— Пап! — крикнул он, внимательно вглядываясь в темноту, — пап!
Как он и предполагал, как он и боялся, ответа не последовало, но он не мог просто сдаться, он не мог поверить, что отец мёртв. Сделал ещё шаг и снова позвал, но голос прозвучал чуть тише.
— Пап! Пап! — ещё тише, — пап… — глухой хриплый шёпот.
Что — то в этом месте словно заглушало его, здесь стояла какая — то всепоглощающая тишина. Он не хотел подходить близко к «святилищу», но знал, что именно это ему необходимо сделать, если он действительно хочет знать, что случилось с отцом. Он обошёл сухой колючий куст, вышел на узкую тропинку, которая, насколько он помнил, вела как раз к «святилищу».
— Папа! — сказал он и рухнул в траву, поскользнувшись на глине, и не успел сделать ничего, чтобы удержаться на ногах. Он кувырком покатился вперёд и растянулся на земле, его голова ударилась о что — то мягкое и вонючее вроде гнилого арбуза, одну руку сильно ободрал о засохшую грязь, другую придавил всем телом. К счастью, он её не сломал. Коленями и ступнями он упёрся во что — то вроде мешков с песком, и он немедленно поспешил встать на ноги.
Это был не песок.
Это был труп Чейза.
Он лежал на спине лицом вверх. Лицо его было обглодано и на том, что осталось от его лба и щёк, копошились большие чёрные жуки. В лунном свете Фрэнк разглядел, что жуки эти того же цвета, что и обгоревшее существо из «святилища». Инстинктивно поддавшись страху Фрэнк коротко вскрикнул, но немедленно заставил себя замолчать. Что бы это ни было, оно всё ещё здесь и он не хочет, чтобы оно его услышало, не хочет, чтобы оно нашло его. Впереди возвышалось «святилище», но Фрэнк не мог идти дальше, надо было рвать отсюда и звонить копам. Он узнал одно — все вокруг мертвы, а это значит, что никого из соседей разбудить не удастся. Он даже не хотел пытаться этого сделать. Он побежит в город на заправку «Arka», а если на заправке никого не окажется, он найдёт там телефон. Он почти уверен, что набрать 9-1-1 можно даже, не имея ни цента в кармане, а если нет, он побежит на другую заправку — «Circle K». Она чуть дальше, но зато всегда открыта. Он осторожно перешагнул через тело Чейза, стараясь не смотреть на него, и поспешил назад той же дорогой, что пришёл. И тут в доме зажёгся свет. Фрэнк нырнул за колоду старых кирпичей, пытаясь даже не дышать, чтобы ведьма не узнала, что он здесь, не пришла за ним. Он не был уверен, что свет включила сама профессорша, не знал наверняка, что всё происходящее этой ночью её рук дело, но он не хотел искушать судьбу и присел ещё ниже. Паутина щекотала его лицо и руки, ему будто бы даже показалось, что он чувствует, как по запястью ползёт паук, но он оставался неподвижным, сидел тихо, не шевелясь, молясь, чтобы свет погас и она ушла, но свет продолжал гореть. Зажглась ещё одна лампа и входная дверь со скрипом отворилась.
— Мне страшно! — рядом с ним раздался девичий голосок, мягкий и напуганный.
Его сердце бешено заколотилось.
«Сью», — подумал он.
Но это была не Сью. Волосы у этой девочки были тёмные и она была одета, кажется, в форму женской католической школы — белая блузка, голубая юбка. Её лицо казалось ему смутно знакомым и Фрэнк подумал, что наверняка встречал её раньше в библиотеке, или в парке, в продуктовом магазине, но что она делает здесь в это время? Она что, была здесь всё это время? Возможно, но у него было такое чувство, будто бы она вылезла оттуда, где сама пряталась до его появления.
— Мне страшно!
— Тс-с-с! — осадил он её и они оба замолчали, ожидая, что будет дальше, но не было ни звука, ни каких — либо других признаков, что во дворе кроме них кто — то есть. Его правая нога тоже начала затекать, а левое запястье болело в том месте, которым он ушибся при падении. Он переменил позу, повернувшись лицом к девочке, чтобы не нужно было больше поворачивать шею. По её щекам градом катились слёзы, оставляя блестящие в лунном свете следы, словно маленькие прозрачные улитки.
