— Сомневаюсь! — фыркнул в ответ Ветерок, ловко парируя нацеленный в незащищенную травяной рубахой шею удар и делая ответный выпад. — Камень из рода Могучего Утеса уцелел во время битвы при Фиолетовой. С твоими безрукими кавуками он бы справился без труда, а там, глядишь, и вестники подоспели бы!
— Вестников нет и поныне, а против меня он бы не устоял! — тряхнул сивой гривой Синеглаз, вновь переходя в наступление.
Какое-то время они сражались молча. Их зенебоки, словно во время весеннего турнира, кружили по поляне, своей медлительностью являя разительный контраст неудержимой быстроте хозяев. С каждой новой атакой княжича Ветерок все лучше приноравливался к его повадке, и удерживать превосходство Синеглазу становилось все труднее.
Воинская мудрость гласит: хочешь узнать человека — вызови его на поединок. Чем лучше княжич изучал соперника, тем ясней становилось, что победить его будет ох как нелегко. Потому, проведя ряд неудачных атак, Синеглаз вновь заговорил:
— Ты не ответил на мой вопрос. Чего тебе надо? Меновых колец? Драгоценностей? Золотой и серебряной утвари? Я могу дать тебе этого добра гораздо больше, чем ты за всю свою жизнь сумеешь потратить.
Ветерок только насмешливо оскалил зубы.
Синеглаз нахмурился:
— Я слышал, мой отец присудил Табурлыкам земли, которые прежде принадлежали твоей родне, даю слово, он вам их вернет!
Ураган издевательски рассмеялся:
— Кто же поверит слову сына человека, убившего своего благодетеля! Что до земель, то с Табурлыками мои родичи и сами разберутся. Равно как и с людьми твоего отца.
Теперь Ветерок вернул княжичу все долги и уверенно перешел в наступление. Оказавшись напротив террасы, он не удержался и бросил туда один взгляд. Он теперь мог себе это позволить. Синеглаз понял все. Его сапфировые глаза загорелись синим пламенем бешеной ревности, точно два зловещих светоча темного колдуна.
— Ах, вот какой награды ты ждешь! — воскликнул он, пытаясь применить какой-то сложный обходной маневр, впрочем, вполне безуспешно. — Не слишком ли высоко метишь, безродный? Она царевна Сольсурана, и ее место — во дворце владык!
— Мой род ведет свое происхождение от духов стихий и, стало быть, ничем не хуже твоего! — стараясь не сбить дыхание, отозвался Ветерок. — Что же до дворца владык, то, если верить народной молве, царевна Сольсурана предпочла бежать оттуда, как только поняла, что там ее ничего не ожидает, кроме участи пленницы!
Вместо ответа Синеглаз ударил наотмашь. Ветерок отразил выпад. Клинок княжича со скрежетом проехал по клинку его меча до самой рукояти, и соперники сошлись лицом к лицу и застыли как два каменных изваяния, не в силах друг друга превозмочь.
— Она должна быть моей! — прохрипел Синеглаз, подаваясь вперед. — Сам царь Афру благословил наш союз!
— Поэтому, собираясь на свидание, ты прихватил с собой дюжину головорезов? — рассмеялся в ответ Ветерок.
Он высвободил левую руку и, продолжая сдерживать натиск, с силой ударил княжича по уху. Синеглаз удержался в седле и даже отразил выпад Ветерка, но преимущество было утрачено.
Стоявшие за спиной молодого Урагана Великий Се и дух Ветра его мечом рассеивали окружавшие Синеглаза чары черных колдунов, не давая княжичу передышки, не позволяя нанести хотя бы один удар. И настал такой момент, когда полученный предательским путем меч из надзвездных краев перестал слушаться своего хозяина, уступив работе Дикого Кота, клинку, оберегаемому Духом Ветра.
Но Синеглаз не был бы сыном своего отца и потомком прадеда-мясника, сумевшего сделаться самым богатым человеком в Имарне, если бы его коварный, изворотливый ум не предусмотрел выход и на такой случай. Конечно, к чести и совести этот выход малейшего касательства не имел, но в роду князя Ниака эти понятия были не в ходу.
