– И изменит свое поведение. Самый простой и действенный способ переговоров с тем, с кем невозможно поговорить. Но что ты станешь делать, если имеешь дело с приливом? Накажешь волны за то, что они намочили ковер?
Тереза нахмурилась.
– Вот-вот, – усмехнулся Илич, как будто она произнесла это вслух. – Ругаться на прибой бессмысленно. Ему плевать. Он ничему не научится. А главное, не изменит своего поведения. Твой отец собрался играть в «око за око» с силой, убившей «римлян». И посмотрим, поменяет ли она поведение. Если нет, примем гипотезу, что «римляне» убиты природной силой, такой как гравитация, создающая приливы, или скорость света. Тогда изучим ее и найдем способ одолеть. Но если поменяет...
– Мы будем знать, что она живая.
– Вот в чем разница между исследованием и переговорами, – ткнул в нее пальцем полковник Ильич. Она почувствовала прилив удовольствия, как всегда бывало, когда получалось справиться с запутанной задачей, но что-то не давало ей покоя.
– Но она убила «римлян».
– Война – тоже в некотором роде переговоры, – сказал он.
Комнаты Терезы находились в северном крыле Государственного Здания, там же, где отцовские. Это был единственный ее дом, другого она не знала. Спальня, построенная с учетом требований военной безопасности, отдельная ванная и бывшая игровая комната, которая теперь, после небольших косметических преобразований, стала кабинетом. Как только она дала понять, что готова содрать со стен убранство из мультяшных динозавров и щенков, тут же явился оформитель, помог выбрать дизайн и цветовую палитру. Ее уголок в Государственном Здании не отличался роскошью или простором, но все здесь было сделано для нее и под нее. Маленький личный пузырь автономии.
Она решила, что кабинет будет выглядеть как научная лаборатория. Высокий стол, за которым работают стоя, вдоль него стулья на длинных ножках, если захочется присесть. Вся восточная стена представляла собой экран, где проигрывались анимированные модели математических и геометрических доказательств, когда ей надоедали новости и развлекательные каналы. Не то чтобы она хорошо разбиралась в математике, но она считала ее прикольной. Доказательства теорем требовали известной элегантности, что говорило об уме. Ей нравилось думать, что она умна.
Еще у нее была длинная кушетка, на которой удобно вытянуться во весь рост и еще оставалось место для Крыски, ее лабрадора, любившего сворачиваться калачиком у нее в ногах. И окно с настоящим стеклом, выходящее в церемониальный сад. Бывали дни, когда не было занятий с полковником Иличем или в классе, и она устраивалась с Крыской на кушетке и часами читала книги или смотрела фильмы. У нее был доступ ко всему, что не запрещала цензура – отец весьма либерален в отношении литературы и кино, – и она запоем поглощала истории о девушках, коротавших одиночество в замках, храмах или дворцах. Для такого специфического жанра их оказалось немало.
Сейчас ее увлекла десятичасовая марсианская лента под названием «Пятый тоннель», созданная давно, еще до открытия врат. Героиня – двенадцати лет, моложе Терезы, но была старше, когда Тереза впервые посмотрела фильм, – отыскала под городом Иннис Дип тайный тоннель и добралась до подземной общины эльфов и фей, которые ждали помощи, чтобы вернуться в свое измерение.
Выглядело все это дико экзотично. Мысль о девочке, проведшей под землей всю жизнь, захватила ее, она даже затянула окно одеялом, воображая, будто тьма создается грунтом Марса. Когда же отец рассказал, что многое из этого правда, что город Иннис Дип существует в действительности и что марсианские дети живут в тоннелях и подземных городах, она была ошеломлена.
Она в очередной раз пересматривала картину, когда пришел отец. Как раз дошло до сцены, где девочка, чье имя так и осталось неназванным, бежала по мрачному тоннелю, а за ней гналась злая фея Пинслип, и тут кто-то постучал в дверь. Тереза только начала вставать, чтобы ответить, как дверь распахнулась. Только отец открывал дверь, остальные ждали, когда откроет она.
За последние годы лечение изменило его, но и она поменялась, взрослея. Это не казалось странным. В белках его глаз появились мерцающие блики, словно капельки масла в воде, и кутикулы ногтей у него потемнели, но и все. В главном он был все тем же.
– Я помешал? – спросил он как всегда. Наполовину в шутку – чему он мог помешать? – но только наполовину. Ответь она «да», и он бы ушел.
Пинслип настигла безымянную девочку, и та вскрикнула. Тереза остановила просмотр, преследователь и жертва замерли. Крыска фыркнула и стукнула хвостом по кушетке, когда отец почесал ее за ушами.
– Через два часа у меня брифинг, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты присутствовала.
Тереза почувствовала легкий укол беспокойства. После фильма она планировала выйти и навестить Тимоти. Неужели они узнали, что она покидает территорию без разрешения…
– Я в чем-то провинилась?
Отец моргнул, затем рассмеялся. Крыска сунулась мордой ему в ладонь, требуя внимания. Он снова почесал ей уши.
– Нет, вовсе нет. Адмирал Уэйт сделает доклад о планах расширения Комплекса Бара Гаон. Активного участия от тебя никто не ждет, но мне хотелось бы, чтобы ты послушала. А после обсудим.
Тереза кивнула. Придется пойти, раз ему так хочется, но как же это скучно. И странно. Взгляд отца на мгновение стал рассеянным, как иногда бывало, он тряхнул головой, словно в попытке ее прояснить. Подался вперед и оперся о подлокотник кушетки, но так и замер – не вставая, но вроде и не сидя. Крыску он дважды крепко хлопнул по боку, давая понять, что время игр закончились. Пес вздохнул и опустил голову на подушку.
– Тебя что-то беспокоит, – заметил отец.
– Ты все чаще просишь приходить туда, – сказала она. – Я что-то делаю не так?
Он тепло засмеялся, и она немного расслабилась.
– В твои годы я уже старался поступить в университет. Ты как я. Быстро учишься, и нам с тобой надо иди в ногу. Я все больше привлекаю тебя, ведь ты становишься старше и понимаешь то, чего не понимала, пока была ребенком. Полковник Илич говорит, учишься ты полным ходом. Даже с опережением графика.
Его слова польстили, но и смутили тоже. Отец вздохнул.
– Заботиться о людях – тяжкий труд, – сказал он. – Отчасти потому, что мы столкнулись с чем-то неизведанным и опасным. Желал бы я, чтобы это было не так, но не в моих силах это изменить. А отчасти потому, что работать приходится с людьми же.
– А люди – ужасно, ужасно непредсказуемые обезьяны, – сказала Тереза.
– Да, мы такие, – ответил отец. – Наш горизонт все время где-то рядом. И я такой. Но я пытаюсь исправиться.
У него был уставший голос. Тереза подалась к нему ближе, а Крыска решила, будто она ищет, кого бы погладить, и зашебуршилась, жарко дохнула в лицо. Пришлось мягко отпихнуть ее назад.
– Почему расширение Комплекса Бара Гаон так важно? – спросила Тереза.
– Все важно. Все, – ответил отец. – Проект не должен пострадать, если рушится какая-то его часть. Например, я. Вот почему я прошу тебя чаще приходить на брифинги.
– Что ты хочешь сказать? – испугалась она.
– Я в порядке, – заверил отец. – Все хорошо. Никаких проблем. Вот только… если что и случится, то позже. Спустя десятилетия. Чтобы держаться плана, должен быть кто-то, кто понимает его во всей полноте. А люди доверяют тем, кого знают. Принять нового высокого консула в любом случае будет нелегко, но все же проще, когда за ним уже стоит какая-то история. Преемственность. Я хочу, чтобы ты была готова, если – не дай Бог – со мной что-нибудь случится.
– И ты решил, раз ты все умеешь, то и у меня получится? – спросила Тереза. – Совсем не обязательно. Как глупо.
– Верно, – согласился отец. – Но люди вечно совершают эту ошибку. А раз мы с тобой это понимаем, попробуем над этим поработать. Приходи на брифинги и встречи. Слушай. Наблюдай. Обсуждай все после со мной. Это следующий этап твоего образования. И когда придет время, ты будешь готова стать их лидером.
Потребовалось несколько секунд, чтобы понять, о чем он. Казалось бы, поворотные моменты жизни должны быть более эффектны и картинны. Важные слова, меняющие судьбы, должны сопровождаться звучным эхом. Но нет. Сказано так же обыденно, как всегда.
– Будешь учить меня на следующего высокого консула?
– На случай, если со мной что-то произойдет, – сказал Дуарте.
– Но это на всякий пожарный, – говорила она. – Просто на всякий пожарный.
– На всякий пожарный, принцесса, – кивнул он.
Переведено: grassa_green
Глава 5: Элви
Несколько десятилетий назад, в двухстах квадриллионах километров отсюда, заяц на борту «Росинанта» – кусочек клеточной ткани с ячейкой активной протомолекулы – попал на орбиту планеты с названием Илос.
Пытаясь связаться с другими узлами давно сгинувшей империи строителей врат, странный полусознательный разум протомолекулы пробудил механизмы, спавшие миллионы, если не миллиарды лет. В итоге заработала древняя фабрика, случилась массированная атака роботов, расплавилась одна из искусственных лун, а взрыв силовой установки чуть не расколол планету надвое.
Вообщем, жопа приключилась знатная.
Так что теперь, выпуская катализатор из герметичной среды в неисследованных системах для аналогичного, хоть и чуть более контролируемого общения с артефактами и останками, команда Элви соблюдала все меры предосторожности. Они внимательно следили за происходящим, в готовности немедленно запрятать катализатор обратно, и старались ни к чему не приближаться слишком близко.
– «Сокол» на позиции, – доложил пилот.
Если что-то пойдет совсем не по плану, один устный приказ от пилота, Сагаля или Элви – «Немедленная эвакуация», имя, код «дельта-восемь» – и «Сокол» сразу же стартует. Разумеется, при том огромном ускорении, которое создаст нестандартный форсированный двигатель, любой, находящийся вне специально разработанных для корабля амортизаторов, будет искалечен или убит, но собранные данные уцелеют. У Лаконии много отказоустойчивой логики. И для Элви эта часть работы была не самой любимой.
– Благодарю, лейтенант, – отозвался Сагаль, тоже пристегнутый к амортизатору на мостике.
Очередное подтверждение того, насколько серьезно все воспринимали эту часть миссии.
– Майор Окойе, можете начинать.
– Выпускаем её, – отчиталась Элви в интерком. В данной ситуации была только одна «она».
Рабочее место Элви – специальный лаконианский амортизатор, окруженный экранами. За доли секунды приборы вокруг могли быть отстрелены, а сразу за этим камера амортизатора заполнилась бы перенасыщенной кислородом жидкостью, предназначенной для высоких ускорений. Элви была одной из немногих, чья жизнь достаточно важна, чтобы предпринять специальные усилия для её сохранения. Но ощущалось это как работа внутри торпеды. И жутко раздражало.
Один из экранов показывал изображение с камеры, следящей за движениями катализатора, выехавшего из бокса на высокотехнологичной каталке, напичканной датчиками. Активность протомолекулы фиксировалась с обеих сторон – происходящее с образцом было так же важно для исследований, как происходящее с мертвой системой, которую он мог активировать.
Магнитные колеса провезли каталку по коридору к специальному отсеку в кожухе корабля, прочь от радиационной защиты и всей техно-магии, придуманной командой Кортазара для того, чтобы отделить их образец от остальной протомолекулярной массы за вратами.
Ничего не происходило.
– Ответа пока нет, – сказал Тревон.
– Как неожиданно, правда? – Сарказм в голосе Фаиза был очевиден для всех остальных. Но не для Тревона.
Несмотря на то, что протомолекула могла общаться на скоростях больше световых, активировалась она не сразу. Локальность не имела для неё большого значения, в отличие от скорости света, и Элви подозревала, что сначала происходит какой-то первичный обмен сообщениями, вроде «рукопожатия» в сетевом протоколе при установке связи. Это отчасти была и догадка, и метафора, но в любом случае, она помогала размышлять.
Её образец вышел из лаборатории Кортазаровского загона, и начал существование недавно. А то, с чем они пытались взаимодействовать, ожидало ещё с тех времен, когда всё человечество сводилось к затейливой идее, возникшей у двух амёб. И всё же, когда её ячейка впервые оказалась в физической близости – в пределах одной системы – от других, она достроила недостающие связи прямо на лету. Удивительно и пугающе. И работает вроде не так, как квантовая запутанность, хотя поди пойми, как она работает.
В исследованиях протомолекулы и цивилизации создателей, Элви часто радовалась, что она не физик. То, что протомолекула творила биологически, хоть и было не до конца объяснимо, но выглядело перспективно для понимания в будущем. Невероятно развитые механики захвата и перераспределения органики всё-таки напоминали работу обычных вирусов и паразитических грибов. Она ещё не знала всех правил, но чувствовала, что при достаточных усилиях и со временем, сможет разобраться.
Но то, что протомолекула вытворяла с позиции физики, выглядело не столько варьированием и усовершенствованием стандартных моделей, сколько постоянным переворачиванием игрового стола, с фишками, разлетающимися по полу. Элви было забавно думать, что беззаботное шутовство Джен Лайвли – защитный механизм, позволяющий не сбрендить от ежедневного наблюдения за тем, как собственное понимание реальности разрывается в клочья.
– Пошла реакция, – доложил Тревон.
– Угу, – согласилась Джен. – И с объектом что-то проиходит.
– Задержка большая? – спросила Элви.
– Восемнадцать минут.
Девять световых минут до сооружения, так что «рукопожатие» отправлено к нему, или чему-то рядом. Определенно, её гипотезу стоило записать, и передать наноинформатикам.
Экраны Элви затопили данные от сенсоров катализатора. Слишком много для анализа в реальном времени, так что она просто позволила этой волне чисел и графиков омыть себя, не погружаясь. Позже будет много возможностей понять, что всё это значит.
– Пока вроде стабильно, – доложил Тревон.
– Всегда радостно, когда не взрывается сразу, – пошутила Элви, но никто не засмеялся.
– Кто знает, почему бриллиант может стать зелёным? – вопрос Джен адресовался всем и никому конкретно. – Для справки.
– Из-за радиации, – отозвался Фаиз.
Конечно он знал. На Илосе он был геологом в команде Элви. И если открытие сети протомолекулярных ворот предоставило ей больше тринадцати сотен новых биосфер для изучения, то Фаизу оно принесло в десять раз больше новых геологий для исследования. И некоторые столь же экзотичны, как громадный кристалл углерода, великолепный и действительно красивого цвета.
– Алмазы, образованные в условиях радиации, могут позеленеть. Некоторые люди принимают их за изумруды. Но минералы разные. Изумруды – это берилл, а не углерод.
– Красавчик, с языка снял, – похвалила Джен. – Но вот держу пари, та звёздочка была чуть активнее, когда формировался объект. Исходя из динамики угасания звёзд, по моим расчетам ему почти пять миллиардов лет. То есть висит он тут, прикиньте, примерно треть времени существования вселенной.
– Что делает его самым старым артефактом из обнаруженных нами, – внезапно заинтересовался Тревон. – Может даже времён начала их цивилизации.
– Очаровательно, – буркнул Сагаль, и его нетерпение выдавали лишь чуть подрезанные нотки в голосе. – Что это даст?
Как всегда, подразумевалось: «что это даст нам для борьбы с чертями из-за пределов времени и пространства». При всей бездонности бюджета, научных сливках, отобранных в команды, и ультрасовременном супер-корабле, – высокого консула и директорат заботил лишь один вопрос. Как остановить то, что пожирает суда, проходящие сквозь врата?
– Не знаю, – ответила Элви. – Дайте-ка взглянуть.