— Ты что здесь делаешь? — прошептал он.
Она тихонько всхлипывала и шмыгала носом. Он попытался взять себя в руки.
— Я пришла сюда с двумя подружками. Я даже не хотела идти сюда, но они собирались попросить что — то у «святилища», ну, кое — что, а теперь их нет. Я думаю, что они мертвы.
У Фрэнка волосы на руках встали дыбом, но он словно не заметил этого.
— А почему ты так думаешь?
— Ну, оттуда вылезла чёрная кукла, живая и она, она… — девочка снова зарыдала.
— Как тебя зовут?
Он подумал, что это отвлечёт её, она перестанет плакать и, может быть, выдаст больше информации.
— Кэс, — ответила она.
— А меня Фрэнк.
Они говорили шёпотом, опасаясь, что их могут услышать и обнаружить. Это делало обстановку интимной. В такое время и при таких обстоятельствах это слово казалось неуместным, но ощущение у него было именно такое. Никогда раньше он не сидел так близко возле девочки, никогда и ни с кем, кроме Сью. Но несмотря на ситуацию или даже благодаря ей, этот разговор был до странности волнующим и возбуждающим.
— Я учусь в школе Джона Адамса, — сказал он.
Она утёрла слезы и вытерла нос.
— Я тоже.
— Мне показалось, будто я тебя где — то видел. А ты в каком классе?
— Я в седьмом.
— А я в восьмом, — Фрэнк посмотрел через её плечо.
Из — за кустов дома не было видно целиком, но он разглядел, что обе лампы всё ещё горят. Было тихо, словно поблизости никого не было, тишину нарушали лишь их собственные голоса и дыхание. Он не знал о чём ещё можно поговорить, да и она, похоже, не была расположена к продолжению беседы, поэтому они сидели молча. Кэс переменила положение, при этом случайно задев пальцами тыльную сторону его руки, и от этого прикосновения его словно ударило током. Он едва сдержался, чтобы не взять её за руку, держать и не отпускать.
«Не время думать об этом, не время!»
Его мама убита, папа тоже наверняка мёртв, меньше чем в пяти футах от него лежит труп Чейза, Джонни и его родителей убили, её подруги пропали и наверняка тоже мертвы. Да что же с ними не так?! Входная дверь снова скрипнула. Кто — то вышел или вошёл. Оба в ужасе застыли и опять никаких звуков, никаких признаков чьего бы то ни было присутствия. Но ещё долго они боялись шевельнуться или сказать хотя бы одно слово. Кэс больше не плакала и не шмыгала и спустя, кажется, целый час абсолютного ничегонеделания они осмелились лишь дышать и то, чтобы только не умереть. Фрэнк немного расслабился.
— Э-эй, — прошептал он.
— Аа-а? — отозвалась она.
— Так что случилось с твоими подружками, ты ведь видела?
Молчание. Он уже подумал, что она не станет отвечать, но наконец она тихонько произнесла:
— Ну, частично.
Когда стало ясно, что она не намерена пояснять, он попытался переменить тактику.
— А чего они хотели попросить?
— Я не знаю, — быстро ответила она, явно засмущавшись.
— Говори!
— А твои друзья чего хотели?
— Я первый спросил.
Даже в тусклом свете он увидел, как покраснело её лицо.
— Мальчиков.
Фрэнк засмеялся. Это было самое смешное, что ему довелось услышать этой ночью. Она тронула его за плечо.
— Ну, а вы?
— Двое из нас пошли просто за компанию, а третий, Чейз, собирался попросить… — настала его очередь краснеть, — девочек.
— Похоже, что наши желания исполнились, да?
Её лицо скрывала тень и он не знал, как реагировать на это замечание. Ему казалось, что на её лице должна быть грустная улыбка, но вдруг это было не так? Против своей воли он почувствовал, как внизу что — то шевельнулось. Что, опять?! Боже мой! Мама мертва, друзья мертвы и половина соседей перебита, отец пропал неизвестно где! Как вообще в такой ситуации можно думать о чём — то подобном?
— Наверное, надо попытаться выбраться отсюда, — предложил он, — попытаться найти подмогу.
Она кивнула.
— Думаешь, получится? Думаешь, там ещё кто — то остался? Сиди здесь, я проверю, — она вдруг встала на ноги, чтобы оглядеться и он заглянул ей под юбку.