Вступив в схватку, Камень старался не покидать намеченную позицию поблизости от ведущей к лагерю тропы, охраняя царевну и оберегая скрижаль. Когда же Ветерок с Синеглазом вступили в единоборство, Могучий Утес так же, как и наемники, опустил оружие и подъехал поближе. Столь невероятное зрелище заслуживало того, чтобы быть запечатленным в памяти. К тому же поединок есть поединок. Его святость испокон веков нерушима. Сам Великий Се и духи предков ее хранят! Ох, как мог он забыть, что сын князя Ниака и его подручные живут по иным законам, отличным от законов людей!
Видя, что дела его плохи, а поражение неизбежно, Синеглаз сделал Двурылому Ягоднику какой-то знак. Тот кивнул головой и развернул зенебока к скалам. Камень метнулся за ним, но было уже поздно. Между скалами мелькнула довольная физиономия Двурылого, послышался сдавленный крик, на краю террасы, прижимая к себе бледную до прозрачности царевну, появился Ягодник. Руки девушки он заломил за спину, к горлу приставил остро отточенный кинжал.
— Бросай оружие! — приказал он.
На лице Урагана появилось выражение растерянности и обиды (такие лица были у вестников в ночь резни: рожденные в надзвездном краю не понимали и не принимали людской подлости). Синеглаз находился у него в руках, но что толку? Убив сына князя Ниака, он подписывал царевне смертный приговор, а, кроме ее жизни и безопасности, для молодого воина сейчас, похоже, мало что имело значение.
— Ты не сделаешь этого! — не желая верить своим глазам, глухо проговорил Ветерок.
— Еще как сделает! — пообещал довольный Синеглаз, одобрительно кивая дюжинному командиру.
Ягодник нажал посильнее на нож. По стройной шее царевны скатилось несколько капель крови.
— Оставь ее! — с мольбой обратился к княжичу Ветерок. — Будь мужчиной!
— Никогда! — оскалил зубы Синеглаз. — Я люблю ее, и она будет принадлежать мне!
— Немного же ты знаешь о любви, — недобро усмехнулся Ветерок.
Он улыбнулся девушке, равнодушно глянул на стражников, мстительно наставивших на него свои копья, и бросил меч. Клинок с изображением Духа Ветра сначала взмыл вверх, словно пытался вернуться в надзвездные края, затем по самую рукоять воткнулся в землю. Теперь, чтобы вытащить его, понадобятся силы, по меньшей мере, трех человек. Камень вздохнул и, стараясь не думать о том, что их ждет, сделал то же самое.
Синеглаз торжествующе рассмеялся. Дабы слаще упиться своим превосходством, он соскочил с зенебока и взбежал по тропе, чтобы сорвать с губ девушки поцелуй.
Из груди Урагана вырвался стон. Он рванулся вперед, копья стражников, проткнув травяную рубаху, впились ему в кожу. Он этого даже не заметил. Что значила эта боль по сравнению с той, которую он испытывал, глядя, как венценосный мерзавец глумится над его царевной, и осознавая, что ничего не может предпринять!
Но в этот момент произошло нечто такое, в сравнении с чем меркли все чудеса Вестников…
Своевольные и многоопытные губы княжича, привыкшие к ласкам безропотных похотливых рабынь, едва коснулись плотно сомкнутых уст царевны, когда травяной лес огласил его нечеловеческий, полный боли и ужаса крик… Тело его свела чудовищная судорога, словно ему в рот влили отраву или нанесли сокрушительный удар в подреберье. С перекошенным лицом Синеглаз отшатнулся от девушки и покатился по земле, пытаясь побороть боль и унять огонь, сжигавший его изнутри. Но земля пылала под ним, а тело его пронзали сотни стрел.
Дюжинный Ягодник, в ужасе выпустив из рук и царевну, и нож, бросился к своему господину, но, сделав пару шагов, застыл точно истукан. Глаза его вылезли из орбит, рот раскрылся, на лице появилось такое выражение, точно он собирается отрыгнуть валун размером с голову зенебока.
Затем невидимая, но властная рука сгребла Синеглаза за шкирку и подкинула его вверх, вкатив хорошего пинка, так что незадачливый покоритель дев кубарем скатился с террасы, на все лады проклиная колдовство Вестников. Следом за ним, не вполне владея руками и ногами, используя для передвижения спину и седалище, с горы съехал двурылый дюжинный командир. Через пару мгновений оба неслись прочь, показывая такую прыть, точно все духи нижнего мира гнались за ними.
