– Добро пожаловать в мою скромную обитель, мисс Джозефсон! – поприветствовал Джеремия низким и тягучим голосом. – Мистер Ван Райан, виделись уже на совещании.
Я почувствовала запах кофе и повернулась к доктору лицом: это был плечистый мужчина среднего роста. Явно за сорок, не слишком подтянутый, с волнистыми темно-седыми волосами почти до плеч, зачесанными назад. Кажется, это дань разгульной молодости, потому что он был единственным в лаборатории, кто не носил халат застегнутым до последней пуговицы, а совсем наоборот. Прямо под распахнутым халатом я заметила футболку с Iron Maiden[25] и самые обычные потертые черные джинсы. Кроме того, доктор носил кроссовки, отчего я ему даже немного позавидовала.
Он стоял, держа в руке кружку с недопитым кофе, широко и радушно улыбаясь нам, из-за чего его глаза превратились в узкие щелочки. А потом почти умилительным жестом погладил короткую не слишком аккуратную бороду.
– Добрый день, доктор Розенфельд! – я постаралась поздороваться как можно официальнее.
– О, что вы! – Джеремия взял кружку другой рукой и протянул мне ладонь для рукопожатия. – Можете называть меня просто – док!
– Хорошо, просто док. И, кстати, шикарная футболка!
– Спасибо!
Я ответила на рукопожатие, которое даже мне показалось шуточным, но отчего-то на душе стало легче. И тот узел, в который скрутились мои внутренности после прихода в лабораторию, развязался сам собой. Во всяком случае, пока.
– Доктор, – Драйден решил прервать знакомство двух любителей музыки, – насколько я вижу, вы даже не начали переезд в кабинет главы лаборатории. Не хотите рассказать мне почему?
– Нет-нет-нет, мистер Ван Райан, – док отпустил мою руку и быстро направился по балкону к стальной лестнице, ведущей на первый ярус, – я просто не могу этого сделать! Я никогда не займу офис Бэнкси, уж извините меня… Да и мне привычнее в моей берлоге.
– Джеремия, вы больше не исследователь, – продолжил Драйден уже совсем другим голосом. – Ваше место не в лаборатории. По крайней мере, не на постоянной основе…
Доктор Розенфельд, будто не слыша, что ему говорят, спустился вниз, подошел к тому самому столу с большой колбой, отхлебнул кофе с характерным звуком, а потом похлопал рукой по стоявшей рядом медицинской каталке.
– Мисс Джозефсон, проходите, пожалуйста. Раньше начнем – раньше закончим.
Нахмурившись и поджав губы, я медленно направилась вниз по лестнице. Нравится мне это или нет, а придется пройти через процедуру. Доктор тем временем что-то насвистывал себе под нос.
Я спустилась на первый ярус, молча подошла и присела на каталку. Ван Райан сложил руки на груди и внимательно наблюдал за происходящим сверху.
Джеремия поставил кружку на стол, и я, наконец, смогла прочесть надпись на ней – «Кембриджская магическая лаборатория». Значит, когда-то док учился или работал в Англии? Но сам он – не англичанин. У него абсолютно американское произношение. И, получается, у Кембриджа тоже есть «двойное дно»?
Но как следует поразмышлять о судьбе доктора мне не дали. Мистер Розенфельд надел очки в толстой оправе и подошел ко мне с папкой-планшетом.
– Та-а-акс, посмотрим, – он начал что-то отмечать на бланке, прикрепленном к планшету. – Нужно будет сделать ЭКГ, энцефалографию[26] и сканирование тела. Ответить на несколько вопросов на детекторе лжи. Общая оценка психического состояния – это потом, во время стажировки. И нужны кровь, образец пера и другие анализы.
– Какие другие? – хотя мне кажется, что я уже догадалась.
– Ну, такие… – доктор понял, что мне неловко обсуждать подобное в присутствие начальства, и нивелировал фразу. – Завтра занесете пару баночек…
Но я все равно почувствовала, как мое лицо пошло красными пятнами.
– В других обстоятельствах я бы еще попросил разрешения взять у вас яйцеклетку. В исследовательских целях, разумеется. Но нормы этики…
– Доктор, а вы не слишком много себе позволяете? – Ван Райан был явно раздражен его прямолинейностью.
