Ячейка. Катализатор.
Дверь в камеру охраняли двое пехотинцев Сагаля. На них была темно-синяя силовая броня, ее сочленения негромко повизгивали и гудели при движениях. Оба были вооружены огнеметами. На всякий случай.
– Мы собираемся использовать катализатор. Я хочу его проверить, – произнесла Элви в пространство между охранниками. Несмотря на воинское звание, она до сих пор не научилась узнавать старшего офицера среди прочих. Ей явно не хватало идеологической подготовки учебных лагерей и годов практики, у лаконианцев же это выходило само собой.
– Конечно, майор, – ответила девушка слева. Для старшего офицера она казалась слишком юной, но среди лаконианцев такое было нормой. Многие из них выглядели моложе своих званий. – Сопровождение нужно?
– Нет, – ответила Элви. Нет, с этим я справлюсь сама.
Юная десантница что-то тронула на запястье своей брони, и дверь позади нее скользнула в сторону.
– Дайте знать, когда будете готовы выйти.
Комната катализатора представляла собой куб со стороной в четыре метра длинной. Ни кровати, ни раковины, ни унитаза. Только жесткий металл, да сеть из сточных труб. Раз в день помещение обливали растворителем, затем жидкость отсасывали и сжигали. Когда дело касалось протомолекулы, лаконианцы были просто одержимы протоколами безопасности.
Ячейка, она же катализатор, когда-то была женщиной за пятьдесят. Как ее звали, почему заразили протомолекулой – в официальный отчетах, к которым у Элви был доступ, не сообщалось. Но прослужив немного в армии, очень скоро Элви узнала про Загон. Место, куда ссылали осужденных преступников и намеренно заражали, так что у империи для работы всегда имелся неограниченный запас протомолекулы.
Однако этот катализатор оказался особенным. Было ли это заслугой доктора Кортазара или же случайная генетическая мутация постаралась, но женщина оставалась только носителем. У нее проявились первые признаки инфицирования – изменения кожи и костного скелета, но за проведенные на борту «Сокола» месяцы они не прогрессировали. Она так и не перешла в стадию «блюющих зомби», как это все называли, когда зараженный активно изрыгал материал и повсюду распространял инфекцию.
Хотя Элви знала, что находиться в одной комнате с катализатором совершенно безопасно, всякий раз, когда приходилось входить сюда, ей становилось не по себе.
Зараженная женщина смотрела на нее пустыми глазами и беззвучно шевелила губами. От нее пахло растворителем, которым ее обливали каждый день, но из-под растворителя несло чем-то еще. Трупной вонью разлагающейся плоти.
Приносить в жертву животных нормально. Крыс, голубей, свиней. Собак. Шимпанзе. Биология всегда мучилась этим противоречием – с одной стороны доказывала, что человек еще одно животное, а с другой – настаивала, что морально это совершенной иной вид. Убивать шимпанзе во имя науки хорошо. Убивать людей совсем не хорошо.
Не считая тех случаев, когда это хорошо.
Возможно, катализатор сама согласилась на это. Возможно, ее ждала другая, более ужасная смерть. Что угодно возможно.
– Мне жаль, – сказала ей Элви, как говорила каждый раз, когда приходила сюда. – Мне так жаль, я не знала, что они творят. Я бы никогда не согласилась.
Голова женщины, кивая, клюнула вперед, словно выражая издевательское согласие.
– Я не забуду того, что они сделали с вами. Если когда-нибудь я пойму, как все исправить, я исправлю.
Женщина толкнулась руками от пола, будто хотела встать, но сил не хватило, руки подломились, как без костей. Обычный рефлекс. Так говорила себе Элви. Инстинкт. Мозг женщины давно погиб, то, во что он превратился, назвать мозгом теперь никак нельзя. В этом теле нет никого живого. Больше нет.
Но когда-то был.
Элви вытерла глаза. Вселенная всегда оказывается страннее, чем ждешь. Иногда она полна чудес. Иногда ужасных.
– Я не забуду.
Переведено: grassa_green
Глава 2: Наоми
Наоми скучала по «Росинанту», но вообще в эти дни скучать приходилось по многим вещам.