На ней не было нижнего белья. Теперь он совершенно точно возбудился. Было слишком темно, чтобы что — то разглядеть, но он видел что — то тёмное, видел волосы и это было самое возбуждающее зрелище, которое он когда — либо видел. Она быстро села.
— Подождём ещё пару минут, — сказала она.
Фрэнк смотрел на неё и думал, хочет ли она убедиться, что их во дворе не поджидает опасность или же просто ей хочется посидеть с ним ещё немного? Она ведь знала, что он всё увидит у неё под юбкой. А, может быть, она хотела, чтобы он увидел? Словно услышав его мысли, она придвинулась к нему чуть ближе.
— Я сняла трусики, перед тем как выйти из дома, — сказала она, — мы все так сделали.
Он молча посмотрел на неё. Она знала, что он видит и она хотела этого.
— Мы подслушали ваш разговор, — призналась она, — вы с друзьями обсуждали… ну, какой вкус… ты знаешь, где, — она смущённо взглянула на него, её губы тронула нервная улыбка, — ты всё ещё хочешь узнать?
Он не знал, что сказать, не знал, что ответить, о таком он читал только в порно — книжках и слышал в небылицах Чейза о его брате.
— Ну, если ты не против, конечно, — быстро добавила она.
Он с трудом сглотнул.
— Давай.
Теперь она не знала, что сказать.
— Ты не думай, будто я пытаюсь… — он оборвал себя на полуслове, не зная, как выразить свою мысль.
Кэс сделала глубокий вдох.
— Я не против, если ты, ты… ну, понял. Попробуешь.
Они смотрели друг на друга, не зная, что сказать и что теперь делать, но мужчина он, а значит, инициативу следует проявить ему, поэтому он осторожно протянул руку, приобнял её за талию и придвинул ближе к себе. Она не сопротивлялась и он медленно приподнял её юбку и опустил голову вниз. Он поцеловал её там, высунул язык, прижался крепче и вдруг понял — она никак не могла подслушать их разговор! Они говорили об этом не здесь, они обсуждали это у Чейза дома ещё днём. По его коже пробежали мурашки.
Так она одна из них!
Он должен был догадаться. Во всём этом не было никакого смысла. Такие сцены не происходят в реальной жизни и он сам во всём виноват, сам виноват, что поддался. Его друзья, его семья, все мертвы, а он воображает себе сцены из журнала «Penthouse Forum» прямо посреди свалки во дворе у ведьмы.
Почему же она до сих пор не убила его?
Чего она хочет?
Чего она ждёт?
Он не хотел, чтобы она догадалась о его прозрении. Его единственный шанс — сыграть на эффекте неожиданности, поэтому он вертел языком, продолжая лизать. Она что — то говорила, обращаясь к нему и, хотя он пытался не обращать внимания, он вдруг понял, что это больше не реальные слова, её голос превратился в механический скрип, точно такой же, какой издавало обгоревшее существо из «святилища». От «святилища» доносился размеренный стук, эхо которого заглушало всё в округе.
Сейчас или никогда.
Он начал медленно отодвигаться, готовясь рвануть оттуда, что есть сил, но не смог оторваться. Его губы словно приклеились к её гениталиям и он почувствовал, как что — то движется под его губами, выползает наружу, ползёт по его щекам, подбородку, забирается в ноздри. На его лице будто росла новая кожа, соединяя воедино её вагину с его губами. Они с друзьями пошутили бы на эту тему, посмеялись бы, если бы прочитали где — нибудь такую историю.
«Чувак умер с улыбкой на лице!» — сказал бы Чейз, но всё это происходило на самом деле.
