— Прошу прощения, сударыня? — смутился Август, еще не успевший переключиться полностью на новую ситуацию.
— Медленно соображаешь, — с явным сожалением в голосе вздохнула незнакомка. — Еще немного, и совсем обеспамятуешь! Что я тогда с тобой буду делать, Август? Итак уже из-за твоей склонности к рефлексии столько времени потеряли в пустую!
— Мы знакомы? — нахмурился Август, все еще пытавшийся уразуметь, что здесь происходит и зачем.
— Нет, Август, — отрицательно покачала головой женщина, — мы не знакомы. Из-за этого я и не смогла прийти к тебе сразу. А окольные пути, ты же знаешь, путанные и долгие. Едва не опоздала…
Между тем, пока незнакомка вела свои странные, напрочь лишенные смысла речи, морок скрывавший ее от глаз Августа рассеялся, и он смог наконец ее рассмотреть. Не красавица, но и обратного не скажешь. Глаза желтые, кошачьи, да и вообще, было в лице этой женщины что-то звериное, намекающее на родство именно с большими кошками. В остальном, все, как и увиделось: высокая, стройная, светло-русая. Одета, имея в виду зимний пейзаж, слишком легко — в белую рубаху-сарафан, но, похоже, холод ей совершенно не мешает. Мало того, что платье сшито из довольно тонкой белой ткани, так незнакомка и обуви не носит. Ходит по снегу босиком.
— Ты ведь понимаешь, Август, что жив только здесь, а там, — неопределенный взмах рукой, — там, ты, скорее всего, уже умер, ну или умираешь прямо сейчас.
"Любопытное заявление! — привычно отметил Август. — Там, здесь… Жив или нет…"
— Ты не похожа на смерть, — он был скорее озадачен словами странной женщины, чем напуган. Жизнь, смерть — на все это он смотрел сейчас отстраненно. Как бы со стороны. Не примеряя на себя, не отождествляя себя ни с тем, ни с другим. Но вот по поводу незнакомки мог сказать с большой долей уверенности: она не смерть.
— Я не смерть, — кивнула женщина, подтверждая его мысль. — Я кто-то, кому вообще не следовало к тебе приходить, ни здесь, ни там. Но ты, Август, вернее, твои обстоятельства, не оставили мне выбора.
— По правде сказать, сударыня, я вас не понимаю, — честно признался Август, пытаясь вспомнить, где это "Здесь и Там"? — Но все еще надеюсь, что пойму после необходимых разъяснений.
— Значит, бой ты не помнишь? — чуть прищурилась женщина.
— Бой? — переспросил Август. — Нет, сударыня, ничего в голову не приходит. Может быть, напомните?
— Россия, — подсказала незнакомка, — Петербург, праздник зимнего солнцестояния, "Воля Гелиоса"…
"Ох, ты ж!"
Вот теперь он понял все. Вернее, все вспомнил.
"Праздник зимнего солнцестояния!" — перед глазами встала стена клокочущего солнечного пламени, лицо опалило волной жара, в уши ударили крики боли и отчаяния…
— Ты Боряна? — спросил, немного приведя свои мысли в порядок.
— Нет, Август, я не Боряна, — женщина смотрела на него с интересом, но и только. — Она, знаешь ли, исчерпала свои возможности. Так что нет, я не она. Но за тебя молит Варвара, и вот ей я отказать не могу.
— Варвара? — переспросил Август, не сразу сообразив, о ком, собственно, идет речь.
— Теа…
"Теа!" — Казалось, он вспомнил все, но оказывается, это было ошибочное мнение. "Все" Август вспомнил только теперь.
— Да, Август, — подтвердила женщина, — она тебя вымолила. Цени!
— Ты Джевана? — Вопрос напрашивался. Кому еще могла молиться Теа, если не Деве-Джеване?
— Джевана? — шевельнула бровью женщина. — Богиня? Лестно, конечно, но ты снова не отгадал. Я Теодора-Барбара из Арконы — первая в своем роду, Матриарх "темной линии" северных рысей. А твоя Теа-Барбара, Август, моя внучка в пятьдесят седьмом колене. Представляешь длину нашей поколенной росписи?
— Да уж… — В некоторых случаях ответ междометием лучше попытки отвечать, по существу. Да, и что он мог ей ответить?
— Не сомневайся! — Матриарх обозначила улыбку, но лицо ее стало, пожалуй, еще холоднее, чем прежде.
— Но ведь ты давно умерла, разве нет? — спросил Август, пытавшийся осмыслить то, что только что сказала ему Теодора.
— Матриархи не умирают до тех пор, пока жив Род, — отмела его возражение женщина.
Что ж, возможно, что и так. Не даром же многие молитвы обращены не к богам, а к душам великих предков. Но, с другой стороны, напрашивается вопрос: почему к Августу пришла Теодора, а не кто-нибудь из его собственных пращуров? Должны же и у него быть свои патриархи, или нет? К слову, любопытный вопрос. И, хотя Август никогда этой темой всерьез не интересовался, интуитивно он склонялся к гипотезе, что Род или Клан — не обязательный фактор для объяснения магических способностей. Есть чистые линии — как у истинных аристократов, а есть "нечистые", те, в которых прямая линия наследования неоднократно прерывалась, меняя направление и суть.
— Отчасти ты прав, — подтвердила его предположение Теодора.
— Ты читаешь мои мысли?
— Здесь ты в моей власти, — объяснила матриарх. — Я пришла к тебе не прямо, а опосредствованно, через твою Теа-Татьяну. Но раз уж пришла, сейчас и здесь ты на время стал одним из моих кланников. Только так я смогу тебе помочь.
Сказанное Августа не удивило. К чему-то подобному он уже был готов всем ходом этой странной беседы. К чему он был не готов, так это к тому, что Теодора назовет Теа Татьяной.
— Удивлен? — похоже, она и в самом деле, читает его мысли.
— Возможно…
— Мог бы сообразить, — посмотрела ему в глаза Теодора. — По эту сторону мира все тайное, что связано с моим Родом, становится явным. По крайней мере, для меня.
— Значит, ты знаешь, — кивнул Август, принимая ее ответ. — Но тогда…
— Нет никакого "Но", Август, — взмахом руки отмела его сомнения женщина. — Ты этого пока не понимаешь, но, возможно, когда-нибудь сможешь понять. Ты же умный мальчик, Август Агд сын Конрада ле Бери, правнук Лионеля де Карвуа, потомок в девятом колене герцога Констана I из Дома Гатине-Анжу… Впрочем, если я расскажу тебе все сейчас, чем станешь заниматься на досуге? Генеалогия — увлекательная наука, ее стоит изучать. Но хватит болтовни! Время на исходе, так что приступим, пожалуй, к тому, зачем я пришла…
Женщина сделала еще один шаг навстречу Августу, воздела руки к небу, и на Августа сошел покой, растворенный в золотом сиянии…
2. Петербург, двадцать пятое декабря 1763 года
Август пришел в сознание только через четыре дня, хотя сам об этом в тот момент, разумеется, не знал. Очнулся, как проснулся, плавно и не без удовольствия, но был, словно бы, рассеян, и не сразу вспомнил, что с ним случилось накануне. Оттого и удивился, обнаружив рядом с собой, — но не в постели, как следовало бы ожидать, а в кресле, вплотную придвинутом к кровати, — задремавшую в неудобной позе Татьяну. Женщина выглядела усталой и неухоженной, что было совершенно на нее не похоже. Но, как ни странно, даже в таком непривычном виде — растрепанные потемневшие и потерявшие живой блеск волосы, тени под глазами, нездоровая бледность лица, — в глазах Августа она не утратила и грана своих красоты и очарования. Во всяком случае, это было первое, о чем он подумал, открыв тем утром глаза и увидев перед собой спящую Татьяну.
"Ma belle! — улыбнулся он, рассматривая смежившую веки женщину. — Bellissima!"
Ну, что ж, все так и обстояло — изумительная красавица! Пусть и уставшая, вымотанная, но по-прежнему великолепная Теа д'Агарис! Такой ее видели все остальные люди, такой воспринимали, не подвергая возникающий в их воображении образ даже самому робкому сомнению. И лишь один Август знал ее тайну: там, под намертво прикипевшей маской безупречной обольстительницы скрывается совсем другая женщина. Юная девушка, обладающая острым умом ученого, мужеством прирожденного бойца и темным Даром необыкновенной силы, но главное — удивительной душой, в которую невозможно не влюбиться, что Август, собственно, и сделал. Полюбил, любит, влюблен…
Между тем, что-то потревожило сон женщины. Возможно, какое-то неловкое движение Августа, или просто время пришло, но Теа открыла глаза, увидела глядящего на нее Августа и встрепенулась, разом сбрасывая остатки сна!
— Сукин сын! — наставила она на Августа указательный палец. — Как ты смел! Я тебя сама прибью, если вдруг оклемаешься!
— Гнев влюбленных — это возобновление любви! — процитировал Август почерпнутую у латинян мудрость.
Сказал, не подумав, просто для того, чтобы не молчать, поскольку не совсем понял, о чем идет речь, и не знал поэтому, как реагировать на бранные слова и гневный тон Теа.
— Это ты еще не знаешь, на что способна женщина в исступлении! — парировала Татьяна, воспользовавшись другой римской поговоркой.
— Отчего же, — улыбнулся Август, буквально купаясь в чудной зелени Таниных глаз, — могу себе представить!
Август давно заметил и, — разумеется, вполне оценил, — как меняется цвет глаз Теа в зависимости от освещения и перепадов настроения. Прямо сказать, это было завораживающее зрелище, но сейчас он увидел нечто и вовсе фантастическое. Глаза женщины сначала потемнели, став малахитово-зелеными, а затем начали стремительно светлеть, последовательно переходя от одного холодного оттенка к другому. И что самое удивительное, изменения касались не только оттенков зеленого. С какого-то момента цвет ее глаз стал включать и оттенки голубого. Аквамарин, бирюзовый жемчуг, и наконец, прозрачный светло-бирюзовый цвет, который уже впрямую связывал изумрудную зелень глаз Теа д'Агарис с пронзительной голубизной Тани Чертковой.
— Великие боги! — Август был настолько захвачен колдовским действом, что напрочь забыл обо всех других делах. — Ты прекрасна!
— Дурак! — улыбнулась, явно пришедшая в себя Теа. — Нашел, понимаешь, время и место!
Но было видно, ей приятен комплимент, хотя в настроении женщины явно превалировало совсем другое чувство.
— Беллисима!
— То есть, помирать ты раздумал? — подняла бровь Теа.
— Помирать? — Переспросил Август. — С какой стати мне такое пришло бы в голову?
Но, уже заканчивая свой вопрос, отчетливо вспомнил события прошедшего дня и потусторонние встречи с тенями своего прошлого и с Матриархом "темной линии" рода северных рысей.
— А впрочем… — он откинул одеяло и в полном изумлении уставился на свои ноги.
Вопреки тому, что он помнил, обожженные ноги выглядели вполне здоровыми. Рука, к слову, тоже.
— Как? — вот и все, что он смог спросить.
— Не знаю, — ответила Теа, и из ее глаз неудержимым потоком хлынули слезы, так что никаких объяснений наблюдаемому чуду Август не получил.
Вместо этого ему еще не менее четверти часа пришлось успокаивать Татьяну, с которой приключилась форменная истерика. А подробности случившегося Август узнал еще позже, когда слуги организовали для него ванну, наполнив ее для скорости холодной водой, которую Теа умудрилась вскипятить одним лишь своим гневом, в который трансформировались выплеснувшиеся в истерике страх и отчаяние. Судя по накалу страстей, Август пропустил много интересного. Настоящую греческую трагедию, никак не меньше.
— Ты умирал, Август! — трагическим голосом объявила Теа, аккуратно усаживаясь в кресло, поставленное прямо напротив ванны.
— Хочешь вина? — спросила уже совсем другим тоном и другим, гораздо более привычным Августу голосом.
— Не откажусь, — кивнул Август, — хотя это я должен предлагать тебе вино, разве нет?
— Условности! — небрежно отмахнулась женщина. — Я тебе, Август, и не такое могу предложить!
А в следующее мгновение Август увидел представление, которое, правду сказать, дорогого стоило.
Со стоявшего у стены столика в воздух одновременно поднялись два кубка — хрусталь, оплетенный серебром, — и бутылка вина, находившаяся до этого в серебряном ведерке со льдом. Затем пробка покинула горлышко бутылки, и невидимая рука аккуратно разлила красное вино по бокалам, после чего так же уверенно, как "всплыла", бутылка вернулась в ведерко со льдом, а бокалы, не расплескав ни капли вина, поплыли по воздуху к Августу и Теа.
Разумеется, Август уже видел фокусы Татьяны, постоянно экспериментировавшей с наведенной левитацией и телекинезом — термины, почерпнутые из ее собственного лексикона, — но такого совершенства не наблюдал еще ни разу. Одновременное манипулирование четырьмя предметами, — если считать еще и пробку, в конце концов, улетевшую куда-то под медную ванну, — является непростой задачей даже для сильных и опытных колдунов. Будучи одним из них, Август тоже умел "поднимать и перемещать", и потому хорошо представлял себе, насколько это сложное колдовство и как много сил оно отнимает даже у такого опытного колдуна, каким является он сам. Теа же проделала все это с видимой легкостью и даже "не запыхалась". Потрясающее мастерство и огромная, просто немереная колдовская сила!
"Но с другой стороны, чему я, собственно, удивляюсь? — остановил он себя. — Вспомни, Август, что она творила вчера, во время боя с ревнителями стола!"
И в самом деле, после того, чему он стал свидетелем во время боя в Нижнем парке Петергофского дворца, удивляться было, собственно, нечему. Другое дело, что он жаждал подробностей. И это касалось не только событий, участником которых ему волей-неволей пришлось стать. Август хотел знать "все и обо всем", предполагая, что уж за сутки-то, прошедшие после магической атаки, ситуация должна была сколько-нибудь проясниться.
— Рассказывай! — буквально потребовал Август, не забыв, впрочем, присовокупить улыбку, без которой его нетерпение можно было бы счесть за грубость.
— Только все и с подробностями, — добавил через мгновение, увидев опасный блеск во вновь ставших изумрудно-зелеными глазах.
— Ну, все — так все! — пожала плечами Теа, но обиду, если и высказала, то только иронией. — Тебе как, милый, от сотворения мира или можно начинать сразу со средних веков?
— Не издевайся! — попросил Август. — Когда я потерял сознание, я был обожжен и отравлен смертельным ядом. А сейчас я попросту умираю от любопытства!
— Ну, пожалуйста! — он был предельно искренен в своем желание узнать обо всем, что произошло в его "отсутствие", и Татьяна вполне оценила его вежливость.
— Что ж, — усмехнулась она, — раз тебе, Август, так приспичило, начнем, помолясь!
И, смочив губы вином, она начала свой рассказ.
Глава 10. После боя
1. Петергоф, двадцать пятое декабря 1763 года
Рассказ Татьяны не радовал, но заставлял задуматься. Ведь, оказавшись в эпицентре магического сражения, Август не знал — просто не мог знать, — что происходит в это время в других местах, рядом с ним и, тем более, далеко от него, в Петергофе, в Петербурге, где-то еще. А между тем, речь шла ни много ни мало, как о попытке государственного переворота. Об опасном и жестоком мятеже, в котором участвовало исключительно много военных, — преимущественно офицеры из гвардейских полков и Главного Штаба — а также большое количество колдунов и волшебников, некоторые из которых даже не состояли в российском подданстве. На четвертый день после известных событий в "царевнином дворе", даже Татьяна все еще не знала всех подробностей заговора, хотя получала информацию, что называется, из первых рук: от царевны Елизаветы, чаровницы Весты и даже от графа Новосильцева, временно исполнявшего обязанности офицера для особых поручений при императрице Софье и наследнице престола Екатерине.
— Четыре дня?! — опешил Август, услышав объяснения Теа. — Я был без сознания целых четыре дня?
— Скажи спасибо, что, вообще, жив остался! — фыркнула в ответ Татьяна, но за ее бравадой ощущались совсем другие мысли и чувства.
— Спасибо! — как можно естественнее улыбнулся Август, начиная понимать, какая здесь разыгралась драма, пока душа его витала в эмпиреях.