Её старый корабль — её дом — так и стоял на Фрихолде. Перед уходом они с Алексом обнаружили на побережье самого южного материка Фрихолда систему пустот, устье которой оказалось достаточно большим, чтобы туда прошёл корабль. Они опустили его в один из сухих туннелей и потратили неделю на герметизацию и упаковку корабля в пленку, чтобы местная флора и фауна оставались снаружи. Когда бы ни привелось им вернуться к «Роси», он будет на месте, будет ждать, будет готов. А если они не вернутся никогда, он так и простоит тут долгие века. Так и прождет.
Порой, на грани сна, Наоми проходила по нему. Она по-прежнему помнила каждый его сантиметр, от обтекателя кокпита до изгибов конуса привода. Могла представить, как идет этим путем и в невесомости, и под тягой. Она слыхала, что древние мудрецы Земли именно так и строили свои чертоги памяти. Представим Алекса в кокпите, с песочными часами в руках. Потом спустимся на летную палубу, где Амос с Клариссой перебрасывают туда-сюда мячик для голго с нарисованной на нём цифрой «2», вычисляют начальную и конечную скорости и делят пополам. Потом ещё ниже, в её каюту. Её и Джима. А вот и сам Джим. Джим означает расстояние. Простое кинематическое уравнение, три вещи, неизменные и легко запоминающиеся, потому что все они жгли ей сердце.
Вот одна из причин, по которой она согласилась на эту игру в наперстки — авантюрный план Сабы, когда тот пришел к ней со своим подпольем. Воспоминания — они как привидения, и раз уж Джим и Амос ушли, «Роси» всегда будет немного одержим призраками.
И не только Джим, хотя он был первым. Наоми потеряла и Клариссу, которая умерла бы от медленного яда в своих имплантах, если бы сама не выбрала смерть в бою. Амос взялся за крайне рискованную операцию подполья в глубоком тылу противника и с тех пор пропал, пропускал одно окно связи за другим, пока все и вовсе не перестали ждать от него вестей. Даже Бобби, живая и здоровая, сидела теперь в собственном капитанском кресле на собственном корабле. Наоми потеряла их всех, но Джим стал самой тяжкой потерей.
С другой стороны, с Фрихолдом она не промахнулась. Жизнь под бескрайним чистым небом какое-то время приносила своё очарование, но у тревоги срок годности дольше, чем у новых впечатлений. И если и дальше жить как отщепенец и изгой, то может, лучше там, где воздух ограничен чем-то видимым? Её новые апартаменты — даже такие жалкие и убогие — соответствовали хотя бы этому требованию.
Снаружи её логово выглядело как стандартный грузовой контейнер, в каких перевозят планетарные термоядерные реакторы малой мощности. Из тех, что колонисты на всех тринадцати сотнях новых миров использовали для питания небольших городов или средних размеров добывающих комплексов. Когда настоящий груз из контейнера ушел, осталось достаточно места, чтобы разместить подвесной амортизатор, аварийный рециркулятор, запас воды и полдюжины модифицированных укороченных торпед. Амортизатор служил и кроватью, и рабочим местом. Рециркулятор давал пищу и энергию и утилизировал отходы. Сплошь вещи, благодаря которым экипажу обездвиженного корабля удалось бы выжить несколько недель, но без всякого намека на комфорт. Вода предназначалась не только для питья, но и служила частью системы скрытности, так как питала панели испарителей на обшивке контейнера, с которых уходило отработанное тепло.
А торпеды служили способом общения с огромным миром.
Только не сегодня. Сегодня она собиралась повидаться с настоящими людьми. Дышать с ними одним воздухом, касаться их кожи. Слышать живые голоса. Она и сама не понимала, то ли это ее и волнует, то ли живот тянет от дурного предчувствия. Часто эти вещи так похожи друг на друга.
— Прошу разрешения на открытие, — сказала она, и монитор амортизатора задумался, отправил сообщение, а через пару мгновений вернул:
«ПРИНЯТО. ОТПРАВЛЕНИЕ В 18:45 ПО СТАНДАРТНОМУ ВРЕМЕНИ. НЕ ОПАЗДЫВАЙТЕ».
Наоми отстегнулась от амортизатора и толкнула себя к внутренней двери контейнера, на ходу прицепляя шлем к скафандру. Скафандр отчитался о стабильной герметичности, после чего она проверила его еще дважды, потом откачала воздух из контейнера в рециркулятор, создав в помещении почти вакуум. Когда машина отработала до предела эффективности и давление перестало падать, она вытолкнула дверь контейнера и выбралась в пустоту грузового отсека.
«Близкая Истина» представляла собой ледовоз, переделанный в судно для долгих перелетов до колоний. Отсек вокруг Наоми был просторным, как небо Фрихолда, ну или это ей так казалось. Сюда могли поместиться «Росинант» и ещё одиннадцать таких же кораблей, и не достать при этом бортов. А сейчас тысячи контейнеров, близнецов контейнера Наоми, стояли здесь, принайтовленные к палубе, готовые отправиться из Солнечной системы к любому из новых городов или станций, что строило человечество. Чтобы укрощать дикие планеты, не знавшие человеческой генетики и древа земной жизни. И большинство контейнеров содержало именно то, что на них было указано — грунт, промышленные дрожжевые инкубаторы, хранилища бактерий.
А в некоторых, как в её, например, лежало кое-что ещё.
Вот тут и начиналась игра в наперстки.
Неизвестно, своим ли умом Саба дошёл до этой идеи, или его жена, фигуральный президент Транспортного Союза, нашла какой-то тайный способ ему эту идею подкинуть. Поскольку Лакония надежно контролировала станцию «Медина» и медленную зону, самой серьезной проблемой для подполья стало перемещение кораблей и людей из системы в систему. Даже на чем-то размером с «Роси» и думать было нечего проскочить сенсоры «Медины» незамеченным. За движением через врата следили слишком пристально, чтобы такое могло случиться.
Но раз уж Транспортный Союз еще мог распоряжаться своими кораблями, то и записи подделать мог тоже. Грузовые контейнеры, такие как у Наоми, могли перемещаться с корабля на корабль, что делало очень затруднительным, если не невозможным, отслеживание её сообщений — или сообщений Сабы, Вильгельма Уокера, любого из лидеров подполья — на любой корабль.
А если награда за ужасный риск казалась справедливой, то протащить можно было и чего побольше. Поопасней. Например, в Солнечную систему могло проскользнуть что-то вроде ворованного боевого корабля «Грозовой Шторм». А с ним Бобби Дрейпер и Алекс Камаль, которых Наоми не видела больше года. И которые прямо сейчас ждали личной встречи с ней.
Она полетела вдоль ряда контейнеров, скользя мимо них с точностью, рожденной целой жизнью практики. На гранях ящиков мигали направляющие огни, отмечая постоянно меняющийся лабиринт, ведя её, указывая путь к люку для экипажа. Команде здесь приходилось ютиться в помещении, меньшем, наверное, чем на «Росинанте». Каюты у них были не просторнее её контейнера.
Она не знала команды корабля, который возил её последние несколько месяцев. Большинство из них и ведать не ведали, что она здесь. Саба об этом заботился. Чем меньше народу знает, тем меньше сможет проболтаться. Это называлось старым астерским термином «гуеррарегль». Правила войны. По ним она жила еще девчонкой, в те старые недобрые времена. И вот живет по ним снова.
Она нашла входной шлюз в корабль и прошла цикл. Связной ждал ее. Молодая женщина, не больше двадцати, с бледной кожей и широко расставленными глазами. Ее бритая голова, наверное, должна была свидетельствовать о твердости духа, но Наоми вспоминала лишь пушок на голове младенца. Звали девушку, скорее всего, не Бланка, но Наоми знала ее под этим именем.
— У вас есть двадцать минут, мэм, — сказала Бланка. Красивый голос. Чистый, музыкальный. Марсианский акцент напомнил Наоми об Алексе. — Потом моя смена закончится. Я могу остаться, но задержать парня, который придет следующим, не смогу.
— Более чем достаточно, — сказала Наоми. — Мне бы только добраться до жилого кольца.
— Не проблема. Мы собираемся переместить ваш контейнер на «Мосли», на причал шестнадцать-десять. Это займет пару часов, но план работ уже утвержден.
Шарик перекатывается под другой наперсток. Ко времени, когда Наоми подготовит к отправке следующий набор распоряжений и аналитических выкладок, «Близкая Истина» уже уйдет через Солнечные врата в другую систему. А Наоми останется в той же маленькой норке, спать будет на той же маленькой койке, но возить её будет другой корабль. Другой связной будет ждать ее в доке вместо Бланки. Наоми уже потеряла счет, сколько раз такое случалось. Это стало уже рутиной.
— Спасибо, — сказала Наоми и поплыла в сторону шлюза дока.
— Это честь, мэм, — отрывисто сказала Бланка ей вслед. — Знакомство с вами, я имею в виду. Знакомство с Наоми Нагатой.
— Спасибо за все, что вы для меня сделали. Я благодарна гораздо больше, чем могу выразить.
Бланка вытянулась по струнке. Все это напоминало театр, но Наоми все равно козырнула девушке. Для девчонки это что-то да значило, и если бы Наоми не отнеслась к ней так же серьезно, то поступила бы просто невежливо. Хуже того, жестоко.
Она полетела дальше, по узкому зеленому коридору «Близкой Истины», оставив Бланку позади. Скорее всего, больше они не увидятся.
Третья станция дальнего транзита располагалась между орбитами Сатурна и Урана неподвижно относительно Солнечных врат. Ее архитектура узнавалась легко: большой сферический док, способный принять несколько десятков кораблей при максимальной загрузке и жилое кольцо с центробежной гравитацией в треть g. Станция имела огромное значение, служа и центральным хабом для транспортного потока в Солнечную систему и из нее, и популярнейшим складским комплексом. Корабли со всей системы свозили сюда грузы для отправки в колониальные миры или приходили забирать посылки, приходящие оттуда. В любое время на транзитной станции болталось больше артефактов чужих, чем где бы то ни было в системе.
Говорили, станция может вместить двести тысяч человек, хотя транспортный поток редко достигал уровня, когда требовалась полная нагрузка. Постоянный персонал, приходящие и уходящие команды кораблей, еще контрактники, занятые в больницах, барах, борделях, церквях, магазинах и ресторанах — во всем том, что, кажется, следует за человечеством повсюду. В этом месте экипажи кораблей и со всей этой системы, и с других систем с той стороны колец могли наконец разбежаться подальше друг от друга на несколько дней, чтобы посмотреть на незнакомые лица, послушать голоса людей, с которыми они не живут месяцами бок о бок, разделить койку с кем-то, кто не будет чувствоваться частью семьи. Здесь царила постоянная атмосфера братства, что дало станции неофициальное название «Батин гараж».
Место Наоми понравилось. Вообще постоянство человеческого поведения чем-то успокаивало. Чужие цивилизации и галактическая империя, война и сопротивление — всему находилось место. И ещё выпивке и караоке. И сексу. И детям.
Она шла по общему коридору жилого кольца, опустив голову. Подполье соорудило ей поддельную личность для системы безопасности станции, так что на ее биометрические данные тревога не сработает, но Наоми все равно старалась не слишком выделяться, чтобы не быть узнанной кем-то случайно.
Местом встречи выбрали ресторан на самом нижнем, самом удаленном от центра уровне кольца. Наоми ожидала, что придется идти в хранилище или морозилку, но мужчина в дверях проводил ее к отдельному кабинету. Еще даже не войдя в комнату, она поняла, что они там.
Бобби увидела ее первой и встала, улыбаясь до ушей. Она была одета в неброский летный костюм без знаков различия, который, однако, сидел на ней как военная форма. Алекс поднялся следом. Он заметно постарел, сбросил вес и коротко стриг остатки волос. С виду он мог напоминать и бухгалтера, и генерала. Они молча шагнули друг к другу, раскрыв объятия. Так они и стояли, обнявшись втроем, голова Наоми на плече Алекса, щекой к щеке с Бобби. Тепло их тел успокаивало больше, чем она могла пожелать.