Здесь и сейчас, и в этом не было ничего смешного. Он попытался отдёрнуть голову, но это вызвало острую боль, словно он пытался содрать с лица собственную кожу. Он принялся бить её в живот изо всех сил, надеясь, что это поможет ему освободиться, думая при этом, контролирует ли она то, что творится сейчас у неё между ног. Удары не возымели никакого эффекта, а эта дрянь начала забиваться ему в ноздри, лишая доступа кислорода. Он попытался вслепую нащупать что — нибудь. Ему под руку попал кирпич. Он крепко сжал его, а затем изо всех сил ударил её в бок. Никакой реакции, никакого ответа, у неё даже кровь не пошла. Кирпич не оставил на её коже ни следа. Теперь она скрипела ещё громче, как ржавый поезд, который тянут по заброшенной железной дороге, а её влажная кожа заполнила его ноздри, слилась с его лицом и он понял, что сейчас… умрёт. Её кожа начала сжиматься, сдавливая его голову. Хрящ в его носу сломался, рассыпался на фрагменты, скулы затрещали, два зуба сломались и он проглотил их, ещё два зуба свободно болтались во рту. Он начал слабеть от нехватки кислорода, кирпич выпал из его руки, неспособной больше сжимать его, руки и ноги бессильно повисли, бесполезные, будто его тело уже умерло и только мозг был ещё жив. Её кожа держала его, не давая ему упасть, и вот он оказался… свободен. Кожа его лица снова стала прежней. Он больше не был частью её и упал на землю, ударившись затылком о кирпич, который сам же и выронил. Из раны хлынула тёплая кровь. Он хотел сесть, хотел перевернуться, но не мог пошевелиться. Он был слишком слаб и с ужасом осознал, что хоть она его и отпустила, он всё равно умрёт, он слишком изранен, слишком долго задыхался, потерял слишком много крови. Он по — прежнему умирает. Если его не доставить в больницу немедленно, он не выкарабкается.
Папа!
Он с трудом мог видеть, запахов не мог чувствовать совсем, а правое ухо залила кровь, заглушив все звуки, но он был уверен, что отец где — то рядом, поблизости, и что он в порядке, что ему никто не причинил вреда. Его охватило чувство облегчения, впервые после смерти Пола. Он подумал, что всё будет хорошо.
Над ним всё ещё стояла Кэс. Он наблюдал, как она растворяется в тени, во тьме, в ночи, а на лице её было самое ужасающее выражение, которое он когда — либо видел. Не просто воплощение физической агонии, но знание о чём — то столь страшном, что даже представить себе нельзя. Он сам растворялся в пустоте, умирал. Веки потяжелели, взгляд затуманился, силы покидали его. Ему казалось будто где — то рядом голос отца произнёс:
«Вот тебе!»
Ему захотелось закричать. Он и в самом деле попытался закричать, чтобы папа его услышал, чтобы он нашёл его, отвёз в больницу и тогда всё будет хорошо, но ни звука не сорвалось с его губ. Казалось даже он не был в силах пошевелить губами. Он закрыл глаза навсегда и наконец — то осознал, что больше нет смысла бороться, голос отца был где — то далеко, а на языке по — прежнему оставался вкус той девочки.
«На вкус она на самом деле была как мёд», — подумал он.
Была, была, была…
Я и сам не знаю почему не пошёл на работу, не знаю, что заставило меня остаться дома. Думаю, отчасти причина была в том, что я ненавижу работать по вечерам. Раньше я работал только в ночную смену, но неделю назад мне график поменяли и, хотя большинство людей терпеть не могут ночную смену, по сравнению с вечерней это цветочки. Кстати, я никогда не был одним из тех папаш, которые отпрашиваются с работы под предлогом болезни, а сами идут в школу, где их сын играет в бейсбол или выступает на концерте или в пьесе играет. Чёрт! Да я даже не брал больничный, когда действительно был болен, но перспектива провести вечер пятницы на работе, учитывая, что вчера мне отказали дать отпуск в октябре, когда Линн как раз будет свободна… В общем, я просто хочу сказать, что я не испытывал особых угрызений совести из — за этого своего прогула. Я позвонил на завод и сказал, что не приду. К счастью, мне не пришлось говорить с живым человеком, не уверен, что я смог бы, если бы пришлось. Я не умею убедительно врать, но я попал на автоответчик отдела кадров. Наверное, я не один звонил, чтобы притвориться больным и оставил короткое сообщение, а затем поторопился повесить трубку, чтобы никто не успел ответить.
Выходной.
Несмотря на то, что в школу с утра идти не надо, Линн отправила Фрэнка спать в восемь, перед ужином он в чём — то провинился. Ну, пока Линн рассказывала мне об этом, я слушал краем уха и не особо понял о чём, но я, разумеется, поддакнул ей и когда сын умоляюще посмотрел на меня, я сказал: