Люди могут видеть черта и часто видят.
Покойный Г.И. Успенский
в одном из своих деревенских очерков замечает,
что каждый порядочный мужик видел черта своими глазами
по меньшей мере раза два или три в жизни.
М.А. Орлов.
Красота спасет мир.
Ф.М. Достоевский.
Собрать все книги бы, да сжечь.
А.С. Грибоедов
- Итак, - продолжил будущий тесть. - Как нам известно, вы школьный учитель?
- Совершенно верно, я...
- И на какие средства вы, господин учитель, собираетесь содержать мою дочь?
- Я не содержанка! - встряла невеста.
- Помолчи, - не поворачивая головы, произнес профессор Гусак и закурил трубку, шевеля огромными усами.
Мариус шел не разбирая дороги. Ну и семейка... Такого унижения он не испытывал с армейских времен. Значит, надо сдать экзамен на инспектора, и только тогда он сможет наконец обнять свою ненаглядную Касю.
- Эй ты, барин, ослеп, что ли? - раздалось откуда-то сверху, и на учителя в упор глянула лошадиная морда.
Тьфу ты, черт, чуть не покалечился.
Мужик на телеге взбрыкнул вожжами и понесся в неведомую даль. А Мариус оглянулся и ничего не понял. Бараки, колонка на перекрестке и гуси в преогромной луже. Заплутал.
Ах ты Кася, холера ясная, с тобой голову потеряешь.
За мельницей раскрылся незамысловатый пейзаж - речка, холмы, и никаких улиц и площадей.
- Гм, удивительный городок - вот так сразу взял и закончился, - удивился учитель и взял курс обратно.
Город становился гуще, выросли первые многоэтажные дома. Ага, вот и скобяная лавка.
- Черт побери!.. - прошептал учитель и чуть не потерял пенсне.
По противоположному тротуару шла Кася с каким-то джентльменом под руку. Кася, к которой он до сих пор обращается на "вы", его сдержанная и благовоспитанная невеста Кася виснет на лапе у неизвестного хмыря и заливается смехом?!.
Выждав дистанцию, он двинулся следом, прячась за ползущие по дороге авто.
Кася и незнакомец подошли к старинному особняку и скрылись за обшарпанной дверью, ни разу не оглянувшись.
Войти? А потом? Учитель размышлял полчаса, и - будь что будет - приблизился широкими шагами и потянул массивную медную ручку с изображением нечеловеческой головы.
...Год назад Мариус приехал в этот заштатный городок, а голова его была преисполнена радужных надежд. Он не предполагал, что тупые и бездарные ученицы скоро совершенно изнурят его душу и быстрый ум.
Но вот недавно стал он замечать, что большеглазая мадемуазель Микульская смотрит больше на него, чем на свои каракули, приходит всегда первой и выходит последней, стараясь шаркнуть юбкой о край учительского стола.
С удовольствием проводя глазами по ее непропорционально огромным грудям, рвущимся на свободу из форменной блузки, Мариус встречался глазами с Касей и сильно смущался.
В один счастливый день он решился пригласить ее в синематограф. Шло что-то интересное, но Мариус видел только разноцветные пятна. А тридцать первого апреля после выпуска он подкараулил ее в вестибюле, долго целовал ручки (она почти не возражала) и решительно сделал предложение...
На лестнице было тихо и безлюдно. Кошачьим шагом Мариус поднялся на второй этаж и прислушался. Вроде женский смех. Дверь, которую он намеревался отворить тихонько, соблюдая конспирацию, огласила пространство страшным скрипом и - делать нечего - учитель шагнул в прихожую, громко кашляя и топая сапогами. В комнате, за тонкой стенкой, происходила возня. Сверху было застеклено, и Мариус, вскарабкавшись на стул, глянул вовнутрь.
На широкой кровати копошились три обнаженных тела. Мужчина с козлиной бородкой (не иначе давешний джентльмен) нагло лапал его пышненькую Касю (Мариус впервые увидел ее голой) за груди и прочие срамные места, а рядом лежала девица невиданной красы и, семеня в воздухе тонкими ножками, курила длинную цигарку.
- О, какой красавчик! - вдруг привстала девица, теряя пепел на простыню. - Заходи, хорошенький, не бойся.
- А я и не бо... - Мариус потерял равновесие и грохнулся на пол.
- Не убился, красавчик? - девица протянула ему маленькую серебряную коробочку. - На, нюхни.
Учитель, как деревянный, взял щепотку белого порошка и втянул его ноздрями. Дыханье перехватило, по голове ударило невидимой мягкой дубинкой. Мебель и ковры в квартире преобразились и стали идеально геометричны.
Пока он удивленно озирался, девица стянула с него брюки и исподнее, так что он остался в одном сюртуке. Оставаться наполовину одетым показалось Мариусу неудобно, и он скинул остальное.
- Меня зовут Марыся, а тебя как? - спросила девица, как змея обвившись вокруг его ног и сжав ручкой его внезапно восставший орган.
- Ма-мариус, - ответил учитель, и добавил уже уверенно. - То есть Марик.
Кася подняла голову и подмигнула:
- А, Марик пришел...
- Здравствуй...те, пани Кассандра, - только и нашелся сказать учитель.
- А, едрись-мудрись, так вы знакомы, - надтреснутым голосом заговорил козлобородый. - А давай, каррамба, ее вдвоем протянем. Касюля это любит. А, Кася-карася?
Кася энергично кивнула.
- Как ты хочешь - спереди или оттуда, друг ситный? - продолжал нахальный джентльмен.
Мысль об оральном сношении с его ангелом Касей показалась Мариусу безумно неприемлемой, и он решительно схватил ее за мясистые ягодицы, одновременно почувствовав где-то снизу ловкий язычок Марыси...
Его невеста вывернула шею как гусь, и схватила ртом окаянный отросток козлобородого. Мариус захихикал - он уже, как опытный человек, видел всякое на зазорных картинках (что показывал ему коллега учитель физики).
- О, как хорошо, бардак-мордак! - вкричал козлобородый, заплясал и обрызгал красивое касино личико мерзкой зеленоватой слизью.
Кася со стоном размазала это и стала облизывать пальцы. Остальное слизала с нее Марыся, переместившись туда обезьяньим прыжком. Такое зрелище окончательно смутило учителя, и он с диким рыком выстрелил из своего орудия.
В глубокой тьме возвращался учитель домой. Из-под фонаря рядом с гостиницей к нему подошла раскрашенная как клоун барышня и с хрипотцей вопросила:
- Не скучаем, господин? А то угостил бы девушку пивом.
Мариус молча удалился, рисуя руками фигуры в эфире.
- Потаскуха, курва, падшая женщина, не верю в любовь, один обман, все вы одинаковые, курва, потаскуха, еще хочу... - Мариус ходил кругами по комнате и ерошил прическу.
Вскоре ослабев, он рухнул на кушетку, пробудившись под утро с тяжелой головой и новыми мыслями.
- Бывали дни весе-е-елые, твою в кочерыжку... - раздалось за окном скверным тенорком.
Мариус поднялся и выглянул. Посреди двора стоял давешний козлобородый джентльмен при черном фраке и длинно растягивал меха маленькой итальянской гармоноки.
Учитель высунулся по пояс, едва не сбросив герань, и замахал рукой. Тот осекся и отдал честь.
- Заходите, заходите!
Джентльмен поклонился и зашагал к черному ходу под звуки бравурного марша.
- Выпить не желаете? - встретил его вопросом Мариус.
- Хочу, едрит-мудрит, - ответил козлобородый и вынул из-за пазухи плоскую бутылку шотландского виски.
- ...А Гусь Микульский - он гад! - держа козлобородого за рукав и качаясь как маятник, возмущался учитель.
- Гад, конечно, едрен-батон.
- Вишь, рожей я ему не вышел.
- Проучить его, идить-тово.
- Эй-ей-ей, приятель!.. - возмутился Мариус, почувствовав, как собеседник гладит его за ягодицы.
- Виноват, тру-ля-ля.
Козлобородый расправил помятый лист бумаги и достал перо:
- Пиши, твое налево!
- П-пишу. А что писать?
- Магическое заклинание, едрись...
Мариус заметил, что козлобородый снял сапоги, оставшись, однако, в шляпе-цилиндре. По комнате распространился запах горелой резины.
...Учитель не мог отвести расфокусированного взгляда от ног своего неожиданного гостя: там, где кончались брюки, начинались массивные и раздвоенные свиные копыта. По правилам приличия он не подал вида и макнул перо в чернила.
Нетвердо держась на ногах, но преисполненный энергией, Мариус оглядел остекленевший мир, гаркнул на кухарку во дворе, и та расплескала молоко. Куда-то делся козлобородый. Над ухом заржала лошадь.
- Эх, барин, идешь и не смотришь куда, - мужик свистнул и телега загрохотала в пыли.
Лекционный зал был полон.
- Каффа, караффа... - достал шпаргалку Мариус. - Акуаратта, раффан!
Ничего не произошло, хотя показалось, что пан Гусак слегка вздрогнул и повел плечом. Что теперь?
- А теперь, - торжественно провозгласил профессор. - Самый интересный момент нашего выступления.
Он обернулся к стенду и, поддев большой плакат на указку, попытался накинуть его на крючок. Бечевка соскочила. Оглянувшись и не найдя помощника, пан Гусак встал на табуретку. Его брюки странно вздулись и опали, обнаружив белые кальсоны с расползающимся швом посередине, где слегка виднелась волосатая задница. Под аккомпанемент нестройного смеха профессор извиваясь начал шарить брюки. Исподнее свалилось окончательно и пан Гусак, неловко соскочив со стула, бросился вон, запутался в одежде и громко рухнул об пол.
...Коллеги зафиксировали апоплексический удар.
Похороны прошли как положено. Во время надгробной речи многие давились и краснели от навязчивого воспоминания.