Драйден стоял, вцепившись в поручни балкона, на самом верху. И взирал абсолютно убийственным взглядом на Розенфельда.
– Шучу, мистер Ван Райан, я просто шучу, – док повернулся к начальству и примирительно замахал руками. – И почему вы до сих пор здесь? Вас уже ждут в соседней лаборатории…
– Это все еще шутка? – на всякий случай спросил господин директор, хотя по его лицу казалось, что он уже знает ответ.
– Нет, – улыбнулся док и поправил очки. – Вы же сами хотели, чтобы медосмотр прошел как можно быстрее. Поэтому я решил взять на себя мисс Джозефсон и попросил помощи моих коллег в вашем случае.
Ван Райан на миг замер и еще сильнее сжал стальные поручни балкона. Потом он выпрямился и очень странной и медленной походкой направился на выход. Полукровка впервые на моей памяти двигался, словно проглотил кол.
Вот так я узнала первую маленькую слабость господина директора. Когда дело касалось его лично, он ненавидел медицинские исследования.
Джеремия полностью сконцентрировался на мне, надел латексные перчатки, взял со стола жгут и попросил закатать рукав блузки.
– Вы ведь не завтракали? – док посмотрел на меня поверх очков, аккуратно размещая мою руку на краю стола и накладывая жгут.
Я сделала быстрый утвердительный кивок.
– Не курили утром и не пили алкоголь накануне? – продолжил он, обрабатывая ватным тампоном зону локтевого сгиба.
– Д-да, – хотя насчет алкоголя пришлось честно соврать.
– Вот и чудненько! – снова улыбнулся Джеремия, а потом вдруг отвлекся, извлекая из ящика стола вакуумный шприц с прикрепленной к нему пробиркой. – А мистер Ван Райан пусть порадует своим появлением в лаборатории моих исследовательниц… и даже парочку исследователей… Поработайте кулаком, пожалуйста, мисс Джозефсон.
– Док, – сказала я, и он посмотрел на меня, – вы страшный человек, вы знаете об этом?
– О, да, мисс Джозефсон… – и я чуть ойкнула от того, что доктор ввел иглу мне в вену.
– Вы давно работаете в Бюро? – от нечего делать мне захотелось просто поговорить с этим эксцентричным ученым, который, похоже, мало с кем считается, кроме себя самого.
– Около десяти лет, – ответил доктор Розенфельд.
Теперь он говорил очень спокойно и размерено. Под звуки этого голоса я отстраненно наблюдала, как темно-вишневая кровь наполняет пробирку в шприце.
– И вы всегда лично занимались осмотром директора?
– Да, вы совершенно правы.
Подмывало задать несколько каверзных вопросов, но даже мне это показалось как-то слишком. А ведь ему бы хватило непосредственности на них ответить.
– Как часто нужно будет проходить через эти процедуры?
– Стандартный протокол для агентов и служащих – раз в полгода, но с вами, господином директором и еще несколькими сотрудникам ситуация малость другая, – Розенфельд освободил меня от жгута, приложил ватный тампон и согнул мою руку в локте. – Комитет требует эту информацию раз в месяц.
Теперь я поняла, почему Айрис шутила, что сегодня «тот самый день». У Ван Райана тоже бывают даты, когда он становится максимально раздражительным…
– А Дженнифер? То есть мисс Дженнифер Микел? – раз уж я тут, то стоит спросить.
– Ваша подруга? – док отвлекся от созерцания пробирки с кровью в своей руке. – Освидетельствование она может пройти на этой неделе, но в дальнейшем будет наблюдаться раз в полгода, как обычные агенты…
Я тяжело вздохнула. Как показывает практика, иногда чертовски хорошо быть человеком.
– Что ж, посидите еще три минутки.
Теперь я точно утвердилась в мысли, что док может говорить бесконечно, даже сам с собой.
– А потом возьмите, вон там, в шкафчике у стенки, медицинский пеньюар, переоденьтесь, и нужно снять все металлические предметы и украшения. Это только начало…
Даже то, что переодеваться пришлось без какой-либо ширмы, меня не смутило. Док настолько сильно закопался в приборах и документах на столе, что ему было абсолютно все равно, присутствую я в помещении или нет.
Металлический пол обжигал ступни холодом, но тапочек мне никто не предлагал. И эти медицинские пеньюары творят чудеса. Вот ты вроде взрослый уверенный человек или не человек… Кому как повезет по жизни. А надеваешь на себя эту зеленоватую штуку в мелкий ромбик и хотя бы на долю секунды, но чувствуешь себя беспомощным…
Интересно, что испытывает при этом директор Ван Райан? Судя по его недавнему поведению – ничего приятного.
Первое, что сделал доктор, когда я, наконец, вернулась к каталке, это попросил меня продемонстрировать крылья. Мне пришлось завести руки за спину и развязать шнурки на пеньюаре, оставляя спину голой и ощущая неприятный холодок.
Каждый раз, когда я призывала крылья, мне всегда было больно. Но сейчас это же для науки и для Бюро, ведь так?
Снова знакомая боль, тяжесть на спине и шуршание перьев. Глаза Джеремии непроизвольно поползли на лоб, после чего он почесал затылок и зашел ко мне со спины.
Возможно, мне стоило держаться прямо и гордиться собой. Но почему-то я почувствовала себя прокаженной.
Доктор тем временем сгибал и разгибал одно из моих крыльев. Что только усиливало дискомфорт.
– А вы летать на них пробовали? – вывел меня из размышлений его бодрый голос.
– Что? Нет. Пока нет.
– Почему? – с детским любопытством поинтересовался Джеремия.
– Когда я вернулась из Англии, мне пришлось жить в несколько стесненных условиях, – перед глазами тут же встал крохотный номер дешевого мотеля, который после особняка Барбары производил самое гнетущее впечатление.
– А вы попробуйте! – все также произнес доктор. – Здесь, в Бюро, на тренировочном полигоне.
– Спасибо, постараюсь, – пробубнила я себе под нос и вдруг почувствовала боль. – Ауч! Что вы делаете?!
Передо мной появился мистер Розенфельд, внимательно рассматривающий большое серое перо, понятно откуда выдернутое. Но не успела я начать возмущаться, как оно растворилось в руках доктора серебристой дымкой.
– Хм… – протянул глава лаборатории с усмешкой. – Кажется, этот материал невозможно анализировать. Что ж, поступим по-другому.
И он открыл еще один ящик стола, чтобы выудить оттуда ножницы.
– Зачем это?! – в страхе я машинально подтянула к себе обе ноги и обхватила их руками, что привело к неожиданному результату.
Крылья сложились вокруг меня. Перья закрыли всю нижнюю часть обзора и отрезали меня от лаборатории. Я сидела на каталке, как птица на жердочке, а из крыльев торчала только голова.
Доктор не удержался и прыснул со смеху.
– Нет, кха-кха, нет! Я просто хотел попросить у вас другой образец для исследования. Кусочка ногтя или пряди волос будет достаточно.
Когда я поняла, что мне ничего не угрожает, крылья сошлись на спине и, кажется, пропали, судя по изменению в весе. Оставалось только протянуть доктору руку, чтобы он срезал ноготь.
– Поразительный экземпляр… – изрек Джеремия таким тоном, словно я была ожившим динозавром из Юрского периода.
– «Экземпляр», значит… – только и хмыкнула я.
Впрочем, да, детка, ты действительно… экземпляр.
– Не стоит держать обиду, – произнес доктор, ища на столе, куда положить срезанный «полумесяц» ногтя. – Для меня вы – нечто совершенно новое! Что-то, что еще никто никогда прежде не изучал.
Не найдя ничего лучше, он положил ноготь в пластиковую чашку Петри[27] и накрыл крышкой. После чего еще полминуты заворожено смотрел на образец.
– Сомневаюсь, что он начнет размножаться делением…
Я просто не смогла удержаться от едкого комментария.
– А жаль! – парировал док. – Было бы весьма интересно!
Не знаю почему, но я вдруг улыбнулась, и моя злость отступила. Этот глава лаборатории – ну очень странный тип! Но определенно забавный.
Вот только этот забавный странный тип раскопал на своем столе еще какой-то не внушающий доверия аппарат, похожий на металлический куб, стоящий на электронных весах.
– Что это? – снова ощетинилась я, только начав справляться с завязываньем пеньюара на спине.
– Это? – удивился доктор. – Ничего особенного. Просто аппарат для снятия отпечатков ладоней.
– Тоже для исследования?
– Да нет. В базу данных внести.
– Это не больно?
– Нет, совсем нет…
Но, к сожалению, доктор немного приврал. Больно было, хоть и слегка.
Когда я положила ладони по две стороны куба, поверхность начала медленно нагреваться. И мне пришлось пересиливать себя, чтобы дождаться, пока аппарат издаст звук, напоминающий почему-то сигнал микроволновки.
После процедуры я долго смотрела на абсолютно здоровые ладони, но не могла избавиться от ощущения фантомного ожога.
– А теперь прощу вас пройти сюда, – доктор направился через всю лабораторию к герметичной двери, ведущей в соседнее помещение с креслом.
Я еще раз взглянула через похожее на корабельное окно на кресло и странную арку, в которой издавали слабое свечение несколько кристаллов.
Меня уже второй раз за день пытались усадить в какую-то адскую машину… Дрянная тенденция. Не так я планировала проводить лучшие годы своей жизни, но давать заднюю было поздно.
Снова холодный пол под ногами. Чем ближе я подходила к этой комнате, тем сильнее чувствовала новый прилив страха и раздражения. Подопытный, мать его, кролик! Хотя в моем случае, скорее, птичка.
Даже если большую часть процедур не нужно будет повторно проходить каждый месяц, сегодняшние исследования вгрызутся мне в память, как пить дать.
И вот я стою у раскрытой герметичной двери и отчаянно не хочу заходить внутрь.
– Не бойтесь, – подбодрил меня доктор, – это действительно не больно. На сей раз я не лгу.
Я нервно сглотнула, переступила порог и быстро пошла к креслу. Металлических скоб и ремней для фиксации рук и ног замечено не было. Должно ли меня это радовать? Не знаю, но, кажется, стало чуточку легче на душе.
Доктор попросил меня сесть, а потом еще долго крепил к рукам, груди и голове какие-то датчики с проводами, идущие к стоящим вокруг арки приборам. Я могла думать только о том, как скоро это закончится.
– Как планируете провести вечер Четвертого июля? – неожиданно спросил Джеремия совершенно будничным тоном. – Успеете попасть на салют?
– А?! – я изумленно вытаращилась на него, не понимая, говорит он всерьез, или пытается разрядить обстановку.
– Ну, завтра День Независимости, – напомнил мне док.
– Я… – совсем забыла, что это уже завтра. – Я еще не думала об этом…
– Сходите к Капитолию вечером. Это очень красивое зрелище!
– Не уверена, что у нас будет время… Завтра первый настоящий рабочий день и начало обучения…
– Тогда возьмите пару пива и посидите на крыше какого-нибудь здания, – док, будто музыкант, продолжал настраивать приборы, перемещаясь от одного к другому. – Для вас же это не составит труда?
Хорошая мысль, вот только принято ли в Вашингтоне устраивать барбекю и посиделки на крышах, как в Нью-Йорке?
– Не… составит… наверное, – нахмурилась я, обдумывая перспективы и косясь на собственные руки с датчиками. – Стойте, вы только что предложили мне совершить противоправное действие?
Но было уже поздно. Когда я обратилась к доктору Розенфельду, он уже покинул помещение и закрыл за собой герметичную дверь. Я тяжело и с чувством выдохнула. Впрочем, ничего нового. Слова поддержки и отвлечение внимания.
Через пару мгновений док все-таки появился прямо напротив меня, хоть и по ту сторону обзорного окна. Он сосредоточенно постучал по микрофону, отчего из динамиков в закрытой комнате раздались громкие щелчки и фонящий звук.
Машинально я поерзала в кресле.
– Нет-нет! – Джеремия тут же обратился ко мне, низко склонившись к микрофону. – Мисс Джозефсон, я прошу вас! На ближайшие десять минут постарайтесь полностью расслабиться, иначе часть из многоступенчатых данных, полученных с маги-сканера, будет существенно искажена. Сейчас требуется спокойствие, только спокойствие и ничего больше!