========== Доля изгнанника ==========
Еще не истаял вдали топот копыт зенебоков улепетывающей вслед за своими командирами разгромленной наголову дюжины, а Ветерок и Могучий Утес уже взбежали на террасу. Царевна с отсутствующим видом стояла на краю. Ее взгляд блуждал где-то вдали, в поисках неведомых горизонтов, находящихся уже за пределами океана времени.
— Птица! — пытаясь рассеять морок, окликнул царевну по имени Ветерок. — Ты цела?
Девушка медленно повернулась. Ее щеки промокли от слез. Она вся дрожала, белые пальцы судорожно сжимали так и не пригодившийся ей арбалет, маленькие ступни неуверенно балансировали на краю обрыва, не самого высокого, конечно, но если падать спиной…
— Все закончилось! Все опасности уже позади! Ты вернешься в свой Град, и все у тебя будет хорошо.
Ветерок старался говорить мягко, но очень уверенно, как обычно разговаривают с больным ребенком или испуганным зенебоком. Не отрывая от царевны взгляда, он сделал неуловимое движение и оказался рядом с ней. Его широкие ладони пластинами драгоценного доспеха легли ей на плечи, готовые защитить от любого зла. Их бережное, теплое прикосновение наконец оторвало девушку от запредельных и гибельных берегов. Взгляд ее сделался осмысленным, в чертах появился покой, точно в зеркале, отразившийся и на лице воина. Оказавшись на безопасном расстоянии от края, царевна доверчиво прильнула к возлюбленному, и на какое-то время мир для них перестал существовать. Камень из деликатности решил на время уподобиться прародителю рода.
— Неужели это ты?! — говорила девушка, осторожно проводя рукой по лицу воина, чтобы стереть пыль и кровь. — Как ты здесь оказался?
— Тебя хотел повидать, — улыбнулся Ветерок, покрывая поцелуями ее длинные ресницы, рассыпавшиеся по плечам волосы, легкий пушок над верхней губой. — Тигр сказал мне, где тебя найти.
— Ты мог бы просто приехать на станцию.
Воин резко отстранился и разжал руки. Волшебство рассеялось.
— Мне нечего там делать! — проговорил он сухо и решительно. — Я порвал все связи с тем миром, и у меня нет никакого желания их возобновлять.
— Зачем же ты тогда приехал сюда? — в голосе царевны прозвучал упрек, больно задевший воина.
— Ты бы предпочла, чтобы меня здесь не было? — сверкнув глазами, жестко бросил он.
Царевна досадливо тряхнула кудрями:
— Вот такие ответы и загнали тебя в тот тупик, в котором ты сейчас пребываешь!
— А что ты предлагаешь, признать вину и покаяться? — гневно воскликнул Ураган. — Я не совершал того, в чем меня обвиняют!
У царевны задрожали губы.
— Но ты пойми, никакой публикации не было! — проговорила она умоляюще. — Дедушка тогда по твоей просьбе перерыл все университетские архивы. Никаких следов! Он расспрашивал сотрудников лаборатории, профессоров, библиотекарей. Никто так ничего и не вспомнил! Ну, в конце концов, не могло же так случиться, что сразу у нескольких десятков совершенно непредвзято и даже дружески к тебе относящихся людей произошел провал в памяти?
Камень смутно припоминал, что «публикациями» в надзвездных краях называли плоды поисков знания, которые оглашались перед собранием мудрецов в «университетах» и хранились затем в «библиотеках». Для вестников публикации имели почти такое же значение, как для сольсуранских воинов кольца доблести. Присвоить чужую публикацию считалось таким же бесчестием, как попытка с раненого или убитого нашейный обруч распаять и снять. Какой же темный дух отвел глаза высокому собранию, что они забыли о трудах и усилиях Ветерка. Ибо по голосу царевны Могучий Утес понял, что она сама до конца не верит своим словам.
Ураган устало провел рукой по лицу.
— Значит, провал в памяти случился у меня, — проговорил он с горькой усмешкой. — Вернее, не провал, а, скажем, временное помутнение рассудка! Дежа вю. Воспоминание о том, чего, как все полагают, в действительности не было! Тогда мне тем более на вашей станции делать нечего. Человеку с такой проблемной психикой лучше жить на природе, чем я по возможности и занимаюсь.
