Я села, свесив ноги с кровати. Помещение было маленьким, почти чулан. Из-под двери пробивался свет: в другой комнате работал телевизор. Стрельба, мужские голоса…. Инспектор Ларкрайт наверняка любит гангстерские фильмы. Надо было выйти, сказать спасибо, да и вообще показать, что я жива.
Я осторожно открыла дверь и оглядела комнату – более просторную, но так же скудно обставленную: шкаф, стеллаж с книжками, огрызок ковра, на котором спал пес, и большой старый диван. В телевизоре действительно стреляли, бегали и целовались. Я приблизилась к дивану, где сидел, поджав ноги, инспектор, и осторожно опустилась на край.
– Ну… здравствуйте.
Я прикрывала рот рукой, мне не хотелось, чтобы он брезгливо отодвигался. Но он улыбнулся и ответил:
– Привет, Вэрди. Полегче?
– Да, спасибо. – Я устроилась удобнее и стала рассматривать инспектора, растрепанного, помятого и с синяком на скуле. Заметив синяк, я спросила: – Леон?
– Ерунда. Эти двое боятся огнестрела, поэтому драться врукопашную пришлось не так долго.
– Да, они не пользуются оружием. Потому что кто-то хочет ловить нас живыми.
– Кто? – насторожился инспектор.
– Не знаю, эта сучка так сказала, – произнесла я, имея в виду Джину.
Он, видимо, хотел сделать мне замечание за такие словечки, но передумал, уставился в телевизор. А я вдруг подумала: да плевать ему, что на экране. Он просто пытается спрятаться. От меня? От себя?
– Как вы меня нашли? – отвлекаясь, полюбопытствовала я.
– Привидение привело, – сообщил он с той интонацией, с которой мог бы сказать «Да случайно». – Старая дама в синем. Это было… странно.
У него, похоже, стальные нервы: я-то чуть не свалилась в обморок, впервые увидев духа. К невольному восхищению инспектором прибавилась теплая благодарность Карвен: волновалась, почуяла, что со мной беда. От мысли я улыбнулась, но тут же спешно пообещала:
– Я сейчас уйду, вы не думайте, и… я не заразная, не бойтесь.
Он с недоумением повернулся ко мне.
– О чем ты? Утром безопаснее. И поверь, мне ли не знать, что все вы здоровы. Чувствуй себя как дома.
– Правда можно? – удивленно подняла брови я.
– Конечно. Не бойся.
Гангстер на экране пропел какую-то тягучую фразу и открыл огонь по толпе полицейских. Я вспомнила, как пара знакомых ребят из другой стаи, той, у которой оружия было много, однажды сделали примерно так же на центральной улице. Это показалось мне жутким в тот день, а теперь – еще жутче. Я не любила полицейских, особенно Ланна, но никогда не считала, что их надо убивать за то, что они нас арестовывают. И тем более не могла так считать теперь, когда Карл Ларкрайт зачем-то меня выручил.
– Может, вы есть хотите? Могу что-нибудь приготовить, если у вас в холодильнике что-то найдется.
– Что-то наверняка есть, – усмехнулся он. – Но я не хочу. А ты бери что угодно.
На кухне, почти такой же тесной, как вторая комната, я провела минут пять: сделала себе бутерброды, кажется, впервые за пять последних лет на белом хлебе, с настоящей колбасой и сыром. Потом вскипятила чайник и заварила чай. Снова пройдя в большую комнату, я протянула инспектору чашку.
– У вас замученный вид. Хотя бы попейте.
– Спасибо. – Он глянул с удивлением, но чашку взял. В глаза бросились старые ожоги на запястье. Они были и на шее, и на виске. Как много… оставалось надеяться, что Ланн не тушит об него сигареты.
Я еще раз сходила на кухню, принесла бутерброды и кружку себе и опять опустилась на диван. Фильм продолжался. Только сейчас я подумала, что в последний раз видела вблизи телик бог знает когда. Отец тоже любил кино с перестрелками, а я обычно смотрела мультики, хотя как сказать, обычно, их ведь редко показывали. А сейчас, наверное, вообще не показывают – зачем они в стране без детей?
Инспектор словно прочел мои мысли: взяв пульт, переключил канал, по экрану забегали нарисованные звери. Я начала разглядывать их – крот, мышь и какой-то невразумительный еж носились по лесу под радостную мелодию. Слишком радостную.
– Давайте обратно, – негромко попросила я. – Вы не любите мультики, а я из них выросла.
Он вернул на экран гангстеров, и я занялась бутербродами. Краем глаза я заметила: инспектор что-то ищет в громоздком мобильном телефоне. Некоторое время я сдерживалась, потом осторожно придвинулась и взглянула на светящийся зеленым экран. Темнели буквы эсэмэски: «Как ты?».
– Родители? – поинтересовалась было я, но осеклась, различив над сообщением еще одну надпись: «Отправитель: Рихард Ланн». – О… Не подумала бы, что он о ком-то переживает.
Но меня не слышали. Почему-то мне не хотелось гадать, о чем инспектор думает и сколько в мыслях тоски. На сообщение он отвечать не спешил, этого было достаточно.
– Ты сказала что-то?
– Нет, мысли вслух.
– Мысли?..
И я все-таки решилась.
– Это здорово, когда за тебя хоть кто-то волнуется. Даже мерзкий полицейский. Вы… сирота?
Ларкрайт отпил чая, сосредоточенно смотря в экран. Ответ был вполне очевиден, и зря я полезла, зря открыла рот. Чувствуя себя крайне неловко, я допила чай и поднялась на ноги.
– Ладно. Я посплю еще несколько часов и уйду. А то за меня будут беспокоиться.
Может быть. Хоть кто-нибудь. Хотя бы Карвен.
Инспектор покачал головой.
– Утром я поеду на работу. Выйдешь со мной, я должен быть уверен, что с тобой ничего не случилось. Если попробуешь убежать ночью, Спайк тебя не выпустит. Будет лаять полночи. Но лучше не буди меня, я устал. Все поняла?
Я подумала и сдалась.
– Как скажете, герр Ларкрайт. Спокойной ночи.
– Спокойной, Вэрди. – Он сделал телевизор тише. И опять взял телефон.
Я вернулась в маленькую комнату и легла, закуталась в одеяло. Для меня это было странно: в поезде я обычно заворачивалась в драное покрывало, как в спальный мешок, и накрывалась по самую макушку, чтобы скорее уснуть и не успеть замерзнуть. А здесь можно было растянуться. Почувствовать всем телом чистый матрас. А утром я обязательно приму душ, потому что мыться нагретой водой из озера невозможно.
На этой прозаической мысли я уснула.
Инспектор
[Квартира Карла Ларкрайта]
Утром он чувствовал себя разбитым, правда, скорее морально, чем физически. Зато синяк на скуле совершенно не беспокоил, как не беспокоило и обещание Джины: «Найду тебя и выпотрошу, дохляк!» От воспоминания о бегстве Котов Ларкрайт усмехнулся и пожалел, что не всадил им в спины по пуле.
В тишине Карл изучал потолок, уже начиная размышлять, что скажет Рихарду, если тот о чем-то догадается. Стычка с убийцами. Спасение «крысенка». Казалось бы, что такого в этих поступках для полицейского, да вот только…
«Не лезь никуда в одиночку. Никогда. Я видел, к чему это приводит, что бы ты из себя ни изображал».
И это вчерашнее тревожное «Как ты?». Ланн не мог оставить его даже на день. А хуже всего, что на самом деле у Рихарда были причины для такого отношения.
Грохот посуды заставил вздрогнуть и рывком сесть. Спайк вскочил, потянув носом воздух, побрел к двери в коридор и, подойдя, начал скрести поверхность лапой. Девчонка. За несколько часов сна Ларкрайт забыл о ней. А сейчас она ухитрилась проскользнуть мимо и, – судя по запаху, – хозяйничала на кухне. Карл потер лоб, сгоняя остатки сна. Поднялся и, пройдя через комнату, открыл дверь – пес тут же рванул в коридор. Вэрди приветствовала его радостным, совершенно детским воплем.
Когда минут через пятнадцать сам Карл, уже одетый и чувствующий себя бодрее, зашел на кухню, Вэрди расставляла на столе тарелки с яичницей и чашки, в которых дымился черный кофе. Подняв глаза, она робко уточнила:
– Надеюсь, вы не против? Я в последний раз готовила на плите лет… много назад.
– Конечно, что ты. – Карл улыбнулся. – Спасибо. Как спала?
Вэрди вздохнула и протянула ему вилку.
– Хорошо. Так мягко и так тихо… ну, в общем, здорово.
Она опустила взгляд, начала ковыряться в тарелке. Яичница получилась вкусная, но девочка, казалось, не хотела есть. Карл наблюдал, примерно догадываясь, о чем именно думает гостья, но не решался с ней снова заговаривать. Наконец он все же спросил:
– Как ты живешь… там?
Она отпила кофе и, подумав, коротко ответила:
– Нормально. Привыкла. Только холодно.
– Может, тебе что-нибудь нужно? – испытывая смущение, все же поинтересовался Ларкрайт. – Вещи, или еда, или лекарства… а может, деньги? Я могу тебе помочь, я…
– У нас все есть, спасибо. Справляемся.
Вэрди посмотрела прямо ему в глаза – хмуро, серьезно. Она была очень красивой, и Ларкрайт невольно любовался: голубые глаза, выразительные губы, тонкие черты. Любовался, но куда сильнее – жалел.
– Слушай, Вэрди…
– Да, герр Ларкрайт? – В тоне был тот же холод, что и в глубине глаз.
– Если хочешь, ты можешь… остаться.
Темные брови удивленно поднялись. Карл обхватил ладонями чашку.
– На сколько захочешь. Я отдам тебе вторую комнату. Правда, придется прятать тебя от хозяйки, но…
Девочка смотрела с прежним непониманием. Потом губы скривились в нервной усмешке, и Карл, догадавшись, что ее вызвало, покраснел и поспешно продолжил:
– Не думай, я не хочу… то есть я не собираюсь делать с тобой что-то…
– О чем вы? – вяло поинтересовалась Вэрди, отодвигая тарелку.
– Ты знаешь. – Теперь настала очередь Карла опустить взгляд.
– Нет, не знаю. – Она потерла висок и вдруг расхохоталась: – А… вы хотите сказать, что мне не придется с вами за это спать?
Осталось лишь кивнуть. Вэрди продолжала хохотать, почесывая подошедшего Спайка за ухом. Пес прикрыл глаза, лишь изредка посматривая на Карла, – будто с осуждением. Наконец, отсмеявшись, Вэрди тяжело вздохнула.
– Спасибо, но нет. Вы добрый, я не хочу, чтобы вы рисковали. Репутацией, здоровьем… плевать. У вас все это хотя бы есть, у меня нет. Давайте я не буду это у вас отбирать.
Ларкрайт поставил локти на стол и подался вперед, стараясь, чтобы слова звучали убедительно:
– По улицам опасно ходить таким, как ты, Вэрди. Особенно теперь. Я не хочу, чтобы то, что случилось вчера…
– Я буду осторожнее, – оборвала его девочка. – Я смогу. Я вожак. Мне надо защищать стаю.
– Но…
– У меня есть ответственность, герр Ларкрайт. – Голос звучал непреклонно. – Как и у вас. И давайте каждый останется при своем. Не нужно делать и думать всяких глупостей.
Карл вздохнул. Он чувствовал, с каким трудом Вэрди даются слова. Она хотела остаться – в нищей, но теплой квартире, хотя бы под минимальной защитой. Она хотела высыпаться, регулярно мыться и отвечать только за себя. Все это было написано на лице, но там же было написано, что ее не переубедить. По крайней мере, сейчас.
…Вэрди позволила дойти с ней до лесополосы и заграждений, возвещавших об опасной зоне. Здесь они остановились. Девочка потрепала по макушке Спайка, потом улыбнулась Карлу.
– Спасибо за все. Меня никогда не спасали. И уж точно не звали к себе жить.
Карл, чувствуя резкие порывы ветра, поднял воротник.
– Ты всегда можешь вернуться. Помни. – Он протянул ей лист из блокнота. – Мой номер. Звони, если…
Она быстро скомкала бумажку и спрятала в карман.
– Хорошо, буду знать.
Не позвонит. И не потому, что у нее нет телефона, для этого, в конце концов, есть городские автоматы.
– Обязательно. Я тебе помогу. Обещаешь?
– Обещаю.
Она держала руки за спиной, Ларкрайт не сомневался, что пальцы скрещены.
– Береги себя.
Она сделала шаг навстречу и обняла его:
– И вы тоже.
Девочка в красной толстовке отстранилась, не позволив обнять себя в ответ, и направилась вдоль железной дороги вперед.
Комиссар
[Надзорное управление]
Не оборачиваться, не сдаваться падали. Уже не в первый раз Ланн давал себе такое обещание: по его следу шло слишком много воспоминаний, готовых ожить от мимолетного соприкосновения с реальностью. Запах, звук, слово. Пробудить память могло что угодно, тогда она грызла долго. Иногда, чтобы вонзить зубы, ей достаточно было, чтобы Ланн погрузился в сон.
Сегодня же в кабинет прокрался запах с улицы. Простой, прозаичный запах. Кто-то сжигал мусор.
Он возвращался ночью. Хотелось одного – лечь и уснуть без мыслей о дочери. Их не прогнала даже выпивка.
В воздухе чувствовалась зима. Рождество близилось, и жаль, оно больше не считалось праздником, а стало точкой отсчета. Забавно… когда-то с Рождества началась эра новой религии. Теперь – эра смерти.
Рихард прикрыл глаза и покачнулся. Он не туда свернул, его занесло на полузаброшенную окраину. Здесь не водилось даже собак и кошек, все умерло вместе с детским смехом. Ланн привалился к стене гаража, переводя дух, прежде чем идти дальше. Здесь он и услышал тихий звук двигателя.
Машина остановилась метрах в двадцати. Выглянув из-за угла, Ланн мог видеть, как из нее выходят трое в неприметной одежде. Один нес канистру, двое выволакивали что-то с заднего сидения. Рихард смог различить человеческую фигуру. Этот четвертый был без сознания; лицо закрывали патлы слипшихся – видимо, от крови, – волос.
Неосторожное движение – на асфальт упали очки. Один из незнакомцев выругался, подобрал их и спрятал в карман. Вся процессия направилась к раздолбанной двери ближнего дома. Рихард подождал. Он примерно догадывался, что времени незнакомцам потребуется немного. Скорее всего, они не станут поджигать тело, опасаясь криков, а ограничатся тем, что подожгут дом.
Рихард вынул из кобур на поясе два пистолета. Один был табельный – с зарегистрированным номером. Другой, с глушителем, не принадлежал никому, по крайней мере, официально. И даже с затуманенным рассудком Ланн помнил, из какого стрелять. Взводя курок, он с удовлетворением ощущал: рука не дрожит. В воздухе уже расползался запах гари. Ланн неторопливо направился к двери.
Ему было плевать, кого он убивал: преступников или борцов за справедливость, решивших расправиться с преступником. Методы были одинаково грязными, исход один – три трупа: два лежали на проходе, один остался в задымленном коридоре. Ланн втащил два тела внутрь, перешагнул через третье и, прикрывая лицо от дыма, направился к ближайшей комнате. Там пламя пылало ярче всего.
Жертва – темноволосый юноша – лежал в почти замкнувшемся кольце огня, бросавшего на разбитое лицо тени и уже подобравшегося к окровавленной рубашке. Рихард приблизился, коснулся шеи незнакомца, ощутил слабую пульсацию крови. Что ж, кем бы ты ни был, сегодня у тебя хороший день. Ланн подхватил недвижное тело и поднялся. Кольцо огня успело замкнуться. Рихард, по возможности прикрывая юношу собой, сделал первый шаг сквозь дым.
На улице он жадно вдохнул воздух, опустил спасенного на асфальт и осмотрелся: никого, лишь пустая машина. Нужно бы вызывать пожарных, иначе запылает весь мертвый квартал… но не сейчас.
Обожженные руки болели, плащ обуглился. Но пульс юноши все еще бился. Приятное лицо было… знакомым? Да, Ланн вспомнил, где видел его раньше, – в газете недельной давности. Оппозиционный журналист. Карл Ларкрайт. Осознав это, Рихард примерно догадался, чьих людей убил, и усмехнулся: пусть окружавшие Труду ублюдки знают, что дела надо делать чисто.
Рихард начал расстегивать пуговицы на рубашке журналиста, облегчая тому дыхание. Непрямой массаж сердца он в последний раз делал лет десять назад, может, больше… и ему казалось, что движения слишком грубые для худой грудной клетки.
– Надеюсь, я тебя не угробил, – прошептал Ланн, снова всматриваясь в лицо.
Ресницы дрогнули. Юноша со стоном открыл глаза. Не дожидаясь вопросов, Рихард приветствовал его:
– Комиссар Ланн, криминальная полиция. Кстати. – Он помог Ларкрайту приподняться и указал на дом. – Попрощайся с друзьями.
Улыбка тронула разбитые губы.