосы. Как будто электрический разряд пробежал через руку Волеты и вышел через макушку.
Обессиленная и развеселившаяся, она бросилась на большой матрас. Пискля свернулась клубочком в ее шевелюре и быстро уснула. Волета лежала в оцепенении, глядя на пустое небо.
Она задавалась вопросом, как долго Пискля просидела бы в маленькой ротанговой клетке, прежде чем получила бы свободу. Дни? Месяцы? Она родилась в неволе или попала в плен? Волета вообразила себе, как нежное существо часами ходит взад-вперед, словно маятник, ударяясь головой о все ту же преграду. Как она не сошла с ума и не покалечилась? Волета представила себе, что уменьшилась до размеров белки. Представила, как роет пол, пока пальцы не начинают кровоточить, а дощечки не покрываются пятнами и неровностями, пока ничего не остается, кроме этого рытья, и она роет, забыв обо всем, роет без надежды на спасение.
Она вдруг вспомнила Родиона, своего старого конферансье и сутенера, который стоял над ее койкой в темноте, пока она притворялась спящей. Другие девушки спали в больших, роскошных кроватях с отличными льняными простынями, но такую постель приходилось делить с ужасными мужчинами, которые, похоже, рыли полы собственных невидимых клеток. Она не завидовала тем девушкам. Ее койка в углу гримерки за кулисами в «Паровой трубе» была привилегией звезды. Но слава не могла защитить ее от похоти Родиона. Волета знала, о чем он думает, пробираясь тайком в ее комнату, потому что сутенер часто говорил о своей мерзкой дилемме. «Не могу определиться, – повторял он, – надо ли тебя продать или воспользоваться тобой самому».
Она часами лежала и слушала его тяжелое дыхание.
А потом сквозь туман воспоминаний прорвалась знакомая фигура, и Волета поняла, что слепо таращится на «Арарат».
Она не поверила глазам. Она выставила руку и закрыла похожую на крепость гондолу большим пальцем, а потом перевела взгляд туда-сюда, рассчитывая расстояние: половина лиги. Немыслимо. У борта летающей крепости блестели на солнце шлемы, орудия и гарпуны.
«Арарат» готовился к бою.
Их засекли.
Осознание того факта, что «Арарат» не собьет их сразу, утешало слабо. Команде «Каменного облака» не суждено умереть, рухнув с неба, как метеор, лишь потому, что Паунд намеревается искалечить их корабль и взять на абордаж.
Сенлин знал, что Комиссар – мстительный человек. Паунд получил немалое удовольствие, созерцая публичное унижение и избиение, которые сопровождали «суд» над Тарру, завершившийся приговором к ходству. А ведь Тарру когда-то блистал на приемах самого Комиссара и лишь припозднился с оплатой счетов. Сенлин же ограбил и унизил тирана. Их судьба будет куда хуже рабства, в этом он не сомневался.
Сенлин был полон решимости защитить команду от захвата и пыток со стороны Комиссара. Если придется собственными руками погубить корабль и всех на борту, что ж, он и к такому готов. Он сам не знал, была ли эта решимость трусливой или милосердной. Он старался не думать об этом слишком много.
– Догоняет быстро, – сказала Эдит, прикрывая глаза от солнца. «Арарат» парил между ними и светилом. «Каменное облако» висело в ярко освещенном небе, беззащитное. – Вверх или вниз, капитан?
Он застегнул сюртук и поправил треуголку, словно то был руль его мыслей. Небо было чистым, без единого облачка. Стоял один из тех кристально-ясных дней, что предшествуют лету и губят даже лучшие уроки, зачаровывая учеников. Сейчас он был как никогда готов заплатить любую сумму за тучи.
Спрятаться было негде, не считая покрова у вершины Башни, так называемого Небесного Воротника, который, по слухам, представлял собой смертельный туман. В любом случае до него слишком далеко. Нет, надо снижаться. «Арарат», конечно, не отстал бы от них на пути вниз, но Сенлин подозревал, что огромный боевой корабль не сможет так же проворно поменять курс и снова подняться. Если ему удастся вынудить «Арарат» опуститься достаточно сильно, – кто знает, вдруг дредноут Комиссара потеряет управление и врежется в землю? «Каменное облако» в этом случае сыграло бы роль плаща матадора.
– Мистер Борей, закройте воздуховод и откройте клапаны. Мы спускаемся. Сколько балласта можно использовать?
– Резервуар полон, – сказала Эдит. – В остальном мы странствуем налегке. Возможно, придется выбросить мебель.
– Это будет захватывающе. Волета, Ирен, берите топорики. Заступайте на дежурство возле борта. Если они выстрелят из гарпунных пушек, рубите тросы.
– Да, сэр, – сказала Волета, но не пошевелилась.