Царевна поникла, точно срезанный стебель травы, и закрыла лицо руками, чтобы скрыть слезы, брызнувшие при этих словах у нее из глаз.
Ураган тяжело вздохнул, похоже, как и Могучий Утес, он не выносил женских слез.
— Не переживай, — сказал он, ласково прикасаясь к ее плечу, — здесь меня пока никто не считает безумцем.
«Это как сказать, — подумал про себя Камень, вспоминая недавнюю схватку. — Впрочем, священная одержимость во время боя не считается сумасшествием, ибо исходит от Великого Се и духов прародителей».
— Я знаю, — вздохнула царевна, — здесь ты прославлен как герой.
— Ну, это преувеличение, — улыбнулся Ветерок, явно польщенный этими словами, — в любом случае я здесь дома, так же, как и ты, чего не могу сказать о твоих нынешних коллегах и товарищах.
— О чем ты?
— О вашей так называемой экспедиции. Не думаю, что это была удачная идея вернуться на эту землю.
— Мы хотим этой земле только блага! — убежденно проговорила девушка. — Наше пребывание здесь — это единственная возможность для Совета проконтролировать выполнение Альянсом соглашений.
Камень, который отошел к погасшему костру, пытаясь оживить пламя, вновь обратился в слух. Некий Альянс, с которым пытались бороться вестники, царевна сегодня уже упоминала. Но тогда слово «соглашения» звучало из ее уст символом позора. Да и какие возможны соглашения с силами тьмы. Все равно не выполнят.
Ураган, похоже, разделял сомнения Могучего Утеса.
— Чихать Альянс хотел на эти соглашения и на Совет вместе с ними! — не скрывая досады, вымолвил он. — Вы разве не понимаете, он просто копит силы, чтобы начать агрессию, и, когда он сумеет вновь мобилизовать необходимые ресурсы, никакие соглашения его не остановят.
— Глеб говорит, что передышка выгодна и нам! — возразила ему царевна.
— После Ванкуверской катастрофы наши ресурсы оказались просто на нуле!
— Ванкуверская катастрофа! — воскликнул Ветерок, и его взгляд вновь отравила горькая досада. — Ну, конечно, как же не напомнить! Вдруг я здесь про нее забыл! Еще повтори, кого в ней обвиняют! У Глеба это просто любимая тема!
«Вероятно, речь идет о той битве, в которой вестники потерпели поражение, — не подавая виду, что следит за ходом беседы, подумал Камень. — „Катастрофа“ — это какая-то очень большая беда или сокрушительный разгром. Но при чем же тут Ветерок?»
— Я тебя ни в чем никогда не обвиняла! — с обидой в голосе напомнила царевна.
— Но ты мне и не верила! — упреком на упрек ответил воин.
— Но послушай! — попыталась объяснить царевна, и губы ее вновь задрожали. — Ты же действительно мог сделать это! Неосознанно, в беспамятстве, или в бреду. У змееносцев такие изощренные методы. Они даже конвенцию о запрете пыток отказались подписать! Я же видела тебя сразу после возвращения, — она осторожно взяла воина за локоть. — Шрамы на спине, наверно, не сошли до сих пор?
— Остались на «добрую память»! — криво усмехнулся Ветерок, неудобно поводя широкими плечами.
Он на некоторое время замолчал, глядя куда-то вдаль, затем тряхнул длинными волосами и вновь повернулся к царевне:
— Ты не понимаешь! Даже если забыть о том, что я не имел соответствующего уровня доступа, а также предположить, что все мои воспоминания о допросах не более чем бред, вызванный применением психотропных препаратов, если я, как ты полагаешь, раскололся, за каким Трехрогим великаном они до самого конца занимались со мной так усердно?
— Дедушка говорил то же самое, — опустив голову, вздохнула Птица.
— Но в Совете его доводы сочли смехотворными.
— Дедушка пытался убедить Совет! Кто ж виноват, что все так получилось.
— Кто-то виноват! — сверкнул глазами воин. — И я дорого дал бы за то, чтобы он за это ответил!
— Если тебе это будет интересно знать, дедушка в прошлом году вновь ходатайствовал о проведении повторного расследования, но ему